Ведун Сар - Сергей Шведов

— Да здравствует божественный Либий, — дружно рявкнули патрикии, вскакивая со своих мест.

Атаку легионеров на императорский дворец возглавили комит Публий и трибун Марк. Скрибоний не терял времени даром и сумел привлечь на свою сторону не только сенаторов и чиновников, но и простых солдат. Легионеры были возмущены арестом ни в чем не повинного Модеста и горели желанием вырвать его из рук палачей божественного Авита. Нельзя сказать, что высокородный Модест был уж очень популярен среди легионеров, но в данном случае обида была нанесена всей армии, которую, похоже, решили объявить виновницей всех обрушившихся на империю бед. Кроме того, божественный Авит запоздал с выплатой жалованья людям, проделавшим немалый путь из Испании в Рим. Словом, обстоятельства сложились для заговорщиков как нельзя более удачно, оставалось только воспользоваться ими с большой пользой для себя.

Императорский дворец охранялся гвардейской схолой. Но большинство гвардейцев в эту ночь находились в казармах, ибо божественный Авит не чуял беды. Конечно, он знал об интригах, плетущихся у него под носом. Знал имена заговорщиков, но, видимо, не принимал их всерьез. И был, по-своему, прав, ибо люди, подобные Скрибонию, если способны что-то организовать, то только неприятности на свою голову. Чего не скажешь о префекте Афрании и комите финансов Дидии, именно эти двое, присоединившиеся к заговору в самый последний момент, решили исход противостояния не в пользу Авита. Золото, вовремя вброшенное в солдатские кошельки, до того распалило сердца легионеров, что они в мгновение ока смели жидкий заслон из заспанных гвардейцев. А клич «Да здравствует божественный Либий» зазвучал под сводами императорского дворца раньше, чем император успел продрать глаза. Гвардейцы сумели задержать легионеров на лестнице, ведущей на второй этаж, что позволило Авиту облачиться в тогу, дабы достойно встретить своих врагов. Иллюзий по поводу своей дальнейшей судьбы Авит не питал, смерти он не боялся и испытывал в данную минуту всего лишь досаду на самого себя. Нельзя было медлить и предаваться размышлениям в ситуации, которая требовала быстрых и решительных действий. Следовало еще вчера вывести из города испанские легионы и под благовидным предлогом изолировать молодого Либия Севера. Это позволило бы императору выиграть несколько дней до подхода Ратмира, чьи суда находились приблизительно в ста милях от итальянских берегов. Авит рассчитывал договориться с дуксом и направить его неуемную энергию в сторону Византии. Увы, Авит опоздал, недооценил расторопность врагов и переоценил преданность союзников. Никто из чиновников свиты не пришел на помощь своему императору, даже гвардейцы не проявили особого рвения, и божественный Авит в последний час своей жизни остался в полном одиночестве перед бушующим людским морем. Тем не менее даже в этой обозленной толпе он вдруг увидел глаза, полные сочувствия, и даже опознал человека, которому они принадлежали.

— Тебе нужна моя жизнь, трибун Марк? — насмешливо спросил Авит.

— Твоя жизнь нужна Риму, — спокойно отозвался сын матроны Климентины, предостерегающе поднимая руку. Возбужденная толпа, готовая наброситься на тщедушного старца, глухо зароптала, но остановилась. Божественный Авит медленно прошествовал в свою спальню и знаком предложил Марку следовать за собой. Юный трибун не стал противиться последнему желанию старого императора и плотно закрыл за собой дверь.

— Кто оплатил услуги легионеров?

— Афраний и Дидий, — не стал скрывать Марк.

— Этого следовало ожидать, — криво усмехнулся Авит, а потом решительным движением ладони стер гримасу со своего морщинистого лица.

— Ты можешь выпрыгнуть в окно, — глухо произнес Марк. — Здесь невысоко. Я дам тебе время уйти.

— Почему? — удивился Авит.

— Моя мать, благородная Климентина, не хочет, чтобы твоя кровь пролилась на тогу ее старшего сына Либия.

— Так ведь на пурпуре крови не видно, — покачал головой Авит. — Нет, мальчик, я не побегу. Вот это письмо ты передашь дуксу Ратмиру. Он единственный, кто сможет удержать империю от окончательного развала. Постарайся сохранить свою жизнь, трибун, а о моей не беспокойся, я уже принял яд.

Авит спокойно опустился на ложе, потом откинулся на спину, по его тщедушному телу пробежала судорога. Через мгновение он был уже мертв. Но на его лице навек застыла кривая ухмылка, которую он совсем недавно пытался согнать. Божественный Авит закончил счеты с жизнью, о чем трибун Марк сообщил взволнованным легионером.

— Да здравствует божественный Либий, — громко произнес он, и его крик, подхваченный тысячью глоток, победно полетел над просыпающимся Римом.

Сенат принял именно то решение, которого от него ждали, и провозгласил Либия Севера императором к восторгу патрикиев и черни. Понятно, почему радовались первые, ждавшие от нового властителя Рима чинов и денежных подачек, но почему ликовали римские низы, понять было совершенно невозможно. Тем не менее празднества, захлестнувшие Вечный Город, продолжались несколько дней и обошлись казне в сумму едва ли меньшую, чем флот, бесславно сгинувший в далекой Картахене. Комит финансов Дидий буквально стонал, подсчитывая убытки, зато Афраний сохранял полное спокойствие. Так же как, впрочем, и Орест, пришедший навестить своего старого друга Дидия. Во всяком случае, именно так он назвал комита финансов, едва ступив на порог его дома. Дидий от такого заявления пошел красными пятнами, ибо, во-первых, никогда не искал дружбы с хитроумным комитом агентов и, во-вторых, в нынешней ситуации близость к опальному Оресту ничего хорошего ему не сулила. Флот дукса Ратмира вошел в Тибр через два дня после смерти божественного Авита. Разумеется, никому и в голову не пришло чинить препятствия варенгам и франкам, составлявшим костяк его армии. Варвары спокойно вошли в город и разместились в казармах, уже очищенных от гвардейцев покойного Авита. А высокородный Ратмир в тот же день стал сиятельным и был назначен сразу и префектом Галлии, и магистром пехоты.

— Дайте срок, патрикии, и вы еще не раз помянете добрым словом божественного Авита.

— Можно подумать, высокородный Орест, что ты был преданнейшим сторонником умершего императора, — ухмыльнулся Афраний. — Разве не ты подталкивал нас с Дидием к участию в мятеже?

— Что было, то прошло, — пожал плечами Орест. — Я ничего не имею против нынешнего императора, патрикии, но сиятельный Ратмир мне кажется лишней фигурой в нынешнем раскладе.

— Кто бы спорил, — недружелюбно буркнул Дидий. — Его варвары того и гляди займут все лучшие места в свите божественного Либия и вытеснят на обочину благородных римлян.