Русалка (СИ) - Алина Политова

— Каких детей… у него дети?

— Дверь открывается! — Игнат повернул меня к порталу. — Видишь? Испугаешься сейчас, уже не попадешь туда! — Он громким возбужденным голосом шептал мне в самое ухо. — Докажи, что ты его любишь, оставь его там! Скажи ему, что ни в какой жизни не будешь с ним вместе! Скажи ему это, когда придет время, спаси нас всех!

— Что…

— Иди же!

Он с силой пихнул меня в сторону «метро» и я, как сомнабула, пошла к свету. Там Кит — это все, что я знала! Я должна быть там, где он.

Я села на край дыры и уставилась на головы людей. Нет, никто так и не смотрел на меня. Прыгнуть туда, в эту толпу?! Нет, я не смогу… Это бред! Я не прыгну внутрь скалы! Чтобы потом надо мной оказался камень?! Все обман, какое-то наваждение… я попыталась подняться, но почувствовала жесткий толчок в спину и полетела вниз.

2. Никита

Прошло много часов с того момента, когда я пришла в себя, сидя в углу метрополитена. Этих часов вполне достаточно, чтобы принять самую изощренную реальность. Достаточно, чтобы понять, что ты не спишь. И придумать для себя новую картину мира. Вернее — принять ту, от которой никуда не деться.

А кто сказал, что мир так прост и объясним, как мы привыкли? Кто сказал, что время течет непрерывной лентой? Кто сказал, мы не можем прыгать, когда пожелаем, между двух реальностей? Это сказал наш страх, заштрихованный словами «здравый смысл» и «наука». Страх перед неизвестностью.

И знаете в чем главный секрет, который я сумела постичь? Неизвестность — вот самая страшная вещь, которая существует в мире. А остальное «страшное» — лишь жалкие ее отблески.

Мы боимся смерти лишь потому, что не знаем что это такое. Боимся темноты, потому что не ясно, что в ней скрывается. Боимся боли, потому что не понимаем, насколько она будет сильна. Боимся потери, потому что не представляем, как сможем перенести ее.

Теперь я точно знала, что существует как минимум две реальности. Одна — та, в которой я родилась и другая — эта, в которой я оказалась пройдя через портал. Впрочем, в ней я тоже родилась.

Еще там, в метро, я поняла, что в голове моей две линии памяти. Это было очень странное ощущение, но в то же время вполне естественное. Первая линия памяти — привычная, к которой был Кит и Мингон. Вторая — память о той жизни, что я прожила новой реальности. В той, где я сижу в углу метро, пытаясь примириться с новооткрытым порядком мира.

Эти линии памяти не путались и не пересекались, я осознавала каждую из них как свою, просто к новой еще не очень привыкла. Я помнила всю свою жизнь здесь, в этом мире, хотя не проживала ее. Вернее — я проживала ее, но другая я, до того как мое Я из реальности Мингона соединилось с Я из реальности метро. Как сложно все объяснить… а ведь на самом деле все просто. Трудно на словах сказать, а вот в голове все прекрасно уложилось.

Эти две линии памяти убедили меня в том, что в этом мире нет моего клона. Я — только одна. Пришла оттуда и стала здесь. И Кит тоже где-то здесь. Наверное, и у него в голове две реальности.

В первый день, едва я перевела дух, кинулась его искать, надеясь, что он где-то поблизости, но конечно в толпе народа, снующего взад-вперед по переходам, я не смогла его отыскать. Поэтому вышла на улицу и пошла домой. Вторая линия памяти сказала мне, что мой дом в паре остановок на автобусе от метро. Я прекрасно помнила, где мой дом, я помнила и знала все, мне просто нужно было время для того, чтобы пробежаться по новой линии памяти. Потому что там был Кит, но Кит другой. И я пока не могла понять, как это вышло, почему он — другой?!

В этом мире я жила в общежитии на окраине города. Маленькую комнатушку я делила с девушкой по имени Таня. Я познакомилась с Таней на работе, на хлебозаводе. Мы вместе снимали комнату, потому что так было дешевле. У нас вечно не хватало ни на что денег. Таня была полной, с некрасивым одутловатым лицом и короткими ногами. Поэтому у нее никогда не было мужчины, и она себя чувствовала неудачницей. Я тоже чувствовала себя неудачницей. В моей жизни все было плохо, будто я не жила, а тащила на себе тяжелый камень. Я помнила почему.

Тани дома не было, накануне она уехала к родителям. Я нашла запасной ключ на общей кухне, под клеенкой, которой была застелена полка с кастрюлями. Кто-нибудь другой тоже вполне мог отыскать этот ключ, но у нас нечего было воровать, все прекрасно это знали.

Я вошла в знакомую комнату. Две кровати возле противоположных стен, две дешевые тумбочки, один шкаф на двоих, один письменный стол и табуретка вместо стула. Моя кровать застелена синтетическим бежевым пледом. На моей стене висит фото — я улыбаюсь и обнимаю… косулю. Это фото было сделано, когда я работала в пансионате «Зеленый остров». Это было хорошее время. Я любила животных. Там я ухаживала за животными и подрабатывала официанткой в баре, если не хватало людей. Животные не знали, что я жалкая тварь и любили меня. Две ручные косули, несколько домашних животных, кабан, ослик и три страуса. Эдакий мини-зоопарк. Ослик катал детишек.

На дверце шкафа я увидела зеркало, которое мы сами с Танькой приклеили, когда въехали в эту комнату. Первым делом я подхожу к зеркалу и смотрю на новую себя. На себя из этого мира. Сначала трудно осознать, что это я. Мои глаза, мои губы и нос. Но лицо какое-то осунувшееся, серое. Потрескавшиеся губы. В глазах лихорадочный болезненный блеск. Совсем другие глаза, хоть и мои. Но те, что я помнила из другой жизни, всегда были спокойные, немного насмешливые, терпеливые, иногда ласковые. И никогда — такие.

И где мои волосы? Короткая не аккуратная стрижка вместо моих длинных шелковистых локонов. Я всегда носила длинные темные волосы, это казалось мне женственным и утонченным. Из зеркала на меня смотрела растрепанная девица с плохо выкрашенными в блонд волосами. Отросшие темные корни придавали моей голове какую-то неопрятность. В общем, на меня смотрела женщина моего возраста, но уставшая, блеклая и неухоженная. Быть может, я ошиблась возрастом, и в этой реальности мне было лет на десять больше? Я бы запросто поверила в это, но новая линия памяти говорила мне, что возраст мой такой же, с каким я сюда пришла.

— Твоя жизнь здесь не сахар. — Пробормотала я, оторвавшись от зеркала и еще раз оглядев убогую комнату.

Потом я легла на свою кровать и уставилась в потолок. Пришло время пропустить через себя новые воспоминания, осознать их и принять как свои. Нет, я не собиралась забывать, кем я была, кем пришла сюда. Более того, я намерена была вернуться в свой нормальный мир. Но пока я здесь, мне придется жить судьбой местной Кати. И для начала следует пройтись по ее памяти. Найти там Кита. Потому что вернуться я собиралась только с ним.

Я прикрыла глаза, погрузившись в свои новые воспоминания и передо мной стали мелькать кадры знакомого фильма. Но фильм этот будто снят был другим режиссером. И по сценарию, который с каждым годом моей жизни уводил в незнакомые дебри.

Я с пронзительной отчетливостью увидела точку, в которой разделилась реальность моя и местной Кати.

В тот день я прочитала журнал про маньяка и поняла, что мой отец монстр. Я думала о том, как мне сбежать, и как спасти «братишку» Лешу из отцовского дома. Все шло так же, как я рассказывала недавно Киту. До того момента, когда я выпроводила учительницу и вошла в комнату за своей сумкой. Минута слабости. Нет, секунда! Когда мне стало отчаянно жаль свою привычную жизнь и свои милые вещицы, которые я должна был бросить. Я представила себе, каково это — остаться одной. На улице. Без мамы… я любила маму. И папу тоже я любила! Я сказала себе — Катя, да ведь это все полная чушь! Твои родители не такие, ты все выдумала!

Я села на кровать и расплакалась. Со слезами вышел страх. И пришло убеждение, что бояться нечего. В журналах пишут только выдумки, ведь мама все время твердит об этом. Жадные журналисты выдумывают статьи, чтобы заработать денег. Журналам нельзя верить! Да к тому же там не про папу написано, а про чужого какого-то человека! Такого вообще на свете не происходит, никто не станет мучить детей! Как стыдно… как стыдно, что я могла такое подумать про своего папу!

Свернувшись калачиком на кровати, я облегченно заснула.

Через пару недель я увидела на столбе объявление с фотографией братишки «Леши». Я отвернулась и прошла мимо, потому что знала, что это не тот мальчик, которого я видела у нас в доме, это совсем другой мальчик, просто похож на того.

Я открыла глаза и резко встала. Пробормотала сама себе или местной Кате, что жила во мне:

— В это жизни Леша погиб… ты не спасла его.

Я вспомнила мальчика, которого отправила к тете с пирожками. Вспомнила его доверчивый взгляд и теплую ладошку в моей руке. Господи… господи, прости меня. Слезы сами собой полились из моих глаз. А поток воспоминаний местной Кати все катил и катил свои тяжелые темные воды сквозь мой разум.