Поэзия Латинской Америки - Антология

Песня

Повымерли давно сирены… Илиони и вовсе, может быть, не жили?Их пение, звучащее из пены,на песню трубадуры положили.Вы не были сиреныили были?

То ветер ли трепещет над песками?Волна ли это плещется о камень?Мерещится мне плачпечали трубной…

Ах, трубадур, тебе ведь так нетруднозаставить вещей силой сладкогласцато в пение, то в пену окунатьсяхоть дюжину сирен…Или тринадцать.

Баллада о море, которого я не видел,

написанная строками разной длины

Да, я не видел моря.Эти очи —два марсовых, буравящих пространство,два светляка, блуждающих в ночив излучинах космических пучин,стальные очи викинга — в их взглядеклубится ужас обморочной пади, —мои глаза, питомцы вечных странствийв пространстве звезд, в лазоревом просторене видели еще ни разуморя.

Его лучистая, излу́чистая зыбьмою мечту ни разу не качала.Призывный плач сирен не слышал я…Вся в ртутных высверках, морская чешуямои глазане жгла слепящим жалом.Меня еще ни разу не глушилинабат штормов его и штилей тишина:крутая циклопическая ярость,а вслед за ней — безмолвная усталость,когда внезапно, утомясь от бурь,оно лощит серебряные блики,кропя луной сапфирную лазурь…

Я знаю наизусть,как пахнут волосы любимой… Знаю.Я пил взахлеб медвяный ароматдевичьих локонов и лебединой шеи,я столько раз вдыхал весенний садгрудей, белее лепестков лилéи…Я жег в курильницах таинственный сандал,нирвану обещающий… Я частотакими благовоньями дышал,что и не снилось магам Зороастра[141]!

Но я не знаю запаха восхода,набухшего соленой влагой йода.

Мои запекшиеся губыне холодило терпкое виноморской волны…Мои запекшиеся губы,мои безумные, бормочущие, жаждущие губы,мои горчащие тоской и гневом губыне пенящейся брагою волны —вином любимых губ опьянены.

Я побратался с облаками,я им брат.Брат облакам, поющим парусами«Летучего голландца»… Чудакам,гонимым зачарованно ветрами,мятущимся, задумчивым умам,плывущим в одиночестве над нами.

Я странник полночи,я старый мореход,бортом судьбы о рифы ночи тертый.Угрюмые моря ее и фьордыдавно изведал мой упрямый лот.А вы, мои сомнамбулические сны!Вы — корабли, разбитые о скалы,запутанные карты и корсары…Хмельная прихоть зреющей волны!

Мои глаза — скитальцы по вселенной,извечные паломники ночей:тишайших, бальзамических ночей,трагических, тоскою рвущих вены…На дне моих мифических очей —осколки затонувших сновидений:виденьянаслаждения и пени,смертельной боли скрюченные тени,и призрак мщенья, жаждущий прощенья,и в пропасти высокая звезда,и свет любви, замешанной на горе…

Все это вместе сплавили во взоремои глаза, не видевшие моря,не видевшие моряникогда!

ЛУИС ВИДАЛЕС[142][143]

Музыка

Перевод М. Самаева

Оркестрик в темнойуглу кафеструится страннымфонтаном.Мелодия течет по волосам,сбегает струйкойпо затылкам пьяниц,клюющих носомнад рюмкой.Она проскальзывает по шереховатойповерхности картин,слоняется по стульями по столами в спертом воздухе вдруг отдаетсяпорывами —изломанная,жестикулирующая.Вот залезаетко мне в тарелкуи проползаетпо беззащитному пирожному,как муха.И вдруг,уже на пуговице пиджака,волчком кружится.Потом, лишаясь очертаний,растягивается в пространствеТогда все начинает расширятьсяи делаться расплывчато безбрежным.

Вот, наконец, спадаетее приливи дрожи обнажает островки,и с каждой убывающей волнойони все дальше,все дальше.

ЭДУАРДО КАРРАНСА

Перевод И. Чижеговой

Ветер колосьев

Пшеничные поля, поля, поля,и небо с чуть заметной правкой туч,и вечер выткал на своем платкеголубку.

Колосья, как река, вокруг тебя,и ты среди колосьев, словно колос,как самый стройный колос, что далаземля.

Соломенная шляпа, синий пояси платье, словно ранняя весна:взлетает, весь в цветах и птицах, легкийволан…

И, как весенний сказочный букет,ты держишь радость, землю, солнце, ветер,и над тобою голубиный вечер…Такой ты снишься мне.

Твоих улыбок нежных голубятни,в колосьях ветер, в небе — тучи стаей…И ветер, ветер в золотистых прядях, —как ты прекрасна!

Танцуешь ты, кружась среди колосьевпод свой напев, танцуешь без конца,пока луна не пронесет над полемсвет своего лица…

Сонет Тересе

Тереса, в чьих глазах небес начало,как запаха начало у цветка:меня ты своенравьем ручейкаи нежностью вражды околдовала.

Лозой, и колосом, и розой алойклонилась ты — легка, гибка, тонка,и тело твое было как рекалюбви, что в море вечности впадала.

Тереса, для тебя встает заря,и по ночам, вся звездами горя,волшебных снов спускается завеса…

Тобой одной живу в разлуке я,к тебе влюбленная строка моя,и сердце бьется для тебя, Тереса.

Поэт прощается с девушками

О девушки! Не раз вы мной воспеты:вы, чья походка музыкой влечет, —когда в саду вы, в белое одеты,мне чудится — в саду жасмин цветет…

Как обтекает ваши силуэты,волнуясь, ветер, свой прервав полет…Пока стихи слагают вам поэты,поэзии не рухнет небосвод.

Сам бархат нежностью не спорит с вами,и путаю я землю с небесамитам, где я вас встречаю, как зарю…

Но мне уж не идти с весною рядом:я, провожая вас прощальным взглядом,моей печали розу вам дарю.

Сердце в письме

Здесь образ сердца моего начертан:к листу бумаги руку протяни,и ты услышишь собственного сердцасчастливый стук, как в те, былые дни.

Разлуки нет, пока в нее не веришь;мы снова, как вчера, с тобой одни:тогда любви мы отворили двери,сегодня вновь распахнуты они —

навстречу молчаливому горенью,навстречу бегу смертному к забвеньюот ранящего сердце острия —

к лазурной бухте нового свиданья,где поцелуи утолят страданье,где обретет покой душа моя.

КАРЛОС КАСТРО СААВЕДРА[144]

Перевод М. Самаева

Тайные пахари

Работа мертвых движется в тиши,упорно, день за днем и ночь за ночью.Работают без жара, терпеливо,и никогда их труд не пропадает.Они так незаметны, так смиренны,что им для сна хватает двух метров глины,и там они корпят над красотой пшеницы.Обязано им все, что расцветает,все, что однажды вызреет в колосьяи станет жатвой хлебопашца.Из нитей крови собственной ониткут лепестки багряных макови тою малостью огня,что в них еще от жизни сохранилась,на лозах золотят хмельные грозди.Так и растут они близ деревень,преображаясь в смуглую пшеницу.И все, что в мире зеленеет:лесов неисчислимая листва,трава младенческая и холмов покровы, —берет начало в них.Еще добавлю, что земля священна,и топчущая борозду ногатревожит тишину, среди которойони своими снежными рукаминеторопливо раскрывают зерна.

Море земли