Социализм. История благих намерений - Александр Монович Станкевичюс

будет испытывать нужду, и эта нужда – то, что движет капитализмом. Увеличение численности пролетариев, наличие постоянной безработицы у одной части рабочих, что используется для давления на них со стороны капитала, относительное и абсолютное обнищание рабочего класса – все это мыслилось Марксом как неизбежное следствие таких отношений, где существует присвоение прибавочной стоимости, т. е. капиталистических отношений.

III. Капиталистические отношения описаны Марксом очень подробно, хотя и не могут претендовать на научную объективность. Надо понимать, что Маркс большую часть жизни провел в Англии и то, что мы видим на страницах его работ, – это слепок, даже некая карикатура на те общественно-экономические отношения, которые существовали в Англии середины XIX в. Он застал капитализм в весьма сыром, зачаточном виде, и это всегда нужно иметь в виду, когда читаешь исторические главы «Капитала», вроде «Машины и крупная промышленность». В таких главах Маркс обильно цитирует сведения фабричных инспекторов, приводит слова современников и т. д., что само по себе ценно для историка, но не отражает объективных законов экономики.

Тем не менее капиталистические отношения никто до Маркса не мог разобрать столь подробно. Маркс наделил капитализм несколькими характерными чертами, которые должны были его же и погубить. Таким образом, в глазах современников идеи Маркса получили предсказательную силу.

Марксизм сводит суть капитализма к самовоспроизводству капитала, его бесконечному накоплению[2]. Капитал должен приносить капитал, или деньги должны приносить деньги. У капитализма нет никакой другой цели, кроме как самосохранение и умножение себя самого, и в этом отношении он полностью подчиняет себе волю и разум капиталиста. Отсюда выводятся фундаментальные противоречия капитализма, которые можно свести к двум основным: анархия производства и рост пролетариата, который сам же и покончит с капитализмом (иными словами, капиталистическая система растит своих убийц). Анархия производства заключается в том, что капиталисты в погоне за прибылью яростно конкурируют между собой, поэтому стараются производить как можно больше своих товаров, чтобы заполонить ими рынок и выбить из него конкурента. В результате такой анархии возникает перепроизводство, огромные объемы ресурсов капитализм расходует впустую, масса товаров не находит покупателя, так как экономика перенасыщена ими. Разумеется, с экономической точки зрения это не так, и об этом мы еще поговорим в следующих частях книги. Что касается второго основного противоречия, то оно сводится к утверждению о классовом строении капитализма в виде наличия четко выраженного класса эксплуататоров (капиталистов, буржуев) и эксплуатируемых (пролетариата). При этом само развитие капитализма, расширение производства, открытие новых фабрик требует увеличения числа пролетариев даже сверх необходимого на данный момент количества рабочих рук[3]. Труд на фабриках способствует, в свою очередь, все большей сплоченности трудящихся на этих самых фабриках, получению ими опыта кооперации и организации. Рано или поздно сплочение пролетариата должно развить в них классовое сознание, и тогда они просто сбросят иго капиталиста и возьмут производство в свои руки, подчинят его себе.

Маркс считал, что закономерности развития капиталистических отношений неизбежно ведут к монополизации производства, его централизации, аккумулированию производственной мощи в руках узкого круга лиц. Количество конкурентов на рынке будет уменьшаться, их станут поглощать более крупные и сильные капиталисты, сосредотачивая промышленность и вступая между собой в картельные соглашения ради преодоления анархии производства, тем самым еще более увеличивая степень такого сосредоточения, пока рано или поздно все производство не примет вид государственно-монополистического капитализма. Однако для марксизма монополизация не является злом, которое коммунисты хотели бы исправить, вернув все во времена ремесленников и крестьян. Напротив, капиталистические монополии представляют собой подготовку к социализму, поскольку социалисты всегда мечтали о централизованном управлении экономикой – здесь им остается только национализировать уже готовые монополии, уже готовые объединения крупных предприятий. В конце концов, по мнению Маркса, для средств труда, которые порождаются частнокапиталистической экономикой, возможно только коллективное использование, а сами капиталисты уже в рамках капиталистической формации постепенно теряют свое право собственности, уже экспроприируются путем централизации капиталов. «Один капиталист побивает многих капиталистов»[4].

Таким образом, капитализм для своего времени, по отношению к феодализму есть прогрессивная формация, предшествующая социализму и коммунизму. Капиталистическая тенденция к монополизации и централизации готовит дорогу к централизованному управлению экономикой, буквально создавая для социализма уже работающий аппарат. Что интересно, устранение конкурентов и укрупнение за их счет рассматривается Марксом как экспроприация частной собственности. То есть частная собственность в капитализме не является незыблемой, а политика экспроприации вполне может быть составной частью капиталистических отношений. Суммируя все это, мы можем сказать, что социализм не так уж сильно отличался от капитализма, поскольку его задачей было не прекращение капиталистического процесса, а его завершение и доведение до логического конца – сведение всей экономики, всего производства под управление государства (или диктатуры пролетариата). Немного позднее, уже после смерти Маркса, Фридрих Энгельс разовьет эту концепцию, наблюдая за поведением трестов и картелей [143]. Он писал, что «на известной ступени развития становится недостаточной и эта форма; все крупные производители одной и той же отрасли промышленности данной страны объединяются в один “трест”, в союз, с целью регулирования производства… в трестах свободная конкуренция превращается в монополию, а бесплановое производство капиталистического общества капитулирует перед плановым производством грядущего социалистического общества. Правда, сначала только на пользу и к выгоде капиталистов… Так или иначе, с трестами или без трестов, в конце концов государство как официальный представитель капиталистического общества вынуждено взять на себя руководство производством. Если кризисы выявили неспособность буржуазии к дальнейшему управлению современными производительными силами, то переход крупных производственных предприятий и средств сообщения в руки акционерных обществ, трестов и в государственную собственность доказывает ненужность буржуазии для этой цели. Все общественные функции капиталиста выполняются теперь наемными служащими. Для капиталиста не осталось другой общественной деятельности, кроме загребания доходов, стрижки купонов и игры на бирже, где различные капиталисты отнимают друг у друга капиталы. Если раньше капиталистический способ производства вытеснял рабочих, то теперь он вытесняет и капиталистов – правда, пока еще не в промышленную резервную армию, а только в разряд излишнего населения. Но ни переход в руки акционерных обществ и трестов, ни превращение в государственную собственность не уничтожают капиталистического характера производительных сил. Относительно акционерных обществ и трестов это совершенно очевидно. А современное государство опять-таки есть лишь организация, которую создает себе буржуазное общество для охраны общих внешних условий капиталистического способа производства от посягательств как рабочих, так и отдельных капиталистов. Современное государство, какова бы ни была его форма, есть по самой своей сути капиталистическая машина, государство капиталистов, идеальный совокупный капиталист» [407, с. 408–410].

Так что социалистам, совершившим революцию, остается экспроприировать не столько частную собственность капиталистов, сколько само государство-капиталиста, вобравшего