Русское самовластие. Власть и её границы, 1462–1917 гг. - Сергей Михайлович Сергеев

и о посылке посольства к непокорным казакам, обсуждал условия мира со Швецией и возможности новой войны с Польшей. Л. В. Черепнин пишет, что, вводя новые налоги, «правительство не могло не заручиться согласием сословий» на Земском соборе[235], т. е., надо полагать, последний вотировал налоги, подобно большинству сословно-представительных учреждений Европы. Что же, в Земских соборах при Михаиле Фёдоровиче Россия обрела свой парламент? Но так может показаться только на очень поверхностный взгляд.

Напомним, что соборы XVI в. были «совещаниями правительства со своими собственными агентами» (В. О. Ключевский), выборные люди от «земли» на них отсутствовали (возможно, они были представлены на формально-избирательном соборе 1598 г.). В XVII же в. «в составе соборов впервые появляется бесспорный выборный элемент»[236], это прямое наследие одной из политических новаций Смуты — Совета всей земли. Но официально-административная основа соборов сохранилась и при первом Романове, выборные на них — действительно лишь дополнительный, новый элемент, и чем дальше, тем значение этого элемента меньше. Сужается его социальный состав: если в соборе 1613 года, как мы знаем, участвовали представители практически всех социальных групп (кроме, разумеется, владельческих крестьян и холопов), то после 1619 г. на соборы созываются только служилые и посадские люди.

На многих соборах, даже в период до 1622 г., считающийся расцветом «соборного правления», выборных вовсе не было. Например, Разрядные книги сообщают

27 июля 1618 г.: «Государь царь и великий князь Михайло Фёдорович говорил с митрополитом Ионою… и с архиепискупы, и с архимариты, и с игумены, и со всем Освященным собором, и с бояры, и с окольничими, и с думными людьми» о том, чтобы «служилым людям, у всех дел но нынешним по литовским вестям быти без мест» (т. е. на период военных действий отменялся принцип местничества). «На присутствие выборных людей здесь не только нет указаний, но перечень чинов, заканчиваясь думными людьми [т. е. членами Боярской думы], не даёт и возможности предполагать, что они были; между тем собрание тут же, лишь несколькими строками ниже, названо собором»[237]. Более чем сомнительно участие выборных и во многих других случаях.

Чем дальше, тем реже важнейшие государственные решения сопровождались соборными приговорами. Введение чрезвычайного налога (пятинных денег) в 1614 г. было санкционировано таким образом: «По нашему указу и по приговору Московского государства митрополитов и архиепископов, и епископов, и всего освященного собора, и бояр, и околничих, и дворян, и всяких чинов людей». В следующем году, устанавливая новый налог, правительство обошлось без ссылки на авторитет собора, в 1616 г. снова к нему прибегло: «И нашых великих Росийских государств наши богомолцы, митрополиты и архиепискупы, и епискупы, и вес[ь] освященный собор, и бояре, и околничи, и столники, и стряпчие, и дворяне, и московские и всех городов гости, и выборные торговые люди меж собя… советовали и думали по многие дни… И приговорили власти и вес[ь] освященный собор, и гости, и торговые всякие люди». В 1617 г. очередной налог был оформлен уже принципиально иначе: «И по нашему указу власти и бояре наши, говоря с московскими гостьми и с торговыми и со всякими людьми, приговорили..». Т. е. «приговорили» не делегаты собора, с которыми только «говорили», а «власти и бояре».

Очень быстро роль выборных стала сводиться к чисто осведомительной, «чтобы нам и отцу нашему богомольцу Филарету Никитичу, Божией милостию Патриарху Московскому и всея Русии, всякия их нужды и тесноты и разорения и всякия недостатки были ведомы: а мы, великий государь, с отцем своим и богомольцем святейшим Патриархом с Филаретом Никитичем Московским и всея Русии советовав, по их челобитью, прося у Бога милости, учнем о Московском Государстве промышляти, чтобы во всём поправить, как лучше» (из царской грамоты 1619 г. в Новгород).

Е. Д. Сташевский наглядно изобразил деградацию роли выборного элемента в соборной практике: «На Собор 1613 г. выборные приглашались для земского большого дела „на договор“. На Собор 1616 г. было велено присылать выборных „для нашего великаго и земскаго дела на совет“. Наконец, на собор 1619 г. предписывалось выбрать „из духовнаго чину человека или двух, а из детей боярских по два человека добрых и разумных, которые бы умели рассказать обиды и насильства и разоренье“. Так постепенно падало широкое политическое значение представителей земли… в 1613 г. они — всё, в 1616 г. с ними ещё советуются, как с местными сведущими людьми, в 1619 г. нет, строго говоря, и совета, — выборным предоставляется более скромная и пассивная роль осведомления правительства с местными нуждами и право челобитий о них»[238].

Утверждение Л. В. Черепнина о том, что на соборах правительство для введения новых налогов должно было «заручиться согласием сословий», совершенно произвольно. Ни о каком согласии или несогласии на взимание налогов в источниках не говорится. На том самом соборе 1616 г., который имеет в виду Черепнин, царский дьяк призывает делегатов «соборне советывати и думати накрепко всякими мерами, отложа всякие дела и пожитки, чем… за великое Российское государьство стоять, и чем рати строити, и украинные городы хлебными запасы, и ратными людми, и их государевым жалованьем, денежным и хлебным, наполни™..». Из того, что мы знаем о соборной практике, можно сделать следующий вывод: представители сословий (точнее, «чинов») на соборах информировали правительство о материальном положении различных регионов страны, на первых порах поддерживали молодого царя своим авторитетом при объявлении новых налогов и, наконец, помогали организовывать сбор последних.

Не стоит преувеличивать роли соборов и во внешней политике. В обсуждении мира со Швецией в сентябре 1616 г. вряд ли участвовали выборные. 11 сентября царь принимает решение созвать собор, на следующий день он уже созван — понятно, что никаких выборов за это время провести невозможно. Черепнин предполагает, что перед нами тот же состав, который зимой того же года принял решение о третьем сборе пятинных денег, но это предположение ни на чём не основано, гораздо правдоподобнее считать сентябрьский собор типичным официально-административным совещанием по образцу 1566 г. Перед его участниками был поставлен вопрос: платить ли шведам гигантскую сумму, какую они потребовали за уход из ряда оккупированных северных русских городов, или отказаться от последних. Таким образом, речь шла не о том, продолжать или нет войну (мир был уже предрешён), а о финансовых возможностях страны при определении условий мира.

Участники собора, «и митрополиты, и архиепискупы, и епискупы, и весь освященный собор, и бояре, и околничие, и думные дворяне, и диаки, и столники, и дворяне, и гости, и торговые и всяких чинов всякие люди о том меж себя говорили долгое время и советовали». Вывод, к которому они пришли, был неутешителен: «Московского государства всякие люди от разоренья полских и литовских и немецких людей и