Крылья империи - Владимир Коваленко

Баглир, изучая их книги, почему-то представлял таких людей исполненными неги сибаритами. И даже воспитал в себе этакую эстетскую неторопливость, которую изредка выпускал на волю. А лаинцы оказались поскакунчиками.

Теперь он понимал — именно способность к регулярной, рутинной работе дала его народу решающее преимущество. Но как лаинцы сражались! Оно и немудрено — тимматцы притирались к выверенным по секундам графикам, а лаинцы — друг к другу. Армия отца была механизмом. Армия Лаина — живым существом. А живое — совершеннее. И — «мир сочувствует живому». Лаинцы в это верят.

— Поедим во дворце, — сказал он устало. — Графы Строгановы с голоду не пухли… Что-нибудь съедобное непременно обнаружим.

— И реквизируем! — согласилась Виа. — Я согласна — тут мы ничего хорошего не найдем. Лучше чуточку продлить низку!

То есть потерпеть немного…

Ожидавший их на верхней ступеньке парадной лестницы солдат звонко щелкнул красными сапогами — выданными полку в знак отличия за Кунерсдорфские высоты. На Шпицберге они стояли в крови по колено. Щелкнул лихо и самую чуточку небрежно. Мол, мы не вахтпарадный полк, а боевой.

— Все готово, ваше вскобродие. Пожалуйте за мной…

Вскобродие — высокоблагородие. Потому как гвардейский ротмистр — это армейский подполковник. Тоже невелика птица, если вдуматься. Даже если он туземный князь. Тем приятнее допрашивать великих мира сего.

Заходя во дворец, Баглир на всякий случай попробовал когтем колонну. Мрамор! Это не уфимское губернское присутствие…

Стол был накрыт в малой столовой. Нежная обивка, роспись легкомысленными загогулинами, лепная лепота на потолке. Романтические блики угасающего дня, сквозящие через окна. И в таком помещении надо работать?

А перекусить и найти кабинет — должна же быть в доме хозяина половины Урала комната для занятия делом — это долго. Ночь первого дня оккупации — самое лучшее время для подозрительных элементов, чтобы попытаться бежать из города. Слишком много дел у победителей, патрули еще не приноровились к территории… Если не сейчас — надо долго отлеживаться в тайных норах… а у кого здесь могут быть тайные норы?

Впрочем, у графа Сен-Жермена могло быть что угодно.

Почему-то Баглир был абсолютно уверен, что загадочный датский главнокомандующий исчезнет совершенно бесследно. Как в омут канет. Но потом непременно подвсплывет, осторожно пошарит перископом и только в совершенно безопасном месте подставит отсыревшие во мраке и тумане бока солнышку.

А потому велел возглавлявшему гарнизон здания подпоручику вводить задержанных по одному, а сам начал торопливо жевать.

— С кого начинать, господин ротмистр?

— С хозяина, пожалуй. Иначе невежливо получается. Не желаете копченую рыбочку?

— Я бы лучше стопочку.

— Ну коли уж до сих пор не приняли… В таких-то погребах. Придется наградить вас чаркой. Дальнейшее же — как пропустим через свои языки всех наших гостей.

Подпоручик — и как его звать — то ли не представился, то ли Баглир запамятовал — ловко опрокинул, занюхал огурчиком, подцепил грибочков. На столе-то стояли все больше разносолы и копчения. Увы, графские повара разбежались при первых звуках канонады, а полковые кашевары оказались заняты в других местах.

Впрочем, Баглира после полетов интересовали почти исключительно рыба и мясо. Причем в количествах, сопоставимых с выставленным на столе. А нагородили-то от души.

Цельнокопченый или соленый — черт разберет — осетр, окорок свиной, окорок говяжий, колбасы копченые, крупяные, кровяные — по паре колец, сало с изумительными розовыми прослойками, с тающим внутри чесноком — и тут же продукты графской оранжереи, от репы до ананаса.

Стулья с гнутыми спинками стояли неправильно. Друг против друга. Мелочь, но сразу ставит людей в противопозицию. Мы на вас, вы на нас. А уж если вас, то есть преподавателей, следователей и тому подобных неприятных собеседников, много — человек чувствует численное превосходство противника и сразу уходит в глухую оборону.

Баглир это учел. И небольшой овальный столик использовал рационально. В противопозицию посадил офицера-апшеронца. Виа усадил сбоку. Сам устроился с другого фланга, причем довернул стул так, чтобы опрашиваемый смотрел почти в одну с ним сторону. Такое взаимное расположение провоцирует людей на содействие.

В получившейся диспозиции настоящий профессионал нашел бы немало несоответствий. Например, Баглир никак не учел освещение. Но профессионалом-то он и не был. Готовили его не в допросчики, в бойцы. А его «метода допроса» была основана на студенческих приемах при сдаче экзаменов. Да, несмотря на непрекращающиеся войны, в Тиммате еще были студенты!

— А, вот и вы, Александр Сергеевич, — приветствовал Баглир Строганова, торопливо сглотнув. — Присаживайтесь. Сюда, за стол. Не желаете клюквы?

— Мне и так кисло, — буркнул граф.

— А кто в этом виноват? — развел руками Баглир, забрасывая в зубастую пасть по ягодке. Зубы при этом были видны во всей красе. Граф только и смотрел, что на эти длинные, тонкие зубы. — Ну ведь не я же! Черт ли вас дернул гвардию поить… Две недели! Не разорились?

— Да у меня залежалое было… Думал: власть поменялась, надо ловить случай.

— А вы и вином поторговываете? Не упомню. И как, с вашего позволения, может залежаться бочковое вино? Оно не залеживается, оно выдерживается.

— Выдерживается — в постоянной температуре, строгих условиях. Я такие условия обеспечить не мог.

— Как это не мог! У вашего дома замечательные подвалы. Сыро, прохладно. И глухо. Ежели кого пытать да расстреливать тайком — лучшее место в столице! Дело, впрочем, не в этом. А в том, граф, что победа Екатерины вам была выгодна. Всем известно: основной доход вашего семейства проистекает от металлургических заводов. Не вино — сталь и чугун. Медь и олово. Ну и готовые изделия — пушки, там, сковороды, ночные горшки… А добывают, плавят и куют — тысячи рабов. Указ же об освобождении сих несчастных уже лежал на столе государя. Ваше благополучие оказалось на волоске! А вы, Александр Сергеевич, человек молодой, деятельный. И тридцати нет — самый возраст для толкового авантюриста. Кровь еще горячая, да и мозги уже есть. И тут переворот. Ищи, кому выгодно, — так советовали еще древние. Поэтому я принужден полагать, что вы изначально участвовали в заговоре. Входили в руководство…

Граф спал с лица. То, что на лице осталось, было бледным и возмущенным.

— Ваши измышления чудовищны, Тембенчинский.

— Какие там измышления! Тривиальный логический анализ. И не стройте мне рожи, — заявил Баглир, которому вдруг надоело быть вежливым и выспренним. — Я понимаю только логику и выгоду. И не вздумайте меня подкупать — столько, сколько я взял бы, еще не начеканено. К тому же мне нравится ваш домишко, а император обещал подарить мне любой, отнятый у мятежников.