Хватайся за соломинку. Жар бабьего лета - Марина Серова

Я без проблем отыскала ее квартиру и позвонила в дверь. Открыла сама Оля, и при виде меня на лице ее отразилось крайнее изумление.

– Добрый день, – сказала я, – можно войти?

– Здравствуйте, проходите.

Она посторонилась, пропустив меня в прихожую, и закрыла дверь.

– Оля, вы меня помните? Я на днях приходила к вам в агентство.

– Да, конечно, помню. Вы – журналистка.

– Именно так, Оля. Мне нужно получить от вас кое-какую информацию.

– Конечно! Проходите, пожалуйста, в мою комнату.

Судя по безмолвию в квартире, Оля была дома одна. Мы вошли в ее комнату, она предложила мне стул, а сама уселась на кровать и спросила с готовностью:

– Что нужно рассказать?

– Начнем с того, как сейчас обстоят дела в «Лотосе».

Оля пожала плечами:

– Сама еще не знаю. Мы со вчерашнего дня не работаем. Там была ревизия, обнаружили какие-то нарушения. Я думаю, мне придется подыскивать другую работу, – вздохнула она.

– Вы давно работаете в «Лотосе»?

– С февраля, больше семи месяцев.

– Значит, у вас было достаточно времени, чтобы осмотреться. Поделитесь своими наблюдениями по поводу ваших начальников.

– Откровенно? – с лукавой улыбкой спросила Оля.

Я кивнула и улыбнулась ей в ответ:

– Само собой. Это останется между нами.

– Больше всех мне всегда Андрей Терентьев нравился. С ним приятно работать. Он никогда голоса не повысит, всегда выслушает, поможет, если надо. Таких начальников редко встретишь. Балашихин – его полная противоположность. Другого такого зануду еще поискать. Ко всякой мелочи придирается, по любому пустяку выволочки устраивает. Его Андрей всегда утихомиривал, и, если бы не он, я бы с таким противным шефом точно не сработалась.

Пока наши оценки совпадали. Я поинтересовалась:

– А как насчет Колесникова?

– Колесников? – Оля вновь пожала плечами. – Трудно сказать. Я с ним мало общалась. Не то чтобы он был таким же сухарем, как Балашихин. Просто он… Как бы это сказать, на дистанции ото всех держался. Был неразговорчив. Андрей шутил, что из них троих только его можно к клиентам подпускать. А остальные, что Колесников, что Балашихин, в общении с людьми не очень-то сильны. Конечно, Колесников не был таким злыднем, как Балашихин, просто он был замкнутым человеком. Вот и все, что я могу о них сказать.

– Ничего, если я буду с тобой на «ты»? – спросила я.

– Конечно! – улыбнулась девушка.

– Скажи, Оля, не было ли в последнее время слышно разговоров о каких-нибудь неприятностях, проблемах в агентстве?

Она покачала головой.

– В том-то и дело, что нет До нынешнего понедельника, то есть до гибели Колесникова – так, наверное, будет точнее, – дела шли неплохо. Все, что произошло, для меня – как гром среди ясного неба. Утром в понедельник, когда я пришла на работу, там уже были Терентьев с Балашихиным. Андрей мне сказал, что Колесников погиб при невыясненных обстоятельствах. И попросил об этом не распространяться, чтобы не отпугнуть посетителей. Сказал, чтобы я продолжала работать как ни в чем не бывало. А тут еще наш менеджер, Володя Селиванов, пропал. Как ушел в пятницу, так больше в агентстве не появлялся. Я звонила ему домой, но его и там не оказалось. Странно это, не похоже на Володю. Он всегда был исполнительным, обязательным. Не знаю, что и думать. – Она умолкла.

– А теперь, Оля, мне нужно, чтобы ты во всех подробностях припомнила, что происходило в агентстве в пятницу. Кто и когда приходил в офис?

Секретарша подняла глаза к потолку и сосредоточенно сдвинула брови.

– Посетителей было немного. Хотя обычно у нас так и бывает. Сначала пришли парень с девушкой, по-моему, молодожены. Долго выбирали маршрут. Совещались, спорили, но так ничего и не решили. Потом были пожилой мужчина с девушкой. Ну, понятно, что за парочка, – Оля усмехнулась. – На Кипр хотели ехать. Еще несколько человек заходили, но просто приценивались.

– Вспомни, пожалуйста, не было ли в тот день чего-нибудь странного, какого-нибудь необычного клиента или клиентки?

– А как же, – оживилась девушка, – была одна. Она пришла незадолго до закрытия. Я на нее сразу внимание обратила. Она вошла как-то неохотно, нерешительно. Я, как обычно, к ней обратилась, но она меня не слушала, отвечала невпопад. А тут меня Балашихин вызвал. Я ей предложила посидеть в кресле, дала полистать журналы, а сама вышла. Когда вернулась, увидела, что она стоит в дверях. Я ее окликнула, она ответила, что зайдет в другой раз, и ушла.

– А что в ней было странного? – спросила я.

– Чувствовалось, что она очень нервничает. Это меня в ней и насторожило.

– Как она выглядела, помнишь?

– Да, отлично помню. Она из тех, кто сразу в глаза бросается, очень яркая. Длинные рыжие волосы, одета очень хорошо. Невысокого роста, стройная, с хорошей фигурой. На пальцах перстни золотые, часы с золотым браслетом. В общем, сразу ясно, что не из бедных.

– А лицо ее ты не помнишь?

Я почувствовала знакомое волнение, как бывает, когда наконец дело начинает сдвигаться с мертвой точки.

– Я не смогла толком разглядеть ее лица. Она была в темных очках, что меня удивило – день-то был пасмурный. Волосы распущенные, пол-лица закрывали. И к тому же она все время вертела головой. Я обратила внимание на полные, ярко накрашенные губы. И еще заметила – это даже сквозь слой косметики было видно, что кожа у нее неважная.

Я засмеялась:

– И это ты называешь «не смогла разглядеть»… А какого возраста она была?

– Примерно лет тридцати или немного больше.

– Оля, вспомни, что у нее с собой было?

На этот раз девушка призадумалась.

– Сумочка у нее была коричневая, лакированная, по-моему, из крокодиловой кожи.

– А не было ли у нее с собой ноутбука?

– Ноутбука? Нет, я не видела. Ой, постойте, у нее же пакет был, большой, черный. Она его еще на пол поставила, когда в кресло садилась.

– А по очертаниям ты не могла бы хотя бы приблизительно определить его содержимое.

Подумав, Оля немного неуверенно произнесла:

– Мне показалось, там было что-то увесистое… Похоже на книги. Или… Да! Там вполне мог быть ноутбук!

Почувствовав, как усиливается мое волнение, я сказала:

– Понимаешь, Оля, очень вероятно, что эта женщина оставила ноутбук в вашем офисе. Ты ничего не заметила?

– Нет. Никакого ноутбука я не видела. И никаких посторонних вещей после ее ухода не находила.

– А кто еще из ваших сотрудников видел эту посетительницу?

– Кроме меня, пожалуй, никто. Когда она пришла, я была одна в приемной, из начальства туда никто не входил. Володя Селиванов отлучался по делам и вернулся только минут через десять после ее ухода.

– А кто был из начальников?

– Балашихин и Колесников.

– А Терентьева не было?

– Нет. Его вообще не было после обеда. В час дня он собрался, со всеми распрощался до понедельника и уехал.

– А куда, ты не знаешь?

– Нет, конечно. С какой стати он стал бы мне докладывать?

– Ясно. А скажи-ка, Оль, раньше ты эту женщину не видела?

– Нет, никогда. У меня хорошая память на лица, такую я бы не забыла.

– А теперь, Оленька, постарайся до мельчайших подробностей вспомнить все, что происходило в офисе после ухода той женщины вплоть до самого конца рабочего дня.

– Вспоминать-то особенно нечего, она ведь вечером приходила. Меньше чем через час я пошла домой.

– Она была последней посетительницей?

– Да, последней. Это я точно помню. После ее ухода я еще немного посидела за столом и стала потихоньку собираться.

– А что делал Володя Селиванов после того, как вернулся в агентство?

– Сначала он разговаривал с Балашихиным, потом вошел в приемную, сел за свой стол.

– А в его поведении ты тогда ничего странного не заметила?

– Нет, – Оля покачала головой. – Он был таким же, как всегда.

Я кивнула и попросила ее продолжить рассказ.

– В половине шестого я вспомнила, что должна полить цветы перед выходными. Взяла лейку и пошла за водой. У нас цветов много, приходится долго с ними возиться.

– Что в это время делал Селиванов? – спросила я.

– Он сидел за своим столом, потом стал складывать бумаги в сейф. Тоже начал порядок наводить перед уходом. Да, вот еще вспомнила. Когда я вернулась с лейкой, он говорил по телефону.

Голос ее возбужденно задрожал, и на щеках выступил румянец. Я поняла, что Оля начала вспоминать что-то важное, затаила дыхание и вся обратилась в слух.

– Кстати! – воскликнула она. – Он говорил о ноутбуке. Да-да, я точно помню! Он звонил своему приятелю, Саше Бронникову. Звонил, видно, на работу, потому что попросил позвать его к телефону и назвал по фамилии. Я несколько раз видела этого парня, он приходил к Володе. Потом я снова пошла наполнять лейку и поэтому начала разговора не слышала. А когда вошла, Володя осекся и понизил голос, как будто не хотел, чтобы я знала, о чем речь. Но краем уха я все же услыхала, что он договаривается о встрече. И раз или два в разговоре промелькнуло слово «ноутбук». Я видела, что мешаю Володе, поэтому поскорее опустошила лейку и вышла, тем более что предмет разговора меня совершенно не интересовал. И дальше он стал вести себя довольно странно. Я знала, что Володя в этот день хотел уйти пораньше – у его матери был день рождения. И здорово удивилась, видя, что он не особенно спешит. Первым ушел Колесников и сказал, что мы тоже можем быть свободны. Я собралась, надела плащ, а Володя все так же сидел за столом. Уж не знаю, чем он занимался. Я спросила, не собирается ли он уходить, он ответил, что еще немного побудет. Я, конечно, не стала его ни о чем расспрашивать и пошла домой.