Квантовый вор - Ханну Райаниеми

— Правильно, — поддерживает ее Епископ. — И тогда высокое мнение Джентльмена о вас будет оправдано.

— Мистер Реверт. — Я демонстрирую свой самый хищный оскал. — Мне потребовалось всего два дня, чтобы узнать, кто вы такие. Эти криптархи тоже вас знают. Более того, они, вероятно, поддерживают вас. Вы вписываетесь в созданную ими систему. Вы поддерживаете стабильность. А это именно то, что им нужно. — Я допиваю вино и откидываюсь на спинку стула. — Вы не прибегаете к грязным методам. Вы честные копы, а должны быть бунтарями. Преступниками. И вот в этом я, безусловно, могу вам помочь. Вино еще осталось?

— Если говорить начистоту, — отвечает мне Футурист, — это именно то, против чего мы боремся. Против влияния чужеземцев, считающих себя лучше, чем мы. — Она обводит комнату взглядом. — Я за то, чтобы вышвырнуть их с планеты, а потом вернуться к нашим насущным делам. А Джентльмену за подобное поведение должно быть объявлено порицание.

Все собравшиеся за столом кивают, а я проклинаю себя за то, что неправильно их понял. Несмотря на пиратскую программу, я еще не так хорошо освоил гевулот, как урожденные марсиане. Все это может закончиться очень плохо.

И тогда в переговоры вступает Миели.

— Мы не враги вам, — говорит Миели.

Она встает со своего места и обводит взглядом наставников.

— Я прилетела сюда издалека. Моя вера сильно отличается от вашей. Но не сомневайтесь: какие бы обязательства не взял на себя вор, какое бы соглашение между нами не было достигнуто, я гарантирую, что мы сдержим слово. Я Миели, дочь Карху из кото Хильяйнен.[42] И я никогда не лгу.

Странно, но люди в этой комнате кажутся ей более знакомыми, чем что бы то ни было в этом мире. На их скрытых под масками лицах сияет мечта, нечто более значительное, чем они сами. Такое же выражение Миели видела на лицах молодых воинов в своем кото. Вор этого никогда не поймет: он говорит на другом языке, языке игр и обманов.

— Загляните в мои мысли.

Она открывает им свой гевулот. Теперь наставники могут прочитать все ее поверхностные мысли, просмотреть все воспоминания об этом мире. Миели кажется, что она сбросила тяжелый плащ, и она ощущает необыкновенную легкость.

— Если вы обнаружите хоть намек на обман, можете прогнать нас без промедления. Вы примете нашу помощь?

На мгновение в комнате воцаряется полная тишина. А затем Безмолвие произносит одно только слово.

— Да, — говорит он.

Раймонда ведет нас по Монгольфьевилю, мимо небольших огороженных садиков, где стоят дома-шары. Яркое солнце, пробивающееся сквозь разноцветные оболочки шаров, и легкое головокружение, вызванное гевулотом, — нам не позволено запомнить место проведения собрания — некоторое время удерживают меня от разговоров. Но когда мы выходим на широкие и относительно знакомые улицы Края и Раймонда из Джентльмена снова превращается в элегантную женщину, я чувствую, что должен высказаться.

— Спасибо, — говорю я. — Ты сильно рисковала. Я постараюсь, чтобы ты об этом не пожалела.

— Что ж, велика вероятность, что ты сам в результате пострадаешь, — отзывается она. — Так что пока рано меня благодарить.

— Все было действительно так плохо?

— Да, очень плохо. Я думала, что совершила большую ошибку, пока не заговорила твоя подруга. — Она с уважением смотрит на Миели. — Это было… очень благородно с твоей стороны, — обращается к ней Раймонда. — Я сожалею об обстоятельствах нашей первой встречи и надеюсь, что мы сможем работать вместе.

Миели молча кивает.

Я смотрю на Раймонду. Только сейчас я понимаю, что она не такая, как в моих воспоминаниях. Не такая беззащитная. Не такая молодая. Говоря по правде, я не уверен, что знаю эту новую загадочную женщину.

— Для тебя это действительно очень важно? — спрашиваю я.

— Да, — отвечает она, — очень важно. Думаю, это чувство тебе не знакомо. Желание приносить пользу другим людям.

— Прости, — говорю я. — Мне тоже пришлось немало пережить. Долгое время я провел в весьма неприятном месте.

Раймонда окидывает меня равнодушным взглядом.

— Ты всегда с готовностью рассыпался в извинениях. Сейчас это тебе не поможет. Если ты еще не понял, во всей Вселенной найдется всего несколько человек, которые вызывают у меня большую неприязнь, чем ты. Так что на твоем месте я бы поторопилась их разыскать, как мы и договорились. Возможно, сравнение с ними оказалось бы в твою пользу.

Она останавливается.

— Ваш отель в той стороне. А у меня скоро начнутся занятия по музыке. — Раймонда улыбается Миели. — Мы с тобой будем поддерживать связь.

Я открываю рот, но что-то подсказывает мне, что лучше промолчать.

Итак, я решаю заняться составлением планов.

Миели превращает наш номер в маленькую крепость — ку-точки теперь защищают все окна — и продолжает восстанавливаться после потасовки с Раймондой. Поэтому я снова могу насладиться относительным одиночеством — если не считать неприятного ощущения от биотической связи. Я устраиваюсь на балконе с пачкой газет, кофе и круассанами, надеваю темные очки и начинаю просматривать страницы, посвященные общественной жизни.

Как и все в этом мире, статьи отличаются явным мастерством, и вскоре я ловлю себя на том, что с наслаждением погружаюсь в драматические истории. Наставники пользуются неослабевающим вниманием, тон публикаций зависит от издания, кое-где прослеживается открытое восхищение. Я отмечаю статью о юноше, который вместе с Джентльменом работал над делом о гогол-пиратстве, и задаю себе вопрос, не тот ли это сыщик, о котором упоминала Василиск.

Но настоящую пищу для размышлений дают сообщения о прощальных вечеринках, называемых здесь «Carpe diem». Предполагается, что они проводятся тайно, однако журналисты не жалеют сил, чтобы выяснить детали.

Ты слишком хорошо устроился, чтобы это можно было считать работой, говорит «Перхонен».

— Но я действительно занят серьезным делом. Я составляю план.

Не мог бы объяснить поподробнее?

— Зачем загружать такую хорошенькую головку?

Я поднимаю глаза к ясному небу. Канал связи дает мне возможность разглядеть корабль — точку над горизонтом, незаметную для невооруженного взгляда. Я посылаю «Перхонен» воздушный поцелуй.

Лесть тебе не поможет.

— Я никогда не рассказываю о своих планах, пока они не сформировались окончательно. Это творческий процесс. Преступники — все равно что артисты, а сыщики — всего лишь критики.

Как я вижу, сегодня ты в приподнятом настроении.

— Знаешь, я наконец начинаю снова чувствовать себя самим собой. Бороться против банды властителей, контролирующих разум на планетарном уровне, да еще в компании скрывающихся под масками блюстителей порядка — такая жизнь мне нравится.

В самом деле? А как продвигается восстановление прежней личности?

— Это очень личное.

По словам Миели…

— Да, все верно. Раймонда раскрыла меня слишком рано. Я получил только обрывочные воспоминания. Ничего, что можно было бы назвать полезным.

Ты уверен?

— О чем ты?

Будь я более подозрительной, могла бы предположить, что ты уже знаешь, где искать то, что нам нужно. И что ты водишь нас за нос просто ради собственного удовольствия, чтобы лучше вжиться в колоритный образ легендарного вора.

— Я оскорблен. Неужели я на такое способен?

Но в словах корабля есть смысл. Я так ношусь со своими воспоминаниями отчасти потому, что это просто доставляет мне удовольствие.

У меня имеется еще одно предположение. Ты изо всех сил пытаешься произвести впечатление на эту Раймонду.

— Это, друг мой, уже в прошлом. При моей профессии отвлекаться на подобные вещи слишком опасно.

Угу.

— Как бы мне ни было приятно твое общество, но чем быстрее я вернусь к делам, в которых блестяще разбираюсь, тем лучше. Кстати говоря, мне бы не помешало немного тишины и покоя. Я пытаюсь придумать, как проникнуть в землю мертвых.

Я откидываюсь на спинку кресла, опускаю веки и прикрываю лицо газетой, чтобы спрятаться от солнца и от корабля.

Вот видишь? Об этом я и говорила. Ты весь день ждал, чтобы это сказать.

Миели чувствует себя усталой. Ее тело завершает процесс проверки и перезагрузки систем. У нее уже много лет не было критических дней, но, судя по смутным воспоминаниям, сегодняшнее состояние очень схоже с этим недомоганием. После встречи с наставниками ей нестерпимо хочется упасть на кровать, послушать нежные оортианские песни, а потом погрузиться в глубокий сон. Но ее ждет Пеллегрини. На богине темно-синее вечернее платье, волосы собраны в высокую прическу, на руках длинные черные перчатки.