Наследство - Кэтрин Вебб

Мне до сих пор кажется довольно непривычным по целым дням оставаться в доме одной, пока Чарльз на службе. Днем здесь стоит беспримерная, удивительная тишина. Бывает, я поворачиваю голову, чтобы поделиться с тобой какой-то мыслью, и обнаруживаю, что комната пуста! Думаю, мне необходимо воспользоваться этим и как следует насладиться покоем и тишиной, пока их не спугнет топот пары маленьких ножек. Меня буквально разрывают пополам два чувства: восторг и радость в предвкушении рождения твоего первого внука — и ужас при мысли о том же самом событии! Я ежедневно напоминаю себе, что женщины благополучно производят на свет детей на протяжении многих-многих лет, а я уверена, что нет ничего такого, с чем я бы не справилась, если это может сделать другая женщина. Было ли тебе страшно, когда ты ожидала первенца? Я надеюсь, ты приедешь, навестишь нас, мама, — как бы мне хотелось посоветоваться с тобой. Конечно, как я уже говорила, дом здесь меньше, чем привычно тебе, однако он все же довольно удобен. Я велела привести в порядок самую большую спальню для гостей, обновила портьеры и постельное белье — старые совсем износились, и теперь комната полностью подготовлена к твоему приезду. В саду все желто от одуванчиков, которые, как я знаю, тебе нравятся, а сельские окрестности очень живописны и превосходно подойдут для неторопливых прогулок. Напиши мне, дай знать, приедешь ли и когда тебе было бы удобно это сделать. В ожидании нашего счастливого события я взяла с Чарльза клятву не садиться за руль автомобиля, но я в любое время могу отправить нашего работника Хепуорта за тобой на вокзал — ехать совсем близко и вовсе не утомительно. Приезжай же!

С дочерней любовью,

В 1931 году Мередит было всего двадцать лет. Двадцатилетняя девочка, недавно вышедшая замуж, беременная ребенком, которого, по всей видимости, она потеряла, потому что наша с Бет мама родилась несколько позже. Я перечитываю письмо еще раз, пытаюсь представить себе Кэролайн в роли любимой матери, по которой Мередит явно сильно тосковала. Мне становится грустно, и приходится перечитать письмо, чтобы понять причину. Это очень одинокое письмо. Я слышу, как Бет снизу зовет меня обедать. Кладу письмо обратно в бювар и, прежде чем спуститься вниз, провожу по нему рукой.

Дождь льет без остановки до вечера вторника, а мне не терпится выйти на улицу. Я завидую Эдди, который убегает и возвращается затемно, с волосами в мокрых завитках и грязный с ног до головы. В каком возрасте мы начинаем обращать внимание на холод, сырость и грязь? Видимо, тогда же, когда перестаем бегать и начинаем степенно ходить. В детской на месте шкафа для белья зияет опустевшая стена. Остались пыль, паутина и невыцветшая краска. Через всю комнату подхожу к стопкам постельного белья, которые я вытащила из шкафа, и снова начинаю их перебирать, откладывая в сторону простыни, пододеяльники с тесемками, крохотные наволочки и роскошную крестильную сорочку. Обнаруживаю под ними стопку детских нагрудников из муслина и маленькое стеганое одеяльце на гагачьем пуху. Не представляю, может ли все это хоть как-то пригодиться Хани и ее младенцу, когда он появится. Будет ли у нее хотя бы детская кроватка? Но это хорошее белье, прочное, приятно гладкое на ощупь, высшего качества. Возможно, ей понравится такая идея — заворачивать свое дитя в шикарные пеленки, пусть даже вместо детской у него будет автофургон. На глаза мне вновь попадаются те наволочки с вышитыми на них желтыми цветами. Я решаю заглянуть в справочник и определить, что это за цветы — может, это прольет свет на причину моего необъяснимого к ним интереса.

— Куда направляешься со всем этим барахлом? — интересуется Бет, когда я стаскиваю вниз узел с бельем.

— Хочу отнести Хани. Это все детские вещички — мне кажется, они ей пригодятся.

Бет хмурится.

— Что тебя смущает? — спрашиваю я.

— Эрика, зачем ты стараешься?

— Что?

— Сама знаешь. Мне кажется, что тебе не следует лезть из кожи вон, стараясь снова с ним подружиться, вот и все.

— Почему? И вообще, не так уж я лезу из кожи. Они, как-никак, наши соседи. По-моему, тебе и самой было приятно общаться с Динни тогда, на вечеринке.

— Ну, раз уж вы уговорили меня туда пойти, ты и Эдди, было бы неприлично с ним не разговаривать. Но я… мне кажется, у нас теперь слишком мало общего. Я вообще не уверена, что мы так уж хорошо знали его даже тогда, хотя нам и казалось, что знаем. И я вообще не понимаю, к чему это все, почему мы должны притворяться, будто с тех пор ничего не изменилось и все осталось, как прежде.

— Ты о чем? Разумеется, мы знали его! И почему сейчас все не может быть, как раньше? Я не понимаю тебя, Бет!

В ответ она, облизнув губы, отворачивается.

— Если между вами произошло что-то такое, о чем я не знаю…

— Между нами не происходило ничего такого, о чем бы ты не знала!

— Ну, как раз в этом я не совсем уверена, — отвечаю я. — А то, что ты больше не хочешь с ним дружить, не означает, что и я не должна.

Пробормотав это, я подтаскиваю тюк к двери и надеваю куртку.

— Эрика, постой! — Бет торопится ко мне через весь холл.

Я поворачиваюсь, вглядываюсь в ее лицо, пытаюсь понять, что у нее на уме. Измученные синие глаза, взгляд тревожный и недоверчивый.

— Мы не можем возвращаться к прошлому, как ни в чем не бывало. Слишком многое произошло. Слишком давно это было. Гораздо лучше просто… жить дальше. Оставить прошлое в покое.

Бет не смотрит мне в глаза, отводит взгляд. Я вспоминаю руку Динни: он так нежно взял ее за локоть — как собственник.

— Мне кажется, — упрямо повторяю я, — что ты не только сама решила больше с ним не общаться, но еще требуешь, чтобы я поступала, как ты. Может, тебе он больше не нужен, но не решай, нужен ли он мне.

— Нужен?.. Что ты имеешь в виду? — резко переспрашивает сестра. Я чувствую, что покраснела, и ничего не отвечаю. Бет глубоко, прерывисто вздыхает. — Мне и так довольно трудно здесь быть, Эрика, а тут еще ты ведешь так, будто тебе все еще восемь лет. Неужели нельзя просто держаться от него подальше? Вообще-то, предполагалось, что мы будем здесь вместе. А теперь, если Эдди целыми днями пропадает с Гарри, а тебе интереснее бегать за Динни, я… Я не обязана здесь оставаться, знаешь ли. Могу забрать Эдди и вернуться на Рождество в Эшер…

— Отличная идея, Бет, просто отличная. Проявление непредсказуемого поведения именно то, чего ждет не дождется от тебя Максвелл… — Не успев договорить, я уже жалею о вырвавшихся словах. Бет отшатывается от меня. — Прости меня, — поспешно добавляю я.

— Как ты можешь говорить мне такие вещи? — шепчет Бет; ее синие глаза блестят и заволакиваются слезами. Она отворачивается и идет прочь.

Выйдя из дома, я делаю глубокий вдох, вслушиваюсь в приглушенные крики грачей, негромкий стук капель, падающих с мокрой листвы. Живые звуки, живые запахи в разгар зимы. Раньше я никогда не обращала на них внимания. Бросаю узел с бельем, внезапно меня охватывает неуверенность. Я сажусь на ржавую металлическую скамью у края лужайки, чувствую леденящий холод, он проникает даже сквозь джинсы. Может, лучше отнести им все это в другой раз. Из восточной части сада, от ручья до меня доносятся голоса. Я отправляюсь туда через калитку сбоку от лужайки, дальше вниз по склону, поросшему низкорослыми кустами. После дождя почва стала вязкой. Когда я иду, она хлюпает и липнет к ногам.

Эдди и Гарри я нахожу у ручья, вода чуть не переливается через верх их резиновых сапог. От недавних дождей ручей набух, течение ускорилось, но самый быстрый поток несется посередине, потому что Эдди и Гарри соорудили плотину из камней и веток. Она начинается от обоих берегов и не доходит до середины ручья. Брюки у Гарри промокли до самых бедер, а я знаю, какой ледяной может быть сейчас вода.

— Рик! Погляди только! Мы только что почти соединили края, но потом часть обрушилась! — возбужденно кричит Эдди, когда я подхожу. — Но пока плотина еще держалась, вода поднялась так высоко! Вот тогда-то мы и промокли…

— Да я уж вижу. Мальчики, вы, наверное, совсем закоченели! — Я улыбаюсь Гарри, а он отвечает улыбкой и показывает на камешек у моих ног. С готовностью нагибаюсь, передаю ему камень, оскальзываясь на берегу. Он добавляет камень к насыпи.

— Спасибо, — рассеянно произносит Эдди, сам того не замечая, он говорит за своего друга. — Когда привыкнешь, уже не так холодно.

— Честно?

— Ну, не совсем, на самом деле, пятки у меня черт-те как замерзли, — смеется Эдди.

— Следи за выражениями. — Я машинально делаю замечание.

— Хорошая плотина получилась, должна признать, — продолжаю я, стоя в грязи и уперев руки в бока. — Что будет, если сумеете довести работу до конца? Здесь образуется огромное озеро.