Все течет - Нина Федорова

И эта маленькая книжка, напечатанная где-то за границей, в подпольной типографии, стала той единственной собственностью Варвары, той её единственной вещью, которую она берегла для себя всю свою жизнь.

Глава XIX

Однажды вечером, в воскресенье, когда начали спускаться сумерки, Берта сказала Варваре:

– Сейчас мы пойдём на политическое собрание. Тайное, конечно. Ты наблюдай и молчи.

Был ветреный вечер начала осени. Варвара дрожала от волнения и от холода. Они шли молча, стараясь не привлекать ничьего внимания! Берта, в своём настоящем виде, не хромая, без очков, казалась Варваре новым человеком.

Был праздник, и пешеходы более, чем обычно, наполняли тротуары. Берта шла впереди, а Варвара – по её указанию – шла на несколько шагов за нею, чуть в стороне, не теряя её из вида, но в то же время как бы идя своим путём, не за Бертой.

Варвара догадывалась, о чём будут говорить на собрании. Город был взволнован недавним происшествием в местной тюрьме: жандармы избили трёх политических заключенных; среди них была одна женщина – студентка. Телесное наказание запрещалось законом. Город был взволнован и возмущён. Жандармов осуждала вся интеллигенция, без различия партий. Варвару удивило отношение Берты к этому факту. Она ожидала от неё негодования, а Берта сказала просто:

– Ого! То ли ещё случается в тюрьмах!

Варвара не знала, где будет собрание и куда они идут. Велико же было её изумление, когда Берта остановилась у дома доктора гимназии, в том месте, где когда-то она, Варвара, стояла с умирающим воробьём в руках. Берта сделала ей знак рукою: здесь! И они вошли.

Собрание проходило под видом празднования дня рождения хозяйки. М-ль Хиля, уже утратившая очарование прежней молодости, была нарядна и оживленна. Угощая чаем и тортом, она беспрестанно двигалась, неумолчно говорила о событии в тюрьме, и с таким возмущением, что то и дело откалывалась огромная бутоньерка на её груди, и она просила то одного, то другого из гостей пристегнуть её покрепче.

Появление Берты произвело заметное впечатление. Видно было, что именно её и ожидали. Но, к изумлению Варвары, Берта изменилась, став неузнаваемой. Она шумно здоровалась со всеми: «Товарищ, руку!» – много говорила, употребляя выражения вроде «по-бедняцки», «по-простецки», и многословно, горячо негодовала по поводу события в тюрьме.

У входной двери – по очереди – дежурили двое из гостей, контролируя приходящих. Все, кроме Варвары, очевидно, знали друг друга, и это, казалось, для них было не первое собрание. Варвара же знала немногих, и то по фамилиям только, но именно присутствие этих лиц вызывало в ней враждебное недоумение. М-ль Хиля, златовласый дьякон Анатолий, любитель западной культуры, Свинопасов, учитель древних классических языков и чистописания, знавший, что «всё проходит», парикмахер Оливко со своей замечательной булавкой в галстуке. Зачем они здесь? В «Катехизисе» Нечаева им не было места. Возможно ли допустить, чтоб эти люди решали чьи-либо судьбы? Тогда почему же нет Полины? До какой, значит, степени Берта не доверяла ей! И так удивительно было видеть Берту, поздравлявшую хозяйку с днём рождения, называя её «светлою личностью этого тёмного города».

Притихшая и даже как-то осунувшаяся, Варвара присела в самом тёмном уголку. Соседом её оказался молодой еврей Моисей Круглик, имевший в городе бесспорную репутацию гения. Её поразил его крайне рассеянный вид. Он, видимо, думал о чём-то своём и, казалось, не отдавал себе отчёта, где он находится и что происходит вокруг. Вынув записную книжку, он углубился в какие-то вычисления. Бросив любопытный взгляд, Варвара увидела, что это была математика, но в таком виде, в каком она ей ещё не встречалась. Привлечённая ею, она подвинулась ближе и, вытянув шею, следила за записью в книжке, но – увы! – напрасно. Она видела непостижимое. Вздохнув, она отодвинулась и стала вслушиваться в то, что говорилось на собрании.

Ораторы сменяли друг друга. Каждому отводилось десять минут. Речи были однообразны: «Товарищи, позор» и т. д. Их ложный пафос возмущал Варвару: каждый оратор любовался собою и своим негодованием по поводу события в тюрьме – и только. И они говорили с искусственным дрожанием в голосе, даже со слезой: «о, доколе? доколе?» – но все награждались шумными аплодисментами и восклицаниями: «Правильно, товарищ! правильно!» И у Берты тоже дрожал голос, и были слёзы, и она аплодировала. Фамилии жандармов – Кузьмин и Гденко – произносились со скрежетанием зубов, и Берта тоже скрежетала.

Митинг закончился ничем, то есть не было ни предложено, ни вынесено никаких решений, не предполагалось никакого действия. Доклад о «политических актах» сводился к тому, что прокламации были разбросаны во дворе (через заборы) электрической станции и во дворе городского училища. И с изумлением Варвара узнала, что последний подвиг был совершён мальчиком Камковым, сыном Фомы.

Митинг закончился под весёлые восклицания и общее довольство собой. Началась неофициальная часть: празднование дня рождения хозяйки.

Моисей Круглик, глубоко погружённый в свои расчёты, тоже наконец пришёл к какому-то заключению. Закрыв книжку, он ещё пососал немного свой карандаш, а затем и его положил в карман. Худое бледное лицо задвигалось мускулами, и Моисей тихо произнёс: «Да?» Рассеянно он взял руку Варвары и, сжимая её, произнес: «Нет?»

Варвара быстрым движением выдернула руку.

– Простите, это, кажется, ваша рука? – произнёс Моисей Круглик, придя в себя и смутившись, но тут же, забывая о Варваре и её руке и возвращаясь к своей проблеме, он произнёс, ни к кому не обращаясь:

– Возможно, я нашёл подход к решению этой проблемы! – Подумав, он ещё раз сказал то же самое и, встав, пошёл по комнате, ища, где же выход.

Внимание Берты обратилось на Варвару.

– Она посвящена делу революции, – объявила Берта и просила присутствующих считать её «своей».

Ещё слишком молодая, чтоб заслужить принятие в партию, Варвара была «включена в цепь» как одно из звеньев, по которым, «подобно электрическому току», долженствовала протекать «активность». Ей дана была кличка «Марго». Звеном предшествовавшим являлся учитель Свинопасов, здесь известный под кличкой «Коперник», за нею же следовал Моисей Круглик, или Жаворонок. Других звеньев цепи Варваре пока не должно было знать. «Работа» её состояла в том, чтоб, получив устную или письменную информацию от Коперника, она секретно спешила передать её Жаворонку.

Варваре поаплодировали, и хозяйка воскликнула:

– Ну, товарищи, начнёмте ж, наконец, праздник! Ужин в столовой, а здесь танцы!

Берта шепнула Варваре:

– Идём!

Они незаметно вышли. Контроля у выхода не было. Берта внимательно оглянулась по сторонам.

– Молчи! – прошептала она Варваре и, взяв её за руку, провела через другую входную дверь, налево. За нею было нечто вроде большой нежилой комнаты или чулана. Пройдя через неё, они очутились перед застеклённой дверью во двор. Грязные, тусклые окна были заклеены местами разорванной газетной бумагой. Они вышли во двор, где на