Принц из-за моря (СИ) - Чайка Дмитрий

— Выходит, контора, — пожал плечами Ступка. — Тут, Шеба, вот какое дело! Терем — его каждый дурак срубить может, а контора здесь только у меня. Уважения от людей куда больше теперь стало, потому как у меня своя контора есть! Понял?

— Великая богиня Умай! — растерянно сказал Шеба. — Дай нам по старине прожить свою жизнь, как наши предки жили. Голова у меня кругом идет. За один разговор два новых слова узнал. А еще договор какой-то, который писать надо! Что хоть в нем?

— Сколько я тебе плачу, — пояснил Ступка, — и что ты мне за это должен. Упустишь ты, к примеру, такого клейменого варнака, и тридцать рублей виры заплатишь.

— Что??? — взвился Шеба. — Десять золотых за эту падаль?

— Ну, не хочешь, как хочешь, — вздохнул Ступка. — Я тогда консуяров найму. Они точно согласятся, по пять-то рублей на нос.

— Эй! Эй! Эй! — примирительно поднял руки Шеба. — Не надо так горячиться! Я же твой друг, почти брат. Какие могут быть консуяры, когда такие серьезные разговоры идут! Мы с тобой все сейчас решим!

— Тогда поехали в контору, — оживился Ступка. — Дедов перстень с тобой? Ну, тогда все быстро сделаем.

Самослав смотрел на правый берег Дуная со стены нового острога, пахнувшего свежим деревом. Он бывал тут в прошлой жизни, и даже стоял прямо тут, в районе под названием Палилула, разглядывая панораму с Панчевского моста. Раньше на правом берегу он видел кварталы Старого города и Белградскую крепость, а теперь там стояли развалины римского города, в котором едва-едва теплилась жизнь. Стрелка Савы и Дуная была бы для города местом куда лучшим, но пока не время. Замок встанет прямо тут, и он будет охранять мост, который построят здесь когда-нибудь. А правый берег пока не нужен, пусть Дунай-батюшка хотя бы половину года защищает город от врага своими водами. А когда он замерзнет, защищать уже будет Мороз, который порой был весьма жесток к неразумным людям.

Левый, словенский берег был плотно усеян весями по пять-семь дворов, которые плавно переходили одна в другую, разделяясь покосами и полями. И сейчас, когда облетели листья, словенский народ сидел по домам, молясь всем богам сразу, чтобы зима пришла не слишком рано и ушла не слишком поздно. Ведь каждый денечек, что загостится забывчивая стужа, будет уносить в Ирий детей и стариков. На Дунае болталось множество лодок, что цедили сетями его воды, спешно добирая последние дары реки перед зимой. Рядом с весями стояли плетеные верши, и их рыбаки проверяли тоже, не брезгуя и карасями размером в ладонь. На приварок такой карась пойдет замечательно. Соли было в достатке, и вот уже пойманного осетра длиной в руку с радостными криками тащили на берег, где тут же и потрошили. Такая рыбина — день семье прожить, когда яма с житом покажет свое обмазанное глиной дно.

— Как тебе, государь? — услышал он негромкий голос Ступки, что почтительно стоял рядом. — Смотри, сколько труда здесь людского вложено. Сам удивляться не перестаю, хоть каждое бревно тут в лицо знаю.

— Молодец! — повернулся князь к бывшему старосте. — Наклони голову!

Ступка даже зажмурился, не веря своему счастью, но зря. Серебряная звезда висела на груди, тусклым светом возвещая о появлении еще одного боярина в словенской земле. Теперь и дети бывшего простого родовича знатными людьми будут, и правнуки. Даже колени задрожали у Ступки от таких мыслей.

— Одно тебе скажу, — государь посмотрел ему в глаза, словно пролезая в душу острым взглядом. — Не меняй большое на малое.

— Ты о чем это, княже? — непонимающе посмотрел на него Ступка. — Кто же большое на малое меняет? Это ж совсем дурнем надо быть.

— Ты удивишься, — хмыкнул князь. — Просто запомни мои слова и вспоминай почаще. Тогда все хорошо у тебя будет.

Он знает, с ужасом подумал Ступка. Он знает о том разговоре с Шебой. Так он, Ступка, и не взял себе ничего. Только слабость проявил. Колдун, как есть колдун! Верно люди говорят.

— Не поменяю никогда, государь, — сказал Ступка непослушными губами. — И детям своим закажу.

— Понял, значит, — усмехнулся князь. — Молодец! Жадность — причина бедности, жупан. Запомни и это. И детям своим закажи. Всадники не озоруют?

— Нет, государь, — покачал головой Ступка. — Шеба своих в кулаке держит, а прочие племена далеко от нас. Но мысли дурные бродят. У молодежи кровь кипит. Удаль свою показать хотят.

— Удаль, говоришь, — задумался князь. — Найдем им дело, раз в заднице свербит. Беглых много?

— Два десятка семей, — понурился жупан. — На ромейский берег утекли. Половину поймали, половина в горы ушла.

— Почему бегут? — нахмурившись, спросил князь. — Семена дали, соль дали, топоры и косы в полцены, жатки скоро дадим. Что не так?

— Душно им тут, княже, — усмехнулся Ступка. — Не хотят по писаному закону жить. Вольные они птицы, понимаешь ли.

— А топоры с косами? — усмехнувшись, спросил князь, уже заранее зная ответ.

— Все до одного с собой забрали, — подтвердил его догадку жупан. — Не настолько тут душно, чтобы этакое богатство бросать. Да и демоны с ними, государь. Все, как один, людишки скверные были, одно беспокойство от них.

— Ладно, — махнул Самослав. — Невелика потеря. Я завтра в обратный путь тронусь. Весной жди в гости.

— Буду ждать, государь, — коротко поклонился Ступка. — Марк прибыл сегодня утром. Он ждет вас в моей конторе.

— Где? — Самослав поднял было в изумлении бровь, а потом бросил: — Веди!

— Государь! — Марк почтительно склонился перед князем.

— Здравствуй, Марк! — приветливо кивнул Самослав. — Как Фабия? Как дети? Они освоились в Константинополе?

— Вполне, ваша светлость, — ответил Марк. — И гораздо быстрее, чем я. Я еще теряюсь в этом городе, уж слишком он большой. Когда я в Сансе жил, то знал там всех, или почти всех. Тут же можно целый день ходить по улицам, и не встретить ни одного знакомого лица.

— Тебе письмо от матери, — князь передал Марку небольшую шкатулку со свитками. — А это Фабии от родителей и сестер.

— Господи, помилуй! — растерялся Марк, а на его глаза навернулись непрошеные слезы. — А так можно, что ли? Да я, когда из дома уезжал, родной матерью оплакан был, словно покойник. Я же ей через купцов вести передавал, что у меня хорошо все, да только в ответ ничего не получал. Святой Мартин! Радость-то какая!

Глава торгового дома читал письмо по третьему разу, забыв, что рядом с ним сидит с понимающей улыбкой на губах повелитель земель, что раскинулись на месяц пути. Мать жива, у нее побаливает спина. Сестры и племянники здоровы, и шлют поклон.

— Государь, могу я ответ написать? — спросил он дрожащим голосом.

— Можешь, — кивнул Самослав. — С тестем передадим. Он по весне на торг явится. Стар стал купец Приск, а все туда же. До сих пор с караваном приходит. Пора уже младшему зятю дела передавать. Бодо — весьма неглупый малый, он справится.

— Я, государь, золото привез, — засуетился Марк. — Я не только вашу, но и свою, и тестя долю тоже привез. Что-то опасаюсь я много золота там держать.

— Что случилось? — напрягся Само. — У нас же договор.

— Не верю я ромеям, государь, — поморщился Марк. — Что-то недоброе чувствую я. Гнилой они народ. Мы купцам многим на горло наступили, жалуются они, взятки носят, чтобы нас прижать. Только и держимся на том, что они ссориться боятся с вашей светлостью.

— Хорошо, — с каменным лицом ответил Само. — Стефан прислал что-нибудь?

— Да, государь, — Марк торопливо протянул запечатанный свиток. — Доместик у тюрок был. Говорит, есть возможность торговый путь в Китай пробить. Западный каган весьма силен.

— Не жилец он, — отрезал Самослав. — Передай ему, что на тюрок надежды нет, а дочь императора туда не поедет.

— Что? — широко раскрыл рот Марк. — Но… но откуда вы знаете?

— Там смута будет, — загадочно ответил князь. — Шелка нет, значит, тюрки будут друг друга резать за то, что осталось. Просто передай доместику то, что я тебе сказал. Да! И нового персидского шаха Ардашира тоже скоро убьют. Он же ребенок еще, не удержит власть. Пусть Стефан с полководцем Шахрбаразом поближе подружится, у него большое будущее.