Не ешь груши! (СИ) - Колотилина Октавия

— Да. Ты-то — знаешь.

— Дьявол! — Грейн сорвала с себя перчатки, отбросила со звоном, стянула шлем, пнула его.

По стенам проходили алые, жёлтые, пунцовые волны ярости, негодования, страха.

— Ты сделал это! Я-то знаю! Знаю... Значит, мне нельзя соединиться с Древом. Моя жизнь, мои умения, труды — всё пропало!

Она сжалась на коленях в тени трона, сомкнув перед лицом кулаки. И услышала:

— Видишь, в конце концов оказывается важным, добрый ты или злой. Не для Вселенной — а для тебя.

Доктор почти достиг выхода, через щель была видна морщинка у носа спящего.

Грейн простёрла пальцы в потолок, воскликнула:

— Я не влилась! Держись!

Трон взорвался, зал наполнился огненным хаосом.

Доктор прыгнул в проход...

***

И распахнул глаза.

Пленница металась в агонии между силовыми полями. Реже, реже...

Клара совала под нос флакон с противным запахом; Доктор отмахнулся от неё и потёр ушибленный затылок.

ТАРДИС, старушка: всё те же координаты.

— Сколько меня не было?

Невозможная девчонка улыбнулась, загадочная, как всегда — всё-таки она изумительно хорошенькая со своим вздёрнутым носиком!

— Секунд пять провалялся, если ты об этом.

— Самое короткое путешествие в моей жизни. — Он поморщился от боли.

Заиграла резкая мелодия; кокетливым жестом откинув волосы, Клара приложила телефон к уху.

— Слушаю?

И закрыла микрофон, с глазами на пол-лица:

— Это ты звонишь!

— Нажимай отбой, не разговаривай! — шёпотом закричал Доктор, интенсивно показывая, как будто что-то кладёт.

Она пожала плечами, трубка отправилась в карман. Проведя пальцем по панели управления, взглянула на дисплей:

— Ого! За пять секунд поступило сорок три сигнала срочного вызова. На какой полетим?

Галлифреец махнул рукой:

— Отменяй все, я сам вызывал.

— Один из них по-русски, но ТАРДИС переводит только слово «Доктор». Отчего бы?

— Этот оставь.

— А почему моя копия сказала: «Я не влилась, держись?»

***

Грейн быстро отошла от окна, сняла латные перчатки, шлем, с трудом избавилась от доспехов, закопала броню поглубже в ветошь старых воспоминаний — благо, у Повелителя Времени их было в достатке.

Доктор оказался намного сильнее и хитрее, чем она предполагала. Как он смог уничтожить ту, настоящую?

Вокруг валялись обломки надежд, незавершённые изобретения, отрывочные образы. Она — только ментальная копия настоящей Грейн, которую передали в мозг Доктора как подарок за его ментальную копию.

Проклятый обмен разумами!

Ведь это казалось отличной идеей: получить знания Повелителя Времени, почти ничем не жертвуя — ну, разберёт Доктор ментальную копию по частям, это же всего лишь слепок, всегда можно создать новый.

А теперь настоящая Грейн погибла, и «слепок» — единственное, что от неё осталось. Если позволить себя уничтожить, всё пропадёт — наработки, добытые у разных народов знания о техниках маскировки, о способах камуфляжа, о защитной амуниции. Целая жизнь.

Вряд ли удастся взять контроль над этим непостижимым, нечеловеческим разумом. Придётся прятаться. Хвала Деве Марии, лабиринт здесь похлеще, чем в космическом корабле галлифрейцев, есть где спрятаться.

Но как он смог её убить?! Уничтожить, без возможности обратиться к Древу и сохранить себя. Непостижимо! Нашёл какую-то брешь. О, Доктор опасен, Грейн даже не представляла — насколько.

Ничего. У всех есть слабое место. Надо только хорошенько поискать.

Эпилог

Инга проснулась, обвела мутным взором библиотеку. Никаких лишних стеллажей... Б-ррр. Холодно же!

Пошевелила затёкшей кистью — из неё выпала ручка. Неужели писала во сне?!

Только это не конспект.

Она перечитала каракули раз, другой.

Вырвала лист и бросилась в лабораторию, по дороге сшибив хмурую библиотекаршу.

Мелькали знакомые закоулки Московского Медицинского. На повороте перед ней выскочила здоровенная фигура: Василий Никифоров, о нет! Не сейчас!

— Эй! — заорал хоккеист, расставив ручищи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Не сбавляя скорости, Инга поднырнула, почти распластавшись по полу, и метнулась к лестнице; сзади доносились топанье и вопли.

Выход на лестницу был закрыт, кривая надпись мелом на двери сообщила: «Рэмонт».

Тупик! Инга развернулась, приняла фронтальную стойку, шагнула левой вперёд.

— Киай! — крикнула она, молниеносно рванула нападающего на себя и нанесла удар в пах, болевым приёмом закручивая руку ему за спину.

Вася сложился втрое.

— Меня. Зовут. Инга. Валерьевна, — отчеканила звонко. — Запомнил?

Из ослабевших пальцев бугая вывалилась зачётка.

— Да... Извините, на имена память плохая... Я вам реферат принёс, вы тройку обещали...

Преподавательница отпустила захваченную конечность и смахнула волосы со лба.

Точно, это же был сон! Как нехорошо получилось.

Она помогла парню подняться, подобрала синюю книжечку.

— Ты как, сам дойдёшь? — побеспокоилась Инга, нацарапав подпись напротив цифры «4».

— Да... Спасибо...

Глядя на хромающего прочь студента, вспомнила о смятом листе — и рванула в лабораторию.

***

Через три месяца они с Алексеем гуляли в Щукинском парке. Желтизна ушла с его лица, мышцы округлились, и уши уже не торчали двумя локаторами, а казались вполне нормальными. Или это причёска отросла? Опухоли рассосались, но пациент ещё находился под стационарным наблюдением.

Инга сама не могла поверить, что написанный во сне рецепт сработал; похоже, придётся менять тему кандидатской.

По бурой хвое, устилавшей дорожку, пробежала белка, мигом взлетела на толстый ствол. Сверху планировали жёлтые листья клёна.

Парень прижал Ингу к сосне; она в который раз вывернулась.

— Инга, ну скажи — почему? — Алексей с досадой отбросил прочь пакетик с кедровыми орешками. — Я тебе противен, да?

— Нет, всё не так! Просто мне надо работать... — Нос опять защипало. Ну как объяснить ему, что словно глиняная стена встаёт впереди, как только крупные губы — такие желанные губы! — приближаются к её лицу?

— Какая ещё работа?! — Алексей поймал тонкий белый ремешок алого платья и притянул к себе. — Здесь, сейчас?

Уклонение, точный бросок... Физрук на лопатках.

— Ой, извини, я нечаянно! — запричитала она и кинулась поднимать любимого.

— Когда ты каратэ-до успела освоить? — держась за копчик, простонал Алексей.

По рассыпанным орехам уже скакали две белки и громко выясняли отношения.

Готовить Инга не умеет, в литературе с историей не разбирается, под глазами синяки, низ живота опять выпирает, на диету пора... А теперь ещё и это. Если Алесей сегодня же не внесёт больничную подружку в чёрный список — будет удивительно.

— Лучше бы не осваивала, — в нос проговорила она. — Раньше хоть какой-то шанс был...

И продекламировала:

Весенняя листва. Где в жизни счастье? Дерутся белки. О боги, только не хокку!