Больно не будет - Анатолий Афанасьев

Гриша, не получив ответа, оскорбился, нахмурился. Через минуту он, буркнув что-то невразумительное, ушел якобы приводить себя в порядок. Вот тут уж Галка окончательно дала себе волю. Она наклонилась к Сергею Петровичу и, сделав страшные глаза, зашептала, но так, что слышно было и за соседними столиками:

— Моя подруга полностью под влиянием этого коварного человека, своего мужа. Умоляю вас, не будьте с ним откровенны. Я знаю, они были в сговоре с Леонидом. У меня есть доказательства неопровержимые.

— Галя, ну что ты говоришь! — Кира еще пыталась перевести все в шутку. Ее беспокоило слишком задумчивое выражение Сергея Петровича. — Какие доказательства? Чего доказательства?

Строкова схватила руку подруги и пылко прижала ее к губам.

— Несчастная слепушка! Страдалица моя! У меня есть письмо, написанное твоим мужем. Я не хотела говорить, чтобы тебя не травмировать.

Кира покорно склонила голову. Она сдалась. Никогда нельзя было предугадать заранее, на какой грани подруга тормознет. Она развлекалась в одиночестве, без сообщников. Концовка интермедии могла оказаться юмористической, но могла вылиться в самую натуральную истерику. Но даже сейчас, сердясь и возмущаясь, Кира любила свою бедную подругу и радовалась затейливости ее ума. Она хотела бы броситься и расцеловать ее ослепительные, безумные очи.

— Леня прочитал письмо, порвал и выбросил в мусорное ведро. Я достала и склеила. Вы считаете это неприличным, Сергей Петрович? А вам приходилось каждый день сомневаться, доживете ли вы до вечера? Да, я сохранила письмо твоего мужа, Кира! Там с огромным знанием дела излагаются советы, как избавиться от надоевшего тебе человека. Чтобы не осталось следов.

— Галя!

Вернулся Гриша Новохатов, просветленный. Он что-то явно веселое придумал по дороге, но не успел этим веселым поделиться.

— Ты ведь хорошо знал моего первого мужа? — мрачно спросила его Строкова.

— Не имел чести.

— Помните, о чем я вас предупредила, Сергей Петрович?! — трагически сказала Галка.

— А что случилось? — беззаботно спросил Гриша.

— Галя, перестань, в самом деле. Скучно же! — попросила Кира.

Галя и правда вроде угомонилась, в последний раз испуганно покосившись на Гришу. Вскоре ее пригласил танцевать капитан из-за соседнего столика. Но именно с этого и начался кошмар. Галя к ним не вернулась, подсела за стол к капитану, где тот отмечал какое-то событие с двумя приятелями в штатском. Галкин возбужденный смех и восклицания понеслись над залом, заглушая музыку. Ее там угощали. Про своих друзей она сделал вид, что забыла. Ее уводили танцевать по очереди то капитан, то его приятели. Боже, как она танцевала! Она повисала на партнере, двусмысленно извивалась, — весь зал на них смотрел. Кроме Сергея Петровича. Тот странно замкнулся и имел вид человека, прислушивающегося к подземным толчкам в ожидании землетрясения.

— Вы не думайте, — сказала ему Кира. — Она хорошая и очень порядочная. Только несчастная.

— Я знаю, — отозвался Сергей Петрович. — Мы с ней вместе работаем.

Капитан к ним подошел, смущенно улыбался, красивый, деликатный молодой человек.

— Что, ребята, может, столики сдвинем?

— Попозже сдвинем, попозже, — ответил Новохатов.

— Ваша девушка немного не в себе... вы не беспокойтесь, с ней все будет в порядке.

— Вы ее нам обещаете вернуть? — игриво спросила Кира. Она остерегалась глядеть на мужа. Представляла, как он ее клянет за то, что она затащила его на этот пикничок. Она и чувствовала себя виноватой. Виноватой и бессильной, как никогда. Ей было неловко и перед набычившимся Сергеем Петровичем, и перед мужем, и перед незнакомым капитаном, который, она видела, сам растерян. Но горше всего она переживала за свою дурную, горемычную подругу, точно сорвавшуюся с цепи. Она пошла с капитаном, но Галка заметила ее приближение и умчалась танцевать, чуть не силком утащила с собой кавалера. Она так визжала, что впору было уже вызывать наряд.

Все-таки такого скандала, какой мог быть, не случилось. Галку удалось вернуть за столик, она оказалась совсем не пьяной. Высокомерно обратилась к Сергею Петровичу:

— Вы, кажется, шокированы, любезный? Что ж, веселимся, как умеем, без всяких хитростей и затей. Все на продажу. Вы ко мне поедете ночевать, надеюсь?

Сергей Петрович передернулся, как от пощечины, и лихорадочно задымил сигаретой. Галка словно обрела второе дыхание. Новая тема сулила ей массу провокационных возможностей.

— Да вы не стесняйтесь, это мои друзья, взрослые люди без предрассудков. У меня дома одно неудобство — двое детишек. Когда я привожу кавалера, приходится их запирать в ванной. От холода они иногда так орут, что обязательно сбегаются соседи. Но это не важно. Они поорут часок и перестанут. Главное, чтобы вы остались довольны. Мужчины очень переживают, если не удастся затащить женщину в постель. У них самолюбие от этого страдает. А тем более вы мой начальник. Какое я вообще имею право вам в чем-нибудь отказывать? Я считаю, это безнравственно.

Это была, в сущности, уморительная картина, если смотреть на нее со стороны. Галка Строкова выступала, как на сцене, а остальная троица горестно поникла, даже как бы окаменела. Ни у кого не осталось желания и сил возражать, говорить что-нибудь или что-то предпринимать. На их лицах было написано, что они решили переждать нагрянувшее стихийное бедствие — а там что бог даст.

Галка, поощренная молчаливым вниманием сомлевших друзей, ударилась в философию и начала проводить исторические параллели. Сергея Петровича она поочередно сравнивала с Эйнштейном и с Наполеоном. В его пользу. Она сообщила, что, когда этот человек, обладающий умом гениального ученого и темпераментом полководца, пригласил ее в ресторан, она оробела, потому что сразу поняла, какую ответственность перед обществом взваливает себе на плечи. Она боялась, что окажется недостойной своего счастья. Но теперь она видит, что страхи ее были напрасны, Сергей Петрович, несмотря на свое высокое положение, простой и добрый человек, и она готова удовлетворить его требования.

— К Галкиному юмору надо привыкнуть, — устало объяснила Кира Сергею Петровичу. — По первому впечатлению он несколько вульгарен.

— Да, да, — ответил Сергей Петрович, выходя из летаргического состояния. — Мы с Галей каждый день на работе общаемся.

Было что вспомнить об этом вечере, было. Особенно Грише. Он мусолил это событие и так и этак. Кира несколько раз давала мужу понять, что тема ей неприятна — проехало и проехало. Однако в Грише совсем недавно проявилась новая, утомительная черта: он мог привязаться и не к столь знаменательному происшествию, к какому-нибудь пустяку, и пережевывать его и перетолковывать изо дня в день с изощренностью инквизитора. Он ходил за Кирой по пятам из комнаты в кухню и в ванную, куда бы она ни пошла, и допытывался, к примеру, что она в действительности думает о таком-то телеспектакле, и почему она так думает, и не кажется ли ей... Лаконичные ответы жены, вроде того, что она вообще не обладает способностью думать, его не устраивали и только распаляли. Он ей уснуть не давал спокойно, застолбившись на абсолютной ерунде. «Конечно, — думала Кира, — можно предположить, что таким образом в нем сказывается любовь ко мне, но нельзя же, в самом деле, быть таким занудой!»

Она один раз ему так и сказала, что он бывает невыносимо занудлив, он замешкался ненадолго, а потом взялся выяснять, почему она считает его занудой, и давно ли она так считает, и не кажется ли ей...

Кременцов позвонил ей перед обедом на работу и сказал, что достал два билета в Театр Маяковского на «Кошку на раскаленной крыше». В спектакле заняты Доронина и Джигарханян. Он почти Гришиным подозрительным тоном спросил, как она относится к этим актерам. Кира ответила, что любит обоих, и они сговорились встретиться у театра за десять минут до начала. Кира расстроилась. Она теперь ругала себя за то, что не сумела вчера отказаться, да и сейчас можно бы было придумать деликатный повод, чтобы не пойти. Настроение ее за ночь резко переменилось. Ей ли шляться с пожилыми ловеласами по театрам? Ей надо в больницу ложиться, обследовать кровь. Она к родителям полгода не может выбраться — проехать сорок минут на метро. У нее муж в полном запустении, необстиранный и голодный.

Присутствовавшие при разговоре Арик Аванесян и Лариска, между ними все же постепенно наклеивался роман, и это уже бросалось в глаза окружающим, сделали несколько замечаний.

— Киру Ивановну в театр пригласили, — задумчиво молвил Аванесян, хмуря угольные брови. — Наверное, какой-нибудь ответственный работник аппарата пригласил.

Ларису теперь каждое замечание Аванесяна приводило в неописуемый восторг. Она при нем состояла в качестве аплодирующей аудитории. Но стоило ей капельку не угодить герою, ляпнуть что-либо несообразное, он в удивлении вскидывал ресницы, и Лариса надолго трепетно умолкала. На этот раз Лариса позволила себе робко поддакнуть: