Реминискорум. Пиковая дама - Елена Климова

«Лжет». – «Нет». – «Лжет». – «Нет». – «Лжет». – «Нет». – «Лжет».

– Привет, солнце. Я сегодня пойду в одну галерею на ночь музеев, Боря пригласил. Говорит, его пассия собирается вызывать какой-то призрак. Сеанс магии с последующим разоблачением меня мало волнует, но вот выставку я хочу посмотреть. Я погуглил – там реально крутая коллекция средневековых редкостей. Вот и думаю…

«Пускай валит… Хоть на все четыре стороны…» – «Не сиди одна. Пойди с ним, посмотри на него, подумай хорошенько. И реши все окончательно. Хватит себя мучить. Не тяни. Сегодня ночью: пан или пропал».

Решено.

– Лешик, я пойду с тобой, можно?

И вот как все вышло. Она хотела во всем разобраться, поговорить с Лешей начистоту. А вместо этого – дурацкий ритуал, ужасная старуха, зазеркалье, странные двери с кошмарными мирами, светящееся дерево, говорящий дух… Она не могла в это поверить. Каждую секунду ждала, что наваждение рассеется и все это все-таки окажется сном или каким-то чудовищным розыгрышем. Но пока… Следуя за призраком, они оказались на чем-то вроде сцены, расположенной словно на донышке огромной воронки или в центре колизея. Вокруг концентрическими кругами поднимались семь уровней амфитеатра, разделенные семью узкими проходами. В каждом из проходов находились богато украшенные двери.

– Где это мы? – почему-то полушепотом спросила Вера.

Театр памяти. Грандиозное и мистическое творение Джулио Камилло. Вряд ли вы когда-либо слышали это имя, а ведь в шестнадцатом веке слава Джулио Камилло Дельминио гремела по всей Европе. Современники называли его «божественным Камилло». Лучшие умы эпохи специально приезжали в Венецию, чтобы увидеть построенный им деревянный Театр и убедиться в его действии. Король Франции Франциск I признавал его гений равным гению Леонардо да Винчи, финансировал его работы и мечтал обучиться его искусству. Однако искусство это было тайным. Тайну он обещал раскрыть лишь Франциску, но так и не раскрыл, книг не оставил. В семнадцатом веке Камилло еще называют по привычке в ряду великих герметиков, в восемнадцатом упоминают редко и свысока. Позже – забвение. Искусство памяти потеряло связь с магией и свелось к элементарной мнемотехнике, а ведь когда-то считалось, что оно способно поднять человеческий разум на почти божественную высоту.

Однажды древнегреческий поэт Симонид Кеосский чудом спасся от смерти – и в этот миг открыл искусство памяти. Будучи на пиру, он на минуту вышел, а когда вернулся, обнаружил, что в доме обвалилась кровля и хозяин с гостями погибли под обломками. Симонид же запомнил место каждого за столом и поэтому смог указать безутешным родственникам, где кого из погибших искать. Так ему открылось, что для запоминания любых вещей нужно отобрать некоторые места и расположить в них образы тех вещей, которые требуется запомнить. С тех пор, следуя Симониду, в качестве системы мест для запоминания стали использовать здания и помещения: комнаты, лестницы, колонны, ниши, портики. В них располагали специальные образы, которые старались наделять максимальной экспрессией: необычные предметы, страстные, окровавленные или танцующие символические фигуры, ибо обычное забывается, а выдающееся запоминается. Мысленно проходя по этим помещениям, античный философ или оратор мог извлекать из памяти предметы и слова в любом желаемом порядке. Таким способом известный преподаватель риторики Сенека мог легко запомнить и повторить две тысячи имен. Он же, выслушав двести человек, которые произносили по одной стихотворной строке, мог тут же произнести все эти строки в обратном порядке.

Ну и что, скажете вы. Что тут такого замечательного и божественного? Один японец недавно записал по памяти число «пи» с точностью до 40 000 знаков после запятой. А женщина из Тасмании запомнила наизусть весь телефонный справочник своего города – 128 603 номера телефонов абонентов, а также их имена и адреса. Это же просто курьез, природные способности плюс элементарная мнемотехника. Разве нет? Конечно, курьез, согласимся мы. Но для древних память означала нечто совсем иное.

Способность запоминать и воспроизводить слова и образы в любом порядке лишь демонстрировала силу памяти. Применялась же она, вопреки общепринятому мнению, не столько для заучивания и произнесения речей, сколько для анализа и размышлений. Недаром Платон порицал изобретение письменности за то, что память лишается упражнения, а ум человека – системы. Привычка по любому вопросу заглядывать в книгу (в наше время сказали бы – гуглить в Интернете) пугает Платона тем, что люди «будут многое знать понаслышке, без обучения, и будут казаться многознающими, оставаясь в большинстве невеждами». Ведь чтобы размышлять о чем-то, сравнивать идеи, устанавливать связи между фактами и явлениями, нужно все эти предметы одновременно удерживать в уме. Как добиться этого без искусной памяти с ее упорядоченной системой мест? Не потому ли гении античности и возрождения – эпох, когда искусство памяти было в почете, – достигали столь многого в столь многом, наше же время рождает лишь узких специалистов? Пренебрегая памятью, мы разучились правильно думать.

А ведь была еще и иная, метафизическая сторона памяти. Согласно тому же Платону, помимо нашего грубого и несовершенного мира существует высший мир – мир идей, форм, вечных сущностей. Земные вещи являются лишь искаженными копиями этих идей, словно тени, которые огонь отбрасывает на стены пещеры. Душа человека нисходит из мира идей, но при рождении об этом забывает. Поэтому мы не извлекаем идеи из опыта – мы их припоминаем! Таким образом, память – единственный источник истины. Нужно только придать ей структуру, соответствующую истинной структуре мироздания. И здесь нам является фигура основателя оккультного искусства памяти – Метродора из Скепсиса. Порвав с традицией располагать места памяти в реальных или воображаемых зданиях, он создал систему, основанную на астрологическом зодиаке. Она должна была давать своему обладателю магическую силу – и, видимо, давала, если судить по тем легендам, которыми было окружено в античности имя знаменитого скепсийца.

Много веков спустя два главных средневековых схоласта – Альберт Великий и Фома Аквинский – по-своему переосмыслив античное искусство памяти, перенесли его из риторики в этику, трактуя как часть добродетели благоразумия, ведь благоразумие основывается на детальном знании Библии, памяти об Аде и Рае. Как все это запомнить неграмотным прихожанам? И вот по всей Европе строятся огромные здания, разделенные на большое количество мест, наполненных множеством необычных запоминающихся фигур – святых, чертей, горгулий. Это готические соборы – настоящие средневековые театры памяти!