Книга из человеческой кожи - Мишель Ловрик

Затем он дернул за шнурок, и между нами опустился занавес. К тому времени, когда я продрался сквозь плотный желтый шелк, он уже исчез.

Марчелла Фазан

Руки, которые накоротке познакомились с пастелью и масляными красками в студии Сесилии Корнаро, – эти руки теперь лежали без движения. В те долгие месяцы, последовавшие за смертью Пьеро, у меня не хватало духа взяться за карандаш. Я даже перестала вести дневник. Ради Анны и Джанни я делала вид, что ем, но кожа, которой так восторгалась художница, вскоре натянулась у меня на скулах, как у египетской мумии. Однако остроумие, которое старалась вызвать к жизни Сесилия, никуда не делось, оно ждало своего часа под моим опущенными ресницами и склоненной шеей.

Я догадывалась, что Мингуилло ждал, когда же уйдет Наполеон, чтобы поместить меня в монастырь. И теперь моя свобода зависела от того, кто победит в этой борьбе – Наполеон или мой брат.

Именно высокие скулы Наполеона заставили меня стряхнуть апатию: я просто не могла не дать волю рукам, стоило мне подумать о них. Наконец я потянулась за бумагой и карандашом и начала рисовать: не только Наполеона, но и себя. Я изображала конец своей истории, который весьма отличался от планов Мингуилло.

Я была предоставлена самой себе. Мне никто не мешал. Моя мать не посягала на мое одиночество. Анна и Джанни прибегали ко мне при первой же возможности, но я вежливо отправляла их с мелкими поручениями, на выполнение которых у них уходило много времени. Им пришлось бы плохо, если бы Мингуилло заглянул ко мне и застал их рядом со мной. Я даже боялась поверить им свои страхи: это был мой подарок им, чтобы они не терзались дурными предчувствиями и не ломали голову понапрасну.

Мингуилло Фазан

Сопереживающий читатель уже наверняка ощутил мое отчаяние и отвращение: мне совсем не нравилось находиться между молотом и наковальней в лице Наполеона и святых отцов. Всем им нужны были мои деньги, но никому из них не нужна была моя сестра, как, впрочем, и мне самому.

Но вскоре два события полностью поглотили мое внимание и отвлекли от этой уродливой дилеммы. Одним стала охватившая меня любовная лихорадка. Вторым – грядущая женитьба.

La vogia de cagar e de maridarse la vien tuta in fun momenta как говорим мы в Венеции: желание облегчиться и жениться приходит одинаково внезапно.

Пораженный читатель спрашивает: неужели ваш покорный слуга действительно влюбился?

Любовь? Не стоит думать, будто я не разбираюсь в таких вещах! Я вылущил изрядно женщин и в настоящее время вовсю флиртовал сразу с тремя девицами в Венеции, живущими в разных sestieri:[86] так было безопаснее. Снисходительный читатель простит мне подобную вольность: от одной из них я подцепил нехорошую болезнь и избил ее до крови, поэтому мир так называемой любви в данный момент вызывал у меня одно только отвращение.

Тем временем, вынужденный блюсти целомудренное воздержание хотя бы до тех пор, пока не заживут видимые следы моей инфекции, я удовлетворял свою страсть глазами. Под этим читатель должен понимать, что я приступил к поискам супруги, с помощью которой рассчитывал продлить семейную династию в следующем поколении. Если Бони будет продолжать в том же духе и закроет Корпус Домини, мне не помешает хнычущий в колыбельке наследник мужского пола, который сможет защитить Палаццо Эспаньол от Марчеллы и того, кто украл настоящее завещание.

Супруга, по моему разумению, должна быть толстой, благородной и глупой, способной поддерживать разговор и танцевать. Мое бережливое сердце жаждало заполучить заодно пухлое и глупое приданое, дабы я мог и далее пополнять свой книжный мавзолей. И еще чтобы подремонтировать мой бедный, гниющий, покачивающийся и скрипучий Палаццо Эспаньол, куски которого отваливались от ласкового прикосновения моих любящих пальцев со все возрастающей частотой. (Вероятно, читатель уже познал такую трудную любовь, во время которой чем больше прикасаешься, тем больше теряешь? Недуги кожи моего дома доставляли мне невыразимые мучения.)

Итак. Супруга.

Я проконсультировался со своей книгой из человеческой кожи насчет того, как влюбить в себя избранницу, а также сделать супругу послушной и способной произвести на свет наследника.

Я начал интересоваться благородными девицами города, воображая, каково это будет – заниматься любовью с каждой из них. Как оказалось, мне не пришлось ни долго искать, ни далеко ходить в поисках счастливой получательницы моих писем и снадобий. Моя прекрасная невеста все это время благополучно росла совсем рядом, во дворце Фоскарини, неподалеку от нашего собственного.

Я с нетерпением ожидал момента, когда стану женатым мужчиной. Нет, правда. У нас, венецианцев, даже есть на этот счет очаровательная маленькая пословица, быть может, она уже известна читателю?

A bastonar la so dona, se delïbara le anime dal purgatońo.

Избивая собственную жену, ты освобождаешь чужие души в чистилище.

Джанни дель Бокколе

Бедная девочка, Амалия Фоскарини, она даже представить себе не могла, что ее ожидает. В своем невежестве она ровно через шесть недель сдалась на милость Мингуилло, который старательно обхаживал ее и осыпал знаками внимания. Такое ощущение, что он околдовал ее или одурманил, так быстро она пала жертвой его домогательств.

Ее матушка приходилась подругой моей хозяйке, госпоже Донате Фазан, которая и словом не обмолвилась, дабы предостеречь графиню Фоскарини, что та отдает дочь на растерзание волку. Но к тому времени моя хозяйка и Мингуилло стали прямо такими друзьями, что водой не разольешь, и она вела себя так, словно он одурманил и ее.

Эта Амалия Фоскарини, она была очень смазливой – bionda, bianca e grassotella, как выражаемся мы, венецианцы, – блондинка, светлокожая и пухленькая, и еще у нее были деньги, розовое личико в форме сердечка, крошечный очаровательный двойной подбородок, светленькие бровки дугой и славянские голубые глазки. Mozzafiata, красотка, от которой дух захватывает. К слову сказать, ее сестра только что родила четвертого ребенка, плодовитость была у них в крови, если можно так сказать.

А уж какая она была туууупааааяяяя, господи ты боже мой! Пять лет, проведенных в школе мадам Карлины, не добавили ей ни мозгов, ни ума. А вот танцевать она умела, это да.

Мы любили свадьбы, как и в любом palazzo. Моя хозяйка воспользовалась случаем показать всем, как хорошо она может выглядеть, а Мингуилло посоветовал ей нарядиться в изумрудно-зеленый шелк, который наверняка затмит излюбленный розовый атлас графини Фоскарини.

Но внизу, у себя в кухне, переворачивая каплунов в чесночном соусе и жаря баранину в хлебном мякише с розмарином для свадебного пиршества, мы знали, что делаем все это без души. Нам казалось, что на вертеле мы поворачиваем саму невесту.

Доложу вам, семейство невесты тоже особенно не радовалось. Брачные контракты были уже подписаны, но в последнюю минуту до них дошли кое-какие слухи. Об этом позаботились мы, слуги. Правда, мы все равно опоздали, да и не могли сказать им прямо в лицо, кто такой Мингуилло. Ну, вы понимаете.

Как говорят у нас в Венеции, la donna che se marida bisogna che lagh'abia do cose: boca daporcelo e schena d'asenelo. Женщине, которая выходит замуж, нужны две вещи: рот свиньи и спина мула. Не говоря уже о слоновьей коже. Амалии она бы не помешала, это точно.

Первая брачная ночь стала кошмаром для невесты, секрета тут никакого не было. Я видел, как Мингуилло поспешал в спальню с этой страшной книгой из человеческой кожи, краешек которой торчал у него из кармана. Готов поклясться, что на следующий день у новой контессы на руках остались следы от ее уголков.

Свадебного путешествия не было. Мингуилло попросту не понимал таких романтических бредней, да и для того, чтобы зачать наследника, лучше иметь жену под рукой в любое время дня и ночи. Всего через неделю чувства молодой супруги оказались погребены под корочками незаживших старых ран. Они с графиней крупно повздорили в гостиной. Мать и дочь орали друг на друга так, что их было слышно в самом дальнем углу дворца. Дочь хотела как можно скорее сбежать из Палаццо Эспаньол и от своего мужа-извращенца, вернуться домой, к своей семье. Но мамаша не пожелала ее слушать.

– Отныне ты принадлежишь ему, – визжала графиня Фоскарини, – ты делаешь, что хочет он. Ты думаешь так, как думает он. Ты поступаешь так, как велит он. Иначе что, по-твоему, означает замужество? Шашни под одной крышей? Может, он отправится в Перу и там помрет, как его папаша. Это – единственное, на что остается надеяться… но ты не вернешься домой, чтобы выставить нас на позор и посмешище!.

Наверное, вы уже поняли, почему Чиара Фоскарини и Доната Фазан были лучшими подругами, не правда ли?

Лоно молодой контессы Амалии стало той частью ее тела, которая отомстила всем. Потому что она производила на свет только дочерей, чем приводила супруга в бешенство. Когда родилась первая, он выглядел, как хорек, нажравшийся колючего шиповника.