Завещание ночи. Переработанное издание - Кирилл Бенедиктов

— Вы действительно так боитесь, что Чаша попадет в руки Хромца? И старик ответил:

— Да. Очень.

Влип ты, Ким, подумал я устало. Что же теперь делать-то? Сзади что-то громко стукнуло. Я развернулся на пятках, автоматически принимая боксерскую стойку. В дверях стоял заспанный ДД.

— Все еще беседуете, дед? — он широко зевнул. — Знаете, который час? Полпятого. Я на кухне сидел-сидел, упал носом в чай, чуть не захлебнулся.

— Где Наташа? — спросил я. ДД пожал худыми плечами.

— Спит. Я уложил ее в своей комнате, Дарий охраняет покой ее ложа… Я скрипнул зубами. Пока старый сказочник пудрит мне мозги, молодой по-хозяйски укладывает мою девушку спать.

— Дмитрий, — сказал Роман Сергеевич, — шел бы ты тоже в объятья Морфея.

— Я-то пойду, — успокоил нас ДД. — Я, в отличие от некоторых, люблю и умею спать. Но предупреждаю — если вы не последуете моему примеру, завтра, то есть уже сегодня, вы ни на что уже годиться не будете.

Перед моим мысленным взором живо предстала картина: ДД укладывается спать рядом с Наташей. Я сказал:

— Роман Сергеевич, по-моему, Дима прав. Нам сейчас действительно следует хорошенько выспаться. Утро вечера мудренее… авось, и придумаем что-нибудь подходящее.

— Что ж, — Лопухин-старший выглядел слегка разочарованным, — завтра, так завтра. Хотя… боюсь, что времени у нас осталось не так много, сегодняшнее происшествие это подтверждает… Но в одном вы правы — в таком деле решения следует принимать всегда на светлую голову.

Я хлопнул отчаянно боровшегося с зевотой ДД по плечу.

— Пошли спать, трубадур.

ДД ссутулился еще больше и, шаркая длинными ногами, побрел в коридор. У самого порога он обернулся и спросил:

— Ну, я надеюсь, дед, ты все ему объяснил?

— Почти, — ответил я за Лопухина-старшего. И вдруг вспомнил, о чем собирался спросить старика по крайней мере весь последний час. — Да, Роман Сергеевич, вы так и не сказали, где уязвимое место Хромца?

— Завтра, завтра, молодой человек, — ехидно проговорил Лопухин. — Утро вечера мудренее, а сейчас вам следует хорошо выспаться.

СТРЕЛА МРАКА

В комнате царил полумрак, но из щели между тяжелыми фиолетовыми портьерами бил тонкий луч солнца. Бил прямо по глазам. Я с трудом перенес тяжелую голову влево и убедился, что Наташи рядом нет.

Она обнаружилась на кухне, где ДД поил ее чаем с вареньем. При этом трубадур и менестрель читал моей даме сердца стихи (хорошо еще, не свои):

И дракон прочел, наклоняяВзоры к смертному в первый раз:«Есть, владыка, нить золотая,Что связует тебя и нас.Много лет я провел во мраке,Постигая смысл бытия,Видишь, знаю святые знаки,Что хранит твоя чешуя.

Отблеск их от солнца до медиИзучал я ночью и днем,Я следил, как во сне ты бредил,Переменным горя огнем.И я знаю, что заповеднейЭтих сфер, и крестов, и чаш,Пробудившись в свой день последний,Нам ты знанье свое отдашь».

Он сделал паузу, чтобы перехватить воздуха, и я продолжил, радуясь, что хоть что-то могу еще откопать в замусоренных кладовых моей памяти:

Зарожденъе, преображенъеИ ужасный конец мировТы за ревностное служенъеОт своих не скроешь жрецов.

Звякнула чашечка. Наташа и ДД одновременно повернули головы и уставились на меня, как на какое-нибудь кентервильское привидение. Боюсь, что выглядел я не лучше: опухшая со сна морда, мятая рубашка, щетина. Я поклонился и сказал:

— Доброе утро.

— Я и не знала, что ты любишь Гумилева, — проигнорировав мое приветствие, сказала Наташа. — Чаю хочешь?

— Хочу, — я выдвинул табурет и сел.

— Выспался? — ДД весело подмигнул Наташе. — Что снилось?

— Да так, — сказал я хмуро. — Цветомузыка всякая. Мне покрепче, пожалуйста.

— Сахар, варенье? — любезно осведомился ДД, пододвигая мне и то, и другое. При этом он опрокинул сахар в варенье и жизнерадостно заржал. — До чего же я неловок нынче утром, — объявил он и обмакнул в варенье свой левый манжет.

— Дима, ты невозможен, — пропела Наташа тоном, который мне совсем не понравился. — Замой рукав немедленно.

ДД, кряхтя, повиновался, после чего пострадавший манжет был заботливо завернут и застегнут на пуговицу. Я следил за этими семейными разборками с сардонической ухмылкой старого холостяка. Будь что будет, решил я, я остаюсь нем и бесстрастен, как скала.

— А где дедушка? — поинтересовался я минут через пять напряженного молчания. — Роман Сергеевич, я имею в виду? Спит еще?

— Ты представляешь, который час? — спросил ДД и, не дожидаясь моей реакции, ответил сам себе. — Полчетвертого.

При этих словах он снова почему-то расхохотался. Смех у него был хоть и не такой противный, как у старикана, но слуха тоже не ласкал.

— Не совсем понимаю, — сказал я вежливо. — Что может помешать немолодому человеку отдыхать после бессонной и наполненной событиями ночи до четырех часов дня?

ДД перестал смеяться и уронил ложечку на пол.

— Дед уже два часа как в редакции. У него там готовится к печати книжка о доисламских религиях Средней Азии, с утра ему позвонили и потребовали быть… Он спит по четыре часа в сутки уже двадцать лет.

— Не то, что некоторые, — в голосе Наташи был яд.

«И чего она все время привязывается ко мне?» — с неожиданной обидой подумал я, но вслух сказал:

— И когда он вернется? Мы, помнится, собирались обсудить план совместных действий…

Боже, подумал я, что я несу, какие совместные действия, нас же Крым ждет…

— Он должен позвонить, — ответствовал ДД. — Но, думаю, не раньше шести.

— В таком случае, может быть, я заскочу вечером? — настроение у меня как-то сразу улучшилось. — А сейчас мы, наверно, пойдем, да, Наташ? Надо же еще собраться…

Наташа повернула голову. По ее глазам я понял, что вчерашняя договоренность слегка подзабылась.

— Куда? — спросила она.

— Ну, Крым, — промямлил я, неизвестно почему смущаясь. — Ну, помнишь…

— Ах, это, — с облегчением сказала Наташа. — Я еще не решила.

— Ребята, какой Крым, — радостно встрял ДД. — Поехали на Валдай, там чудные места и совершенно пустынно… Будем, как Робинзоны…