Титус Гроун - Мервин Пик

Девочка зевнула и подумала – вот скукотища-то! Чем бы заняться? Внезапно она ощутила острое желание углубиться в книгу стихотворений, что была скрыта от посторонних глаз на чердаке. Остальное уже было делом техники – еще раз убедившись, что дверь надежно заперта, она зажгла свечу, отодвинула кровать от стены и через несколько минут, поднявшись по винтовой лестнице, очутилась в своем убежище.

Вообще-то девочка нечасто забиралась на чердак в предвечернее время, предпочитая скрываться от посторонних глаз с раннего утра. Но делать все равно было нечего, и теперь Фуксия пробиралась давно знакомым путем, то и дело посматривая на яростно прыгающее пламя свечи. Девочка подосадовала – от свечи остался короткий огарок, она забыла позаботиться о новой. Но тут же вспомнила – три недели назад она принесла на чердак пачку красных и зеленых церковных свечек. Как хорошо, что вспомнила! Добравшись до комнаты, Фуксия обрадовалась – свечи на месте. Девочка решила зажечь три свечки – и тогда комната будет ярко освещена – окно она закрыла, так как дул сильный ветер. Фуксия зажгла новую свечку и направилась к окну – нужно было поплотнее закрыть ставни. И тут ей показалось, что у нее остановилось сердце – у второго окна лежало скорчившееся неподвижное тело. Как попал этот человек сюда? Неужели через окно?

Стирпайк затруднялся даже приблизительно определить, как долго он пребывал в бессознательном состоянии. Тем не менее всему на свете рано или поздно приходит конец – и сознание стало постепенно возвращаться к нему. Между тем вечерние сумерки уже начали окутывать землю, повеяло холодом, хотя окна были закрыты. Именно дуновение холодного воздуха было первым ощущением юноши, когда он открыл глаза.

Несколько мгновений Стирпайк лежал с открытыми глазами, совершенно ничего не соображая. Он выдел перед собой закрытые решетчатые ставни. Поваренок напряг и без того измученный ум – неужели он уже находится на том свете? Интересно, это рай или ад? Во всяком случае, поначалу он был твердо убежден, что это не Горменгаст – подобного помещения он еще не видел. Не помнил юноша также и того, как он оказался тут. Затем Стирпайк ощутил острое чувство голода – в желудке словно кошки скребли. Вообще ныло все тело – кажется, он был весь исцарапан. Он чувствовал себя очень плохо – окружающие предметы казались ему только расплывчатыми тенями. И тело было будто налито свинцом…

Постепенно зрение паренька начало входить в норму, и вскоре он понял, что маячившие перед глазами серые и белые пятна – это не что иное, как висящие на стене картины. Только вот в помещении было довольно сумрачно, так что Стирпайк не мог бы разглядеть то, что было изображено на картинах, даже находясь в добром здравии.

Он попытался пошевелить рукой, но с удивлением обнаружил, что тело стало словно чужим – вообще не чувствуется.

Тем не менее силы понемногу, но стали возвращаться в измученное тело: уже вскоре беглец мог с трудом пошевелить руками. Именно протянув руку в сторону и ощупав странный узкий столбик, Стирпайк понял, что это – ножка стола. А потом он и вовсе сумел подняться на колени, схватившись за край стола, и встать на ноги. Поваренок чувствовал, как предательски подрагивают ноги, как у него начала кружиться голова. Мутным взором он посмотрел на стены – так и есть, там висят картины… Стирпайк опустил голову, и увидел на столе принесенные Фуксией за день до этого съестные припасы…

Беглец не поверил своим глазам, ведь это целое богатство: две сморщенных груши, половина пирога, девять фиников в коробке и сосуд – конечно же, с напитком! Рядом с провизией сиротливо лежала книга – издали юноша безошибочно определил, что это книга стихов. Безразлично посмотрел он на раскрашенную в серо-багровые тона страницу – он все еще не мог поверить, что видимое – не плод его фантазии. Голодной курице, известно, просо снится…

Однако видение не исчезало, и Стирпайк с замиранием сердца позволил себе предположить, что глаза его все-таки не подводят. Он несмело склонился над раскрытой книжкой – чья-то умелая рука изобразила трех одетых в просторные серые одежды людей, бредущих по покрытому багровыми цветами лугу. Особенно юношу поразили кисти рук и босые ноги изображенных на картинке людей – они были выведены с особой выразительностью, так что казались даже реальнее и значимее, чем лица…

На второй странице тесно кучковались строгие черные буквы. Строчки поначалу плясали перед глазами Стирпайка, но когда со зрением все стало в порядке, паренек разглядел, что это были стихи. Поваренок никогда в жизни не обнаруживал в себе любви к изящной словесности, но теперь непонятная сила заставила его пожирать глазами черные строчки – одну за другой:

Мы вдвоем, мы одни,Мы вперед идем.На краю родной землиПесни мы поем.Ночь уходит, день приходит,А мы все поем.Песня нас вперед уводит,Нам все нипочем!

Мы печальны, мы грустны –Жизнь летит, звеня,Где же вы, цветные сны?Где любовь моя?

Мы идем себе вдвоем,И цветы – для нас!Нам невзгоды нипочем,Беды – прочь от глаз!Жизнь – могучий ураган,Жизнь – не лишь цветы,Жизнь – глубокий океан,В нем и я, и ты!

Присмотревшись, Стирпайк обнаружил на странице оставленные чьими-то пальцами отпечатки. Судя по их количеству, книгой пользовались довольно часто. Однако открытие больше обрадовало паренька – выходит, его зрение наконец-то восстановилось! Искры в глазах больше не мелькали, и веки перестали чесаться. Беглец опирался ладонями о край стола – пальцы подрагивали, в жилах чувствовалось напряжение, но руки теперь уже выдерживали.

Стирпайк опомнился – нужно хоть как-то утолить голод! Продолжая глядеть в книгу, он протянул руку в сторону и схватил первый попавшийся предмет – им оказалась груша. Поднеся сморщенный плод к лицу, паренек опешил: кто-то уже кусал грушу, мякоть стала сухой и коричневой. Судя по всему, грушу пытались съесть день-два назад…

Но беглеца мало интересовал человек, принесший сюда эти – без преувеличения – дары богов. Продолжая тупо смотреть в книгу, поваренок погрузил зубы в уже суховатую мякоть плода. По подбородку Стирпайка потек сладкий липкий сок – выходит, мелькнула мысль, груша только с виду казалась такой неказистой!

Проглотив первый кусок, юноша неожиданно ощутил страшную слабость. Что такое – неужели чья-то недобрая рука нарочно отравила плод? Положив грушу на стол, Стирпайк испуганно замер – но все обошлось – желудок заурчал с новой силой, властно требуя наполнения. Паренек поспешно принялся доедать грушу, решив, что как только он съест лежащие перед ним яства, недомогание пройдет само собой. Покончив с едой, Стирпайк поднял голову и с удивлением заметил чуть в стороне благородные линии роскошнейшего дивана. Наконец-то рука судьбы стала подбрасывать ему приятные сюрпризы! Взяв недоеденный кусок пирога и сосуд, в котором плескалась какая-то жидкость, юноша, шатаясь, направился к царственному ложу. Впрочем, нужда научила поваренка быть предусмотрительным – прежде чем уйти от стола, он ссыпал в карман финики. Дойдя до дивана, Стирпайк улегся на темно-красную обивку. Приятно заныли пружины, принимая на себя вес исхудавшего тела. Поваренок подумал, что на диване, должно быть, давно уже никто не лежал…