Социализм. История благих намерений - Александр Монович Станкевичюс

так больно достается со всех сторон, и его только бранят, а никто не похвалит… А между тем, право, его есть за что и похвалить. Правда, он вовсе не рыцарь, не думает нисколько ни о добродетели, ни о морали, ни о чести и весь погружен в приобретение, или, как у нас ловко выражаются, в “благоприобретение”; правда, он торгаш, ал-тынник, спекулянт, разжившийся всеми неправдами, откупщик; но он очень умен и, что мне больше всего нравится в нем, очень верен самому себе, логически последователен… Он, видите ли, лучше своих предшественников смекнул, на чем стоит и чем держится общество, и ухватился за принцип собственности, впился в него и душою и телом и развивает его до последних следствий, каковы бы они ни были… Воля ваша, а тут нельзя не видеть своего рода героизма и логической последовательности… И как ловко взялся он за это: из старой морали и из всего, чем думало держаться прежнее общество, он удержал только то, что пригодно ему как полицейская мера, облегчающая средства к “благоприобретению” и обеспечивающая спокойное обладание его сочными плодами… Чудный век! нельзя довольно нахвалиться им! Его открытие важнее открытия Америки и изобретения пороха и книгопечатания, потому что открытая им великая тайна – теперь уже не тайна не для одних капиталистов, антрепренеров и подрядчиков, словом, “приобретателей”, живущих чужими трудами, – нои для тех, которые для них трудятся…» [25].

В письме Боткину от 2–6 декабря 1847 г. он развивает эту тему еще больше: «Я понимаю, что буржуази – явление не случайное, а вызванное историею, что она явилась не вчера, словно гриб выросла, и что, наконец, она имела свое великое прошедшее, свою блестящую историю, оказала человечеству величайшие услуги». И далее он противопоставляет крупный капитал среднему классу: «…не на буржуази вообще, а на больших капиталистов надо нападать, как на чуму и холеру современной Франции. Она в их руках, а этому-то бы и не следовало быть. Средний класс всегда является великим в борьбе, в преследовании и достижении своих целей. Тут он и великодушен и хитер, и герой и эгоист, ибо действуют, жертвуют и гибнут из него избранные, а плодами подвига или победы пользуются все… Горе государству, которое в руках капиталистов… Я не принадлежу к числу тех людей, которые утверждают за аксиому, что буржуази – зло, что ее надо уничтожить, что только без нее все пойдет хорошо. Я с этим соглашусь только тогда, когда на опыте увижу государство, благоденствующее без среднего класса, а как пока я видел только, что государства без среднего класса осуждены на вечное ничтожество… Пока буржуази есть и пока она сильна, – я знаю, что она должна быть и не может не быть. Я знаю, что промышленность – источник великих зол, но знаю, что она же – источник и великих благ для общества. Собственно, она только последнее зло в владычестве капитала, в его тирании над трудом. Я согласен, что даже и отверженная порода капиталистов должна иметь свою долю влияния на общественные дела; но горе государству, когда она одна стоит во главе его!» [23].

Радищев и Белинский были такими же косвенными предшественниками русских социалистов, как и любые европейские «буржуазные» мыслители XVIII столетия – социалистов французских и немецких. Не будучи сами социалистами, они выдвигали такие идеи и боролись за такие преобразования, которые в любом случае были необходимы (с точки зрения научного социализма) для построения социализма. В последующем в спорах о необходимости «буржуазного» этапа перед социалистической революцией и даже о возможности эволюционной работы социалистов в условиях буржуазного парламентаризма будет сломано немало копий. Но даже большевики, как наиболее радикальные представители социалистического движения, так или иначе оставили место буржуазным революциям и буржуазным мыслителям в своей истории как явлениям «прогрессивным» на определенном этапе разворачивающейся истории. Именно поэтому нельзя рассказать о русском социализме, не упомянув Радищева и Белинского. Пусть те и не были противниками частной собственности, семьи и религии, однако направляли свое перо против «самодержавия», крепостного права, крупного капитала. Точно так же было отдано «должное» русским революционерам-декабристам, устроившим восстание в декабре 1825 г., – советской историографией они оценивались как дворянские революционеры, восставшие против самодержавия и крепостного права, но в силу своей «классовой ограниченности» не смогшие отказаться от помещичьего землевладения и монархии (предполагался переход к конституционной монархии и федеративному устройству). В Большой советской энциклопедии им дана следующая положительная оценка: «Восстание декабристов занимает важное место в истории революционного движения России. Это было первое открытое выступление с оружием в руках в целях свержения самодержавия и ликвидации крепостного права. В. И. Ленин начинает с декабристов периодизацию русского революционного движения. Значение движения декабристов было понято уже их современниками: “Не пропадет ваш скорбный труд”, – писал А. С. Пушкин в своем послании в Сибирь к декабристам. Уроки восстания декабристов усваивались их преемниками по революционной борьбе: Герценом, Огаревым, последующими поколениями русских революционеров, которые вдохновлялись подвигом декабристов. Профили пяти казненных декабристов на обложке “Полярной звезды”Герцена были символом борьбы против царизма. Декабристы были страстными просветителями. Они боролись за передовые идеи в педагогике, постоянно пропагандируя идею о том, что просвещение должно стать достоянием народа». К сожалению, из-за того, что в СССР Радищев, Белинский и декабристы воспринимались в целом положительно (это отразилось в том числе в топонимике), некоторые современные российские консерваторы совершенно несправедливо относят этих русских деятелей к социалистам.

Непосредственными предшественниками «научных социалистов» (или, по словам Ленина, социал-демократов) были революционные демократы: Александр Герцен, Николай Чернышевский, Николай Добролюбов, Дмитрий Писарев, Николай Огарев и др. Пик их литературной деятельности приходится на конец 1850-х – 1860-е гг. Этих публицистов объединяли социалистические идеи и, соответственно, мечты о построении нового справедливого общества, причем выраженные не в формате сухих экономических и политических исследований, а включенные в тексты романов, литературной критики и мемуаров (например, «Что делать?» Чернышевского, «Когда же придет настоящий день» Добролюбова, «Былое и думы» Герцена и т. д.). Однако были моменты, в которых у революционных демократов не нашлось бы точек соприкосновения с «научными социалистами» следующих поколений – положительное отношение к русской крестьянской общине, надежда на нее как на основу для решения существующих проблем в царской России и построения нового общества. Как писал Герцен, «мы русским социализмом называем тот социализм, который идет от земли и крестьянского быта, от фактического надела и существующего передела полей, от общинного владенья и общинного управления, – и идет вместе с работ – ничьей артелью навстречу той экономической справедливости, к которой стремится социализм вообще и которую подтверждает наука» [221].

Идеи