Чалдоны - Горбунов Анатолий Константинович

Дед и внучка, обойдя стороной неряшливое лежбище горожан, где о битое стекло немудрено покалечиться, спустились к самой кромке воды и заспешили вдоль берега к вчерашнему месту рыбалки. Зря торопились, там уже маячат два знакомых китайца. Завидев их, Медведушка осерчал:

—

Снова хунхузы опередили. Ну что с ними делать, а?

—

Спать меньше надо, — подковырнула Лизавета. — Говорила: пойдем-пойдем, пойдем-пойдем… Не слушался!

Эти, с гвардейской выправкой, гости из Поднебесной показались такими вежливыми при первом знакомстве, что Медведушка открыл им даже несколько рыбачьих секретов. Китайцы ответно, в знак благодарности, преподнесли мухобойку, которая нужна была ему, как собаке пятая нога. Мух-то в квартире нет. Преподнесли — и выжили Медведушку с прикормленных мест. Возьмут с двух сторон в клещи и на правах закадычных друзей давай на его поплавок свои снасти кидать. Оказались ничем не лучше многих иркутских любителей порезвиться на готовеньком.

Подойдя к ним, Медведушка посовестил:

—

Худо поступаете, лезете на чужинку. Берега мало, что ли?

Первый китаец буркнул:

—

Твоя вредный…

Другой добавил осуждающе:

—

Революция… Харбин… Моя молчала…

Смекнул Медведушка, о чем речь, и срезал умника:

—

Грех бедой попрекать. Русские люди от комиссаров спасались. К тому же они на ваши уловистые места не зарились.

Уж на что Лизавета миролюбива, и та ополчилась: отважно погрозила прутиком:

—

В угол захотели?

—

Так их, ненаглядушка! — похвалил Медведушка отчаянную внучку.

Китайцы расхохотались и демонстративно отвернулись: валите, мол, отсюда, хозяева нашлись…

Дед и внучка облюбовали мысок по соседству. Синее море тихо позвякивает о каменистый берег прозрачными плавниками, в таинственной глубине то вспыхивают, то меркнут чешуйчатые звездочки юркой плотвы, колеблются зеленые шелка пышных водорослей.

Старый рыбак лукаво улыбнулся. Сегодня он подготовил сюрприз для китайцев: взял три удочки. Две, с пустыми крючками, устроил на рогульках по бокам, а третью, с насаженными мелкими опарышами, закинул посередке. Довольный, уселся на раскладной стульчик. Китайцы косятся: опять седой лис (колдун) будет таскать рыбу одну за другой, а его бойкая лисичка — визжать от восторга.

—

Подкорми рыбок, — деловито напомнила Лизавета, с любопытством разглядывая снующих у берега усатых бормашей. — Деда-а-а, почему бормышки бочком плавают?

—

Такими родились.

—

Так я и думала, — авторитетно согласилась внучка и стала перебирать камешки. Нашла круглую плиточку. — Я «блинчик» съем?

—

Что ты! — медовым голосом пропел Медведушка. — Рыбок распугаем. — Только разреши, водяному тошно станет от этих «блинчиков».

Пшенная каша, густо сваренная с цветками донника, как всегда, пришлась плотве по вкусу. Медведушка снимал с крючка пойманных чешуйчатых звездочек и передавал Лизавете. Та вместо того, чтобы класть их в садок, отпускала на волю. Рыбки, прощально помахивая хвостиками, проворно убегали в синее море.

Что творила озорная девчурка, старый рыбак не ведал, он вошел в раж и видел только свой поплавок. Вдруг из воды испуганно брызнула молька, со дна пошли крупные пузыри. Поплавок тихотихо поехал в сторону и лег. Медведушка плавно подсек. Удочка согнулась в три погибели. У него радостно екнуло сердце: «Лещ!» Осторожно приподнял тяжелую рыбину на поверхность воды, живая плаха глотнула воздуха и, обмерев, послушно покатилась на натянутой до жужжания леске к берегу.

Лизавета застыла от испуга, такого огромного обитателя синего моря она видела впервые. Округлив от страха небесные глазенки, пролепетала, заикаясь:

—

Это морской царь?

—

Конечно! Смотри, весь в золоте… — поддакнул счастливый Медведушка, осторожно вталкивая леща в садок. И вдруг изумленно уставился на внучку: — Вот те на… Где остальная рыба?!

—

Отпустила погулять. Она же снова поймается.

—

Ну, коли так, ладно, — согласился Медведушка, но для порядка построжился: — Морского царя не отпусти, иначе поссоримся.

—

Он же пальчик откусит, — успокоила внучка.

Старый рыбак поймал еще одного леща, которого тут же окрестили морской царевной. Прибежавшие китайцы шумно пристраивались справа и слева, но закинуть свои снасти Медведушке на поплавок им не давали расставленные по бокам удочки. Спугнули прикормленный косяк и, досадливо морщась, вернулись на старое место.

Медведушка лихо сдвинул фуражку набекрень, озорно подмигнул внучке:

—

Давно надо было от них таким Макаром спасаться. Дружба дружбой, а табачок врозь. Кого обловить захотели, меня — волка морского! Еще не родился тот герой…

—

Родился, — встала поперек Лизавета.

—

Кто?! — Дед аж привстал со стульчика от изумления.

—

Я! — хитро щурясь, заявила внучка. — Привяжи крючочек и сам увидишь.

—

Ишь ты, как тонко подвела, — усмехнулся Медведушка. — Ладно, на будущий год привяжу. Посмотрим, кто кого обловит.

После недолгого затишья опять начала брать плотва, притом крупнее, чем прежде. На радость старому рыбаку китайцы тоже замахали удочками — пусть себе ловят и не мешают соседям.

—

Я же говорила, рыбки снова поймаются! Они даже подросли! — торжествует Лизавета: солнечные струйки волос текут по счастливому личику, небесные глазенки сияют.

Как зорко ни следил Медведушка за бойкой девчуркой, умудрилась все-таки отпустить несколько рыбок погулять и подрасти. Синее море благодарно лыбится маленькому человечку, нежно целует детские ручонки, собирающие золотые копеечки — чешую от лещей, рассыпанную вокруг садка. Лизавета аккуратно складывает их на листочек подорожника. Завтра, если дед не привяжет крючочек, она не будет ждать будущего года, а пойдет в магазин и купит…

—

Отгадай загадку, — окликнул Медведушка. — Таня, Маня, Лизавета плавали на лодочке. Таня, Маня утонули. Кто остался в лодочке?

—

Лизавета…

—

Получай за это! — протянул ириску дед. Себя тоже угостить не забыл.

С интересом разглядывая на фантике Буратино с золотым ключиком, Лизавета рассудила по-хозяйски:

—

Половинку скушаю, а остальное на потом приберегу.

—

Прячь подальше, иначе съем, — честно предупредил Медведушка, со своей он уже расправился.

—

Воровать нельзя, зубки выпадут, — припугнула находчивая девчурка и отправила ириску целиком в рот.

Солнце к зениту — время к обеду. Вода, кажется, дымится от зноя. Плотва клюет все хуже и хуже. В прибрежном разнотравье без устали стучат молоточками трудолюбивые кузнечики, куют на будущие дни бездождье. Замерли на розовых трубчатых ножках в ожидании ветерка прозрачные шарики переспевших одуванчиков. Август пропитан запахом гари, это лесные пожары справляют праздник смерти, водят огненные хороводы вокруг огромного города. С тревожным свистом низко над синим морем проносятся в поисках пристанища и корма грустные стайки клестиков. Некуда им деться: из века в век коротают они свирепые зимушки среди хвойных хребтов и угрюмых сугробов.

—

Жгут Сибирь… — Медведушка с жалостью посмотрел на беспечно игравшую золотыми копеечками внучку. Пылает отчая земля — выродились защитнички, осталась одна Лизавета с прутиком.

Развалившись среди битого стекла и объедков, хлебают пиво, обкуриваются «травкой» и сквернословят, равнодушные к своей судьбе живые трупы. Лежбище горожан пышет утробным смрадом. В мутном мареве, как шприц наркомана, торчит телевизионная вышка.

Медведушка не заметил, как и задремал под мрачные раздумья. Пригрезилась ему мерзкая картина. Будто он, молодой-молодой, сидит в родительской избе, пьет чай за скобленным до желтизны столом. Окна и двери распахнуты. Свежо! Тут откуда ни возьмись, врываются черным клубком в избу навозные мухи, да не простые, а говорящие. Вьются, гадят, митингуют: «Долой мухобойки — оружие массового поражения! Да здравствуют свалки!» И под шумок откладывают-откладывают опарышей в горшки, чугунки и разные там корыта. Опарыши — отборные, самый раз лещей на таких ловить! Нагреб их Медведушка совковой лопатой полную бочку, а сверху мелкой металлической сеткой запечатал, чтобы по белому свету не расползлись. Такой визг навозные мухи подняли, хоть уши паклей затыкай: «Свободу жертвам рыбоедов! Смерть бритоголовым!» С макушки до пят Медведушку обмарали. Не стерпел, выхватил из-за голенища припрятанную на всякий случай дареную мухобойку и пошел шлепать…