Выжженный плацдарм - Александр Тамоников

Федорчук уже несся по продольной траншее, стегая очередями. Кучка людей следовала за ним, другие бежали верхом, перепрыгивая через траншеи и воронки.

Жаркий бой разгорелся в районе западного поста. Ополченцы там явно уступали врагу в численности. Вооружение у них было так себе, и патронов осталось с гулькин нос. Но они отстреливались.

Взорвались несколько гранат, потом прозвучал ломающийся крик Федорчука:

– Мужики, за мной, врукопашную!

«Это конец, – мелькнула предательская мысль в голове Нестеренко. – Зажали со всех сторон превосходящими силами».

Капитана вдруг накрыло какое-то отупение, равнодушие ко всему происходящему. За его спиной вел бой отряд Федорчука. Там отчаянно кричали бойцы, которых становилось все меньше. По фронту тоже творилось что-то невообразимое, но особых эмоций эта беда уже не вызывала.

Украинские силовики не лежали на месте. Они были близко, дружно поднялись, бросились на штурм. Рядом с Олегом оставалось чуть больше десятка ополченцев. Капитан стрелял по бегущим укропам, а они – по нему. Рядом падали, истекали кровью боевые товарищи. Нестеренко перезаряжал оружие, снова стрелял и как-то машинально удивлялся тому, что еще жив, даже не ранен.

Завертелся Ортега, схватился за голову и повалился замертво. Взорвалась граната, и осколки посекли всех, кто находился рядом – Шафрана, Селезнева. Лишь капитану снова посчастливилось. Его шибанула ударная волна, а смертоносные кусочки металла пролетели мимо. В ушах командира роты звенело, но он контролировал себя.

Он вставил в автомат последний магазин и прокричал, не слыша своего голоса, чтобы бойцы отходили к западному посту, соединялись с людьми Федорчука. Это было правильно. Противник уже наседал со всех сторон, а сил для контратаки у ротного не оставалось.

На западном посту вдруг стало тихо. Почему там прервался бой?

Кучка ополченцев отходила, отстреливаясь. Их осталось совсем мало. Мишка Фендик оступился, полетел в воронку от снаряда и не поднялся из нее. Повалился с пулей во лбу Мжельский. Метнулся в сторону Борисов, избегая очереди, но попал под перекрестный огонь. Он дергался, как кукла на веревочках, и все никак не мог упасть и умереть.

Кольцо сжималось. Щетинкин бросил гранату. Взрыв порвал троих укропов и дал ополченцам фору в несколько секунд. Они прыгнули в траншею, соединяющую посты. Черненко первым влетел в нее, упал на корточки и стал бить короткими очередями по расплывчатым силуэтам, мерцающим впереди.

Весь мир шатался и падал. Олег прикладывал титанические усилия, чтобы не потерять сознание. Он вместе со всеми спрыгнул в траншею. К ним бежали какие-то люди с серыми лицами. Они не кланялись под пулями, равнодушно принимали смерть.

«Реально уделанные?» – мелькнула пустая мысль.

Атакующих сметали автоматные очереди, но вслед за ними бежали другие.

– Отходим на западный пост! – приказал Нестеренко, и кучка людей, ощетинившись стволами, стала смещаться по траншее.

Но все это было тщетно. Западный пост оказался занятым неприятелем. Наверное, все люди Федорчука погибли. Огонь по ополченцам теперь велся с двух сторон.

Черненко охнул и повис на каком-то мертвеце, вытянувшемся поперек траншеи. Эти два тела превратились в барьер от пуль. Олег свалился на колени и стрелял одиночными. Глаза щипало, горячий пот заливал лицо.

Ракитин, с головы которого окончательно свалилась повязка, истратил все боеприпасы и перехватил автомат, чтобы встретить прикладом врага, спрыгнувшего в траншею. Этот парень, когда-то служивший в киевском «Беркуте», решительно не думал о смерти, забыл о ней. Он был весь в драке, в крайней стадии азарта, возбуждения. Когда его стали прошивать пули, Ракитин все-таки завершил начатое. Он резко опустил приклад на голову противника и только после этого повалился с чувством выполненного долга.

Загорец тоже высадил последние патроны и отбросил автомат. Украинские силовики спрыгнули в узкую траншею и мешали друг другу. У них произошла заминка. Вот этим и воспользовался Загорец, отвел душу, проявил все свое профессиональное мастерство! Он налетел на врага как коршун, с голыми руками. Первому угодил в горло костяшками пальцев. Нечего шею вытягивать, кретин! Удар был смертельный, но укроп упал не сразу, повис на сослуживцах, напирающих сзади.

Загорец вырвал автомат у одного из них, когда тот уже собрался надавить на спусковой крючок, и врезал прикладом под губу. После такого удара, как правило, жить не хочется. Ополченец махнул прикладом, приголубил кого-то по виску, добавил кулаком в живот. На него напирали живые и мертвые.

Загорец не устоял, повалился. Но, даже оказавшись на земле, он не сдался, дотянулся до ножа в чехле, извернулся, полоснул кому-то по голени и перерезал сухожилие. Укроп заорал как полоумный.

Загорец еще пытался что-то сделать, но уже задыхался. Его просто задавили массой и забили прикладами.

Нестеренко еще стрелял, привалившись к мертвым телам. Руки его дрожали, в голове призывно гудел набат. Автомат замолчал, кончились патроны. Надо было подниматься и работать прикладом. Все нормально, еще есть шанс.

Капитан схватился за край окопа, начал вставать. Укропы уже бежали к нему по траншее. Первый из них передергивал затвор.

Тут вдруг сверху посыпалась земля, и кто-то рухнул в траншею перед ним. Автомат уплыл из рук Олега. На какой-то миг мелькнули до боли знакомые глаза. Сокрушительный удар обрушился на голову Нестеренко. Он поплыл по волнам, тщась вспомнить, кому же принадлежат эти глаза.

Глава 11

Нет, его пока не убили, куда-то волокли, отвешивая тумаки. Он очнулся среди бетонных стен, лежал на земляном полу, распластанный, распятый. Ноги были свободны, а на раскинутых руках кто-то стоял, и запястья ныли жгучей болью.

«Западный блокпост», – возникла подсказка в мутной голове.

Капитан начал изворачиваться, и ему стало еще больнее. Над головой кто-то заржал. Зрение Нестеренко восстанавливалось. Он увидел, что над ним завис «простой» украинский солдат не самой слабой комплекции. Он отдавливал пленнику запястья и на всякий случай держал его на прицеле.

Олег приподнял голову, всмотрелся. Рядом стонал Радченко, раненный в ногу. От «модельной» внешности парня ничего не осталось. Его лицо было в хлам разбито, из изувеченной губы вытекала кровь. Он лежал на боку, зажимая рану на бедре. Штанина пропиталась кровью. Снаружи раздавались голоса. Там перекликались люди. Они говорили на державной мове, будь она неладна.

– Коля, ты как? – выдавил из себя Олег.

– Хреново, командир, – прохрипел Радченко. – Но мы нормально повоевали, да?

– А толку? – прозвенел над ухом Нестеренко надтреснутый женский голос. – Только вы вдвоем и остались. Пройдет десять минут, через блокпост двинутся наши войска, и вам, ватникам, наступит конец.

Над Олегом склонилась женщина в пропыленном камуфляже. Она сняла головной убор, и черные волосы, которые стоило бы помыть, рассыпались по плечам. У нее было правильное, но сухое и бледное лицо, тонкий нос, узкая полоска плотно сжатых губ.

Нестеренко узнал эти пытливые холодные глаза, обладающие даром трансформации, да и голос тоже. Он дернулся, чтобы вырвать руку и схватить эту особу за горло, но запястья свело дикой болью. Хохотнул здоровенный боец. Женщина надменно усмехнулась.

– Не всех вас убили. Радуйтесь, падлы!.. – просипел Нестеренко.

– Ну да, нас семеро осталось, – проговорила женщина. – Согласна, капитан, вы неплохо воевали, но Бог ведь все видит, верно?

– О каком Боге ты говоришь, сука? Ты убивала гражданских, которые ни в чем не виноваты, наводила артиллерию на мирные объекты.

– Ну да, я специалист весьма широкого профиля. – Женщина засмеялась и спросила: – А что не так, капитан? Ты мне совести хочешь накапать?

– Командир, это что за красавица тут говорит? – подал слабый голос Радченко. – Ты ее знаешь?

– Заткнись, ублюдок, когда я с твоим командиром разговариваю. Хотя я даже не знаю, чего ради ты тут лежишь. – Она свела нещипаные брови, выхватила из кобуры ПМ, передернула затвор и выстрелила Радченко в голову.

Нестеренко заскрежетал зубами. Вены на его руках вздулись от нечеловеческого напряга.

– Чтобы не мешался со своими остротами. – Женщина криво усмехнулась, хотела убрать пистолет обратно в кобуру, но передумала и сказала: – Так что, капитан, ты следующий?

– Да пошла ты, сука!.. Ты кто вообще такая?

– А ты ему скалкой между глаз, Ольга, – проговорил здоровенный боец и усмехнулся.

– Осипчук, заткни пасть! – Женщина поморщилась. – Я думала, капитан Нестеренко, что мы с тобой никогда уже не встретимся, как две параллельные прямые. – Она скабрезно оскалилась. – Но судьба нас опять свела. Ты снова встал на моем пути. Хорошо, представлюсь. Гетманская Ольга Александровна, бывший врач-невролог в городе Ивано-Франковск, старший сержант разведывательного взвода батальона ОУН, самостоятельного подразделения, действующего во взаимодействии с Министерством обороны. Временно была приписана к диверсионно-разведывательной группе капитана Верницкого. На добровольной, разумеется, основе. Падлы, как же я ненавижу вас, сволочей москальских! – Женщина сжала кулак, нагнулась и ударила Олега в челюсть.