Гильза с личной запиской - Валерий Дмитриевич Поволяев

канделяшку, суп французский? – спросил Жигулин. Несмотря на сложности, – снег плотно запечатал их в доме, – он бодрости не потерял.

– Из лука.

– Ну, док, ты и этому в лагере обучился?

– И этому тоже. В зоне, между прочим, немало умных людей находится. Могут обучить чему угодно.

– Плохому?

– Хорошему!

Лук у них имелся, солидный запас, целых три мешка, плюс еще немного россыпью. Правда, до мешков руки еще не дошли – их надо было разобрать, и лук разложить где-нибудь на чердаке. В мешках он может сгнить.

Анисимов начал чистить лук. Жигунов, сидевший рядом с ним, очень быстро стал шмыгать носом, кашлять сипло, одышливо, на глазах у него заблестели слезы. А Анисимову хоть бы хны, словно бы он и не с луком имел дело, – ни одной слезинки, ни одного чиха, крепкий луковый дух на него не действовал.

– Во, огородный фрукт злобствует, – не выдержал Жигунов и, не в силах больше слышать собственное хлюпанье, резким рывком отодвинулся от Анисимова.

Анисимов на это отреагировал кроткой улыбкой. От злого лукового духа есть лишь одно средство – вентилятор: надо направить струю прямо на ножик, кромсающий луковицу, и тугой воздух отгонит горький луковый аромат в сторону.

– Луковый суп, считается, изобрел сам Людовик Пятнадцатый, французский король. – Анисимов поймал неверящий жигуновский взгляд и подтвердил сказанное решительным жестом, с силой придавив ладонью воздух: – Да-да!

Жигунов хлюпнул носом – говорить не мог, глотка у него была забита мокретью.

– Король находился на охоте и заночевал в лесу, в далеком загородном доме. Проголодался он, как было принято говорить в те времена, изрядно, из еды у него были только сыр и лук. И еще несколько бутылок шампанского… В общем, король, несмотря на свое высокое происхождение, сварил себе суп, помараковал немного, соображая, что может получиться из лука с шампанским, поломал себе башку и сварил.

– А где ты возьмешь шампанское? – перебил Анисимова Жигунов и ехидно сощурил слезящиеся глаза.

– А зачем нам шампанское? – в свою очередь с невинным видом полюбопытствовал Анисимов.

– Но суп-то… суп должен быть с шампанским. Ты же сам сказал.

– Вовсе не обязательно.

– Жаль, – нотки минутного разочарования в голосе Жигунова были очень искренними. – Если без шампанского… он будет достоин, чтобы я его ел?

– С языком проглотишь. Обещаю. Если не понравится – нальем тебе стакан водки от всего нашего коллектива. Выпьешь один.

– Один не хочу. Я человек компанейский. Если сплю, то только вдвоем.

– С кем? С кошкой?

– Тьфу! Типун тебе на язык. – Вид у Жигунова сделался возмущенным, он даже привстал с места, хотел добавить что-то еще, но не стал, лишь покачал головой, в следующую секунду сменил тему. – А насчет супа ты, док, придумал хорошо. Может, нам не луковый супчик сотворить, а российский? Под названием уха? Из калуги, например… Э?

– Можно и из калуги. Можно из кабанятины… Но в следующий раз. Кабаны скоро пойдут по первому снегу – на мушку брать очень сподручно. Можно птичек настрелять, брат Серега Николаич, сварить шурпу или суп-каккали…

Действовал Анисимов ножом очень ловко, не успел Жигунов оглянуться, как в кастрюльке плавал целый десяток очищенных и мелко порезанных луковых головок.

Суп получился настоящий, хотя никто из присутствующих не знал, что такое французский луковый суп, но когда распробовали, то все попросили добавки. Все без исключения.

Даже Баська, существо, при луковом запахе нервно дергающее усами и вообще старающееся отпрыгнуть в сторону при виде луковой головки, покрытой тонкой шелухой, для одежды не очень-то годной, и та выхлебала плошку бледно-зеленой, с сырным оттенком вьюшки и с удовольствием облизнулась.

Это была высшая оценка поварских способностей Анисимова. Делом рук своих доктор был доволен.

Снегопад то усиливался, то, наоборот, ослабевал, шевелился еле-еле, но не прекращал идти ни на минуту. Видать, запасы скопились в облаках солидные, они не иссякали, а когда поток падающих хлопьев слабел, некий небесный диспетчер подгонял очередной эшелон, и мягкие влажные плошки с утроенной скоростью начинали валиться вниз, на затихший амурский берег.

Вода в Амуре была черной, крутилась бешено, заворачивалась в жгуты и готова была подниматься над течением тяжелыми вращающимися смерчами, но слишком велик был ее вес, и вода с громким плеском и вообще с колдовским шумом опадала, рождала плоские тяжелые волны и через несколько мгновений затихала…

Затихала, чтобы еще через несколько мгновений возбудиться вновь, обратиться в громоздкий неуклюжий сноп и попытаться взмыть над Амуром. Ну, насчет взмыть, дело было по-прежнему дохлое, ни один из этих шумных гейзеров еще не сумел этого сделать, вода не могла одолеть саму себя.

Через пять дней наши зимовщики проснулись и удивились тишине, которая царила за окном.

Дом изнутри заливала небесная белизна, рождавшая в душе радостное торжественное ощущение, даже Баська сидела перед плошкой с праздничным видом, хлопала глазами и мурлыкала громко и звонко, словно заведенный будильник.

Первым делом надо было прокопаться к соседнему дому, обрадовать народ: снег кончился… Микулин выбрался на улицу, ухватил в руку немного мягкой холодной мякоти, стиснул и посмотрел на капель, полившуюся под ноги.

– Хотя первый снег почти всегда сходит с земли, обращается в воду, в ручьи, этот может не сойти.

– Откуда знаешь, командир? – заинтересованно прищурил один глаз Жигунов.

– Да есть кое-какие приметы, – неопределенно ответил Микулин, – совпадают с тем, что преподносит природа. А раз есть совпадения, то должен быть предсказуемый результат.

Расчищались до самого вечера – снега навалило много. Жигунов не выдержал, поскреб рукой затылок.

– Этак на Амуре скоро будет, как на Севере. В Амдерме снег запечатывал дома настолько, что народ вылезал на улицу через трубы.

– Это какую же трубу надо иметь, чтобы через нее вылезти?

– Впритирку, конечно, соскребая сажу с кирпичей, но вылезали все до единого. Даже мужики, которые на медведя с рогатиной ходили. Жаботинский перед ними был ребенок… Но и они вылезали, справлялись с этим тесным делом.

Черепенников тем временем откололся от чистильщиков, встал на лыжи, взял ружье, загнав в стволы патроны с крупной картечью, – вдруг какой-нибудь съедобный зверь попадется? – обошел деревню кругом, обследовал, нет ли каких-нибудь следов, и лишь в одном месте нашел вспушенную полосу, похожую на инверсионный воздушный хвост, постоял над ним, прикидывая, что же это такое, потом понял – это в снегу, в глубине, скрытый по уши, прошел кабан.

Снег держать его не мог, кабан был хоть и небольшой, из породы «боцманят», но грузный, мигом проскакивал через любую толщу снега и опускался на грунт, – мог идти только в глубине.

– «Боцманенок» – это хорошо, – довольно пробормотал Черепенников, хотя, честно