Камень - Борис Вячеславович Конофальский

саранчу, и в прошлые годы была достаточно оживлённой, а теперь, когда население Губахи увеличилось…

В общем, каких-то законченных мыслей на этот счёт у него не было, он просто быстро шёл по мокрой от дождей пустыне почти в полной темноте.

Кажется, солнце село окончательно, на небе ни звезды, ни луны, и тут ему помогли пижонские очки «Спектр». Да, как ни странно, в них было лучше видно, чем без них. Ненамного, но всё-таки… И в них даже в этой кромешной темноте он как-то ориентировался и находил дорогу. Пока не пошёл дождь.

Это был обычный дождь для этого периода. Над уполномоченным как будто кто-то открыл душ. И из него хлынули потоки воды.

Тут уже и модные очки «Спектр» не помогали. Черная пелена и льющаяся с неба вода. Ему пришлось остановиться. Реально ничего не было видно. Ему. Но вот армейские ПНВ были рассчитаны на работу во влажной среде. Это у них даже в инструкции было написано. Правда, там не было написано, будут ли они работать, когда вода просто с неба как из ведра. Он не успел додумать эту мысль, короткая жёлтая вспышка справа на мгновение озарила чёрные склоны барханов. А потом и звук пришёл…

Тах…

Уполномоченный, не думая, исключительно на выработанном за годы своей нелёгкой жизни рефлексе, сразу и с уклоном сдвинулся вправо, зафиксировав при этом место вспышки и источника звука, и моментально вскинул руку с револьвером…

Паах..

И сразу сместился ещё дальше вправо и встал на колено… И ему тут же ответили целой россыпью звуков…

Таа-та-та-та-тах..

Через струи дождя и ночной мрак в коротких, но ярких вспышках Горохов смог разглядеть фигуру в коротком пыльнике с винтовкой в руках. Тридцать, может быть тридцать пять метров: бескомпромиссная, смертельная для кого-то из них дистанция. Сильнейший дождь, непроглядная темнота – и два человека, пытающиеся друг друга убить…

А ещё… Может быть, это ему казалось… Пули, пролетая рядом с ним, разбивают капли дождя в мелкие брызги, в туман…

Но он не фокусировал внимание на этих странных явлениях, он уже наводил оружие на то место, где только что так яростно бушевал жёлтый огонь винтовочных выстрелов. И ему потребовалось буквально мгновение, чтобы прицелиться…

Паах.. Паххх…

И тут же он срывается со своего места влево, и вовремя…

Таа-та-та-та-та-таах….

Горохов слышит, как шипят пули, прорываясь сквозь струи дождя, шипят совсем рядом с ним, как раз в том месте, откуда он только что убрался… И он поднимает левой рукой обрез.

Бахх….

Вспышка от выстрела этого оружия яркая, долгая; первый выстрел он делает жаканом и, дав противнику мгновение сместиться, делает второй выстрел картечью.

И сразу срывается с места, ожидая ответных выстрелов, влетает на достаточно высокий бархан и, почти не пригибаясь, бежит с него вниз, на ходу перезаряжая обрез, а потом и револьвер…

А выстрелов всё нет… Только дождь шумит.

«Что, урод, притих? Достали тебя мои картечины?».

Он думает об этом со злорадным удовольствием. Было очень, очень приятно утереть нос этим крутым, что надумали убивать старшего уполномоченного Горохова… Да ещё где! В его родной пустыне. Хотя он всё прекрасно понимал: никаких гарантий насчёт попадания у него не было, а этот тип притих просто потому, что перезаряжал оружие – стрелял он длинными очередями, патроны не экономил. Но всё-таки ему хотелось верить, что одного из этих крутых он зацепил. А может, всё-таки и зацепил, так как выстрелов больше не последовало; а вскоре за дождём и теменью уполномоченному удалось увидеть огни. Они двигались… Это была та самая дорога, к которой он так стремился.

Он ещё оборачивался, хотя смысла в этом было мало, в пелене дождя по-прежнему рассмотреть что-либо дальше трёх шагов не было никакой возможности.

«Если они меня потеряли, то в этом дожде уже не найдут. Следов не разобрать, тепловизоры – последняя их надежда, но, судя по последней стычке в дожде, ПНВ у них есть не у всех, иначе тот урод меня изрешетил бы там, между барханов».

Тем не менее, помня про ПНВ, он старался как можно дольше скрываться за песчаными валами и переваливать через них как можно быстрее. Андрей Николаевич не сбавлял шага, двигался на юг, шёл быстро, а там, где пространство было свободно от песка и зарослей кактуса, даже переходил на лёгкий бег. И уже минут через семь он выбрался к дороге. Тут уже и дождик стал потихоньку стихать.

Большой тягач, покачиваясь из стороны в сторону в колеях с водой, тащил накрытую брезентом платформу в сторону города; уполномоченный сразу догнал его и, приподняв брезент, влез под него. Там всё было заставлено большими тазами и бочками, в тазах был щавель, молодые побеги кактусов, всякая другая вкуснятина, но после этих приключений в сумерках он даже не запустил руку ни в одну корзину.

Уполномоченный, выглядывая из своего «укрытия», старался разглядеть в дожде хоть что-то, но, кроме фар следующей за тягачом машины, ничего не видел. Так спокойно он добрался до города, где на одной из улочек слез с прицепа.

Дождь закончился, а вот его тревоги только начинались. Да, ему было из-за чего тревожиться. Он остановился у одного из домов, подальше от фонаря, закурил и продолжил движение быстрым шагом. Хоть после дождя на улице стало свежо и появилось много людей, прогуливаться на открытом месте ему очень не хотелось.

«Кто это был? Кто это, мать их, осмелился нападать на уполномоченного Трибунала? Ну, допустим, такое бывало, но то бывало, когда приговор подопечным был уже вынесен и из Трибунала к ним ехал человек, чтобы привести его в исполнение. Тогда, понятное дело, пациенты предпринимают все усилия, чтобы доктор до них не добрался. Но вот так просто! Может, это мстит кто? - но те, кто хотел бы, а главное, посмел бы ему мстить тут, в Губахе, давно мертвы! Если это были люди, связанные с местными властями… Ну, мало ли, может, кто из них поминает его недобрым словом, а теперь узнал, что он снова в городе. - Но они всё устроили бы прямо тут, на улицах, или в гостинице, не постеснялись бы; эти же дождались, пока я выйду в степь. И причём были готовы к этому… А перед этим вломились в номер и украли окурок! Зачем? И главное – кто? - этого он не понимал. Конечно, у него были враги. Дружки, родственники, коллеги тех людей, которых он покарал. Угомонил. Но всё это был народец, который, как правило,