Любимый плут - Дина Джеймс

Мария замолчала и прислонилась головой к его плечу. Джоко услышал, как ее сердце бьется рядом с его сердцем. Несколько минут она тяжело дышала. Она, наверное, была измучена, но он не мог помочь ей. Он сам едва держался на ногах.

Ухватившись друг за дружку, они побрели сквозь туман. Иногда они спотыкались, подворачивая лодыжки о предательски торчащие камни мостовой, иногда забредали в зловонные лужи, чувствуя, как невообразимая мерзость затекает им за подошвы.

Раз или два они натыкались на оборванные фигуры, казалось, не обращавшие на них внимания. Глухая тишина вокруг них нарушалась то глухим стуком, то кашлем, то истошным криком.

Иногда, кружа по извилистым улочкам, они набредали на свет, вырывающийся из открытой двери, откуда доносились пьяные голоса. Короткий взгляд внутрь обнаруживал публичный дом с несколькими подвыпившими посетителями. Затем они заходили за угол, а свет и звуки исчезали в вечно висящем здесь тумане.

– Нам еще далеко?

– Не очень.

– Как ты это узнаешь? – выдохнула Мария. – Здесь же все одинаковое. Мы можем быть где угодно.

Джоко не ответил. Еще поворот, полдюжины скользких ступенек вверх, в проход такой узкий, что Мария была вынуждена идти позади Джоко. Наконец они подошли к двери, и Джоко потянулся к щеколде:

– Извини, – прошептал он, – не нужно бы тебе появляться здесь.

Дверь со скрипом открылась.

Мария вцепилась в Джоко так крепко, что ему стало трудно дышать. Положительным моментом в ее хватке было только то, что его поврежденные ребра получили поддержку.

– Это ты здесь живешь? – слабым голосом спросила она. Было слышно, как стучат ее зубы.

Сделав три шага по комнате, Джоко подошел к столу. Вопреки давней привычке он нашел свечу в подсвечнике, а рядом с ней – спички. Обычно он предпочитал темноту. Установив подсвечник, он чиркнул спичкой.

Мария замигала от света. Джоко наблюдал за ее лицом, пока она оглядывалась вокруг. К его боли добавилось смущение. Он отдал бы все, что имел, всю свою драгоценную мелочь, лишь бы скрыть от нее это.

Стол меньше ярда в поперечнике, пара разных стульев, крохотная двустворчатая тумбочка, гвозди для одежды в стене, соломенный тюфяк на полу. И больше ничего, совсем ничего.

Полный недоумения взгляд Марии вернулся на его лицо.

– Сними пальто, – это были ее единственные слова.

Джоко послушно начал расстегивать пуговицы. Мария отвела его руки в стороны и сделала это за него. Затем, зайдя ему за спину, она стащила тяжелое пальто с его плеч.

– Здесь можно как-нибудь согреть воду? Джоко почувствовал, что его лицо загорелось.

– Воды нет.

– Как нет?

– Нет воды, – повторил он громче. Мария беспомощно огляделась вокруг. В тени тумбочки ее глаза наткнулись на ведро.

– Здесь поблизости, за углом, есть колонка, – пояснил Джоко. – Но тебе нельзя туда идти.

Мария вздернула подбородок, словно собираясь возражать.

– Ты не сумеешь найти ее в тумане, – сказал он.

После этих слов она бессильно опустилась на стул. Пару минут они смотрели друг на друга. Мария ужасно боялась, что выглядит не лучше Джоко, если не считать крови. Его явно чем-то ударили сбоку по голове. Две струйки крови резко выделялись на его щеке, светлые волосы с одной стороны лица были взлохмачены. Еще один синяк вспух на его челюсти. Но самым ужасным было то, как он сгорбился всем телом.

– Что нам делать с твоей рукой?

Джоко приподнял руку на пару дюймов. Его лицо побледнело от напряжения, по лбу потек пот.

– Видишь – она, кажется, не сломана.

– Пожалуйста, не надо.

– Чего?

– Не храбрись. Тебя ранили, и все это из-за меня.

Он нагнулся, чтобы снять ботинки. Они, казалось, приросли к его ногам. Вдруг Мария опустилась перед ним на колени и стала развязывать шнурки.

– Отойди, – раздраженно крикнул он. Мария подняла на него взгляд. При свете свечи ее бледное лицо с обведенными темными кругами глазами, с потрескавшимися губами выглядело некрасивым. Ее потемневшие от сырости волосы беспорядочно свисали вдоль лица.

– Я помогу тебе разуться, а потом уложу тебя на тюфяк. Утром я найду колонку.

– Утром… – Джоко не смог продолжать. Его голова закружилась, по телу прошла волна слабости. Он покачнулся на стуле.

Мария подхватила его и довела до тюфяка. Он со вздохом улегся на жесткой подстилке. Мария подсунула ему под голову единственную подушку и сняла с него ботинки. У него было два одеяла. Она укрыла ими Джоко и взяла его пальто, чтобы накинуть себе на плечи.

– Иди сюда, – его шепот был таким тихим, что она наклонилась, чтобы получше его расслышать.

– Я завернусь в твое пальто и посижу на стуле.

– Нет, – его голова повернулась на подушке. – Со мной.

– Ты ранен, – возразила Мария. – Здесь нет места.

– Я подвинусь.

– Тюфяк узкий…

– Я привык к нему, – Джоко протянул к ней здоровую руку. – Пожалуйста, согрей меня.

Мария задула свечу. Комната немедленно погрузилась в кромешную тьму.

– Иди сюда, – позвал Джоко. – Иди на голос.

– А вдруг я споткнусь о тебя?

– Тогда ты обнаружишь, где я лежу, – хмыкнул он.

Он услышал, как Мария пробирается по полу. Коснувшись тюфяка, она опустилась на колени. Очень осторожно, стараясь не задеть Джоко, она пристроилась на краешке тюфяка, почти сползая на пол. Она натянула одеяла повыше на плечи Джоко.

– Двигайся ближе ко мне, – пробормотал он, дыша у нее над ухом.

– Я задену тебя.

– Я это выдержу. Чего я не выдержу, так это спать, не обнимая тебя, такую теплую и мягкую.

Она выдохнула сквозь сжатые зубы и послушно придвинулась к нему.

– Двигай ближе.

– Ты же говорил, что очень сильно ранен?

– Я ранен, Рия, но не убит, – он вытащил из-под головы подушку и попытался пристроить ее Марии под голову.

Мария приютилась у его груди, положив голову на его плечо.

– Если я сделаю тебе больно, сразу же отодвинь меня, – с этими словами она провалилась в глубокий сон.

Вздрагивая избитым телом, Джоко лежал без сна и вслушивался в ее дыхание. Он, кажется, попал в переделку, но не в ту, о которой предполагала Мария Торн. Она считала, что его главная проблема – полиция.

Однако он не слишком переживал из-за того, что они его побили. Прежде ему доставалось и похуже. Он был слишком мелок, незначителен для того, чтобы они пришли за ним. Они не питали к нему злобы – просто это была их работа.

Что же касается Тилли, Джека Ронси и всего этого племени сутенеров и поставщиков развлечений, то все они быстро гневались, но и быстро забывали свой гнев.

Нет, переделка, в которую он попал, была неожиданной и непрошенной, от нее не было спасения.