Курсант: Назад в СССР 12 - Рафаэль Дамиров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Срок, который нам давал убийца в шифровке с Приходько истек, — сетовал Горохов всё с той же патетической миной. — Не нашли мы администраторшу, а значит, ее уже нет в живых. Считайте, эта жертва на нашей с вами совести, товарищи. Как вы спите? Cпокойно?
— Может, он ее все-таки не убил, — робко предположил Федя. — Тела ведь нет… Смысл труп прятать, если предыдущие, считай напоказ выставлены были.
— Литератор так просто обещаниями не бросается, — скептически поморщился Горохов. — Не тот тип людей. Светлана Валерьевна нам его портрет уже доподлинно обрисовала, и нет оснований этой характеристике не доверять. Решительный, умный, расчетливый. Будто и не псих вовсе, а… боевик какой-то.
— А вдруг у него планы поменялись насчет Приходько? — не сдавался Погодин. — Может, она ему для чего-то нужна. И потом… Портрет психологический — это все предположения и версии. Психология — не математика, расчеты не проведешь.
Я постарался хмыкнуть потише — как мог. Это хорошо, что Света тут не присутствовала. Она бы за родную психологию Погодина четвертовала. Словесным портретом.
— Нужна? Для чего? Конкретнее! — остановившись, Горохов впился взглядом в Федора, тот даже по спинке стула немного сполз. — Вот ты, Федор, только языком горазд молоть, а подозреваемого так и не смог разговорить. Ковригин который день уже в СИЗО, а толку ноль. Молчит, как рыба об лёд. Чтоб его холера взяла!
Шеф вытащил носовой платок и потер взмокшую лысинку.
— А что если Ковригин ни при чем? — замотал головой Федя. — Вдруг его кто-то подставил? Проник в дачный домик и отпечатал на его машинке пишущей шифровку ту.
— А где доказательства, Федя? — нависал над оперативником Горохов. — Кому это выгодно? А?
— Ясное дело, кому, — морщил лоб Погодин, — у него один враг — Светлицкий.
— Ага! Уважаемый человек, ветеран МВД, популярный писатель, личность на всесь Союз известная. Как ты себе это представляешь? Ему-то это зачем?
— Как — зачем? А что если Светлицкий — и есть Литератор? И кинжальчик у него подходящий под параметры орудия убийства дома имеется. И мотив есть. Все сходится…
Горохов застыл, будто на него свалилась сенсационная информация. Поскреб затылок, а потом, подумав, произнес:
— Слабоват мотив — месть писателю-неудачнику. К тому же, мы установили, что на момент убийства Завьяловой кинжал этот находился в ремонте, у мастера-кустаря. У Семена Кондейкина.
— Это который сосед Парамонова сверху?
— Да. Про кинжал он подтвердил.
— Ну не знаю, он же, сами знаете, выпить любит. Неблагонадежный гражданин, такому контингенту на слово верить — опрометчиво. А если Светлицкий его подкупил? Или запугал.
— Кинжала действительно не было в квартире Светлицкого на момент убийства, — вмешался я. — Во всяком случае, на стене в кабинете он не висел. Это подтвердил Толя Рубилин. Он вхож в квартиру и даже считает Светлицкого своим будущим тестем.
— Ха! Варин ухажер! — Федя взмахнул руками, будто хотел подкрепить свой возглас физически, и я ощутил, что волна раздражения внутри растёт. — Да он вообще мутный какой-то! Барыга! Спекулянт, одним словом. Скажите мне, вот, что он на складе ночью делал, с Монашкиным и еще одним неизвестным? Явно что-то криминальное замышлял… Я бы ему вообще не верил.
— Это другой вопрос, — прокряхтел шеф. — Мы считаем, что председатель исполкома как-то связан с Тузом. Ну и Рубилин, соответственно, тоже. Тут другая паутинка нарисовывается. Знать бы, с какой стороны к ней подойти.
Ну вот, снова к Тузу подъехали…
Тем временем Горохов приблизился к столу Каткова. Тот на всякий случай сразу сделал вид, что работает в поте лица. Вперился взглядом в бумажки, раскиданные на столе, будто осенний листопад.
— Чем порадуешь? — теперь уже шеф нависал над криминалистом.
— Да я все на сто рядов просмотрел, Никита Егорович, — пожал плечами Алексей. — Никаких зацепок…
— А ты еще раз посмотри!
— Есть небольшая нестыковочка… Но, скорее всего, случайный фактор. Не знаю.
— Какая нестыковочка? — насторожился Горохов. — В нашем деле важна каждая деталь. Прижать нужно этого Ковригина. Если он виноват, конечно.
Алексей снова разложил листочки, но уже упорядоченно. В центре стола — послание с выдержкой из произведения Светлицкого, где была зашифрована фамилия «ПРИХОДЬКО» из тех плохо пропечатанных букв, что сложились в слово. Сбоку — анонимка на Светлицкого, которую изъял я у главы местного дома литераторов Антонины Шишкиной. Снизу — отрывок из нового романа Светлицкого, который выкрал по моей просьбе Рубилин для мифического поклонника писателя. Как будто на одном столе собрались все плоды нашей усиленной деятельности за эти недели.
— Вот, смотрите! — Катков водил лупой по строкам. — Заглавные буквы пропечатаны чуть сильнее в шифровке, чем строчные, а в анонимке они одинаковы.
— Ну и что? — морщился Горохов.
— С виду, вроде, ничего такого, но, чтобы отбить заглавную букву, нужно ведь нажать две клавиши. Перевод регистра — и собственно литеру нужной буквы. Это дополнительная манипуляция.
— Ближе к делу, профессор.
— Проведенная мной техническая экспертиза документов показала, что шифровку и анонимку могли напечатать разные люди, но на одном устройстве.
— Как это?
— Вот, смотрите, — Алексей передал лупу Горохову, а мы сгрудились вокруг его стола, полагаясь на собственное молодое зрение. — В шифровке везде заглавные буквы пробиты чуть интенсивнее строчных. Не специально, это печатающий непроизвольно сильнее нажимал на клавишу, когда приходилось переводить регистр.
— Ерунда это все! — скривил губы Горохов. — Может, он пьяный печатал? Или на нервах.
— Этот признак устойчиво проявляется по всему тексту шифровки, — замотал головой Катков. — Идентификационная значимость его, конечно, несущественна, и без совокупности других признаков…
— Своими словами, Леша. Не мудри, — прервал его шеф.
— В общем, это может быть как случайность, так и нет. Но, в любом случае, вывод в заключении я могу дать лишь в вероятной форме. Он больше имеет розыскную ценность, чем идентификационную.
— И что нам с твоей вероятностью делать? — хмурился следователь.
— Это еще не все… Вот фрагмент рукописи Светлицкого. Посмотрите, что скажете?
— Смотреть — это твоя стезя, Алексей, говори уже, как есть.
— Там тоже заглавные буквы пропечатаны чуть интенсивнее строчных. Привычка бить по клавишам сильнее, когда
