Гностики и фарисеи - Светлана Замлелова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Он пришё-ол, - неторопливо рассказывала та, что сидела с краю, - я ему котлет нажарила, макарон отварила. Ну, у меня ещё борщ со вчера оставался...
"Дура! - почему-то со злостью подумал Максим. - Борщ у неё оставался!.."
Рядом с Максимом дремала старушка в зелёной кофте, та самая, которую Максим пихнул давеча. Слева от старушки расположилась молодая женщина. Вполголоса читала она кому-то книгу. Очевидно, тот, кому она читала, стоял радом с ней. Максим прислушался: "Пот катился с него градом. Он чувствовал бесовски сладкое чувство, он чувствовал какое-то томительно-страшное наслаждение. Ему часто казалось, как будто сердца уже вовсе не было у него[1]..."
"А ведь какое всем им до меня дело! - с горечью подумал Максим. - Разве им важно, что человек страдает, и что сейчас его должны убить..."
С ненавистью посмотрел он на людей. Вдруг показались ему люди отвратительными существами, гоняющимися всю жизнь за химерами и не замечающими главного. Вспомнилась мать. Теперь уж ему стало невыразимо жаль её. Как-то она бедная узнает, что погиб её непутёвый сынок, пропал ни за что! И уж совсем некстати вспомнилось, как в детстве бывал он с родителями в Крыму, и как отец втайне от матери - та говорила: "Грязные!" - покупал ему петухов из жжёного сахара у торговок с улицы. Стало вдруг очень грустно и жаль себя. И чтобы никто не видел навернувшихся слёз, Максим отвернулся к окну.
В окне мелькали столбы, проносились косматые ёлки, появлялись и тут же исчезали из виду зелёные лужайки, поля и перелески, фигуры людей и животных. Только небо, бесконечное, чуть лиловое не мелькало и не проносилось, но неподвижно, горделиво раскинулось и равнодушно взирало на земные дела. Привычные картины немного успокоили Максима. И слёзы, готовые пролиться, застыли в глазах.
"Не могу больше, - решительно и к кому-то обращаясь, подумал Максим. - Лучше сразу убейте, чем так мучиться!" Затеяв опасную игру с подсознанием, Максим первым не выдержал напряжения - подсознание сыграло с ним злую шутку.
Поезд тем временем сбавил ход и вскоре вовсе остановился. Пассажиры зашевелились. И вот уже голос произнёс: "Осторожно..." Как вдруг Максим, сорвавшись, как дикая кошка, с места, бросился, подгоняемый демоном страха, к выходу. Кого-то толкнул, споткнулся и уронил стоявшую в проходе корзину. И тотчас раздалось за спиной:
- Куда ты?! Чума болотная!
- Пьяный, наверное!..
Двери уже закрывались, когда Максим втиснул меж створок ногу и, с усилием раздвинув их, оказался вслед за тем на незнакомой платформе…
Как уж он добрался до Тулы, Максим впоследствии вспомнить не мог. Помнил только, что измученный, уставший и растерянный очень долго сидел на деревянной скамье под огромными буквами, оповещающими проезжающих граждан о названии платформы. Да ещё, что пугался безлюдья и звуков подступавшего к путям леса.
Когда, спустя неделю, он приехал в Москву на выходные, то первым делом отправился в ювелирный магазин, где, как он знал, принимали вещи от населения.
- Сколько за такие вот кольца даёте? - обратился он к старичку за конторкой. Левый глаз старичка был заткнут стеклянной пробкой. Посмотрев на кольцо краем правого глаза, старичок размеренно отвечал:
- За такие кольца, молодой человек, мы ничего не даём...
- Это почему? - удивился Максим. - Вы золото принимаете?
- Золото принимаем, - согласился старичок.
- Ну?
- Что "ну"?
- Ну, так принимайте...
Старичок лукаво поглядел своим глазом на Максима.
- У цыган на вокзале покупали?
- Откуда... С чего вы взяли?! - Максим опять удивился.
- А такие кольца только там и покупают, - хмыкнул одноглазый старичок.
- Да почему?!
Теперь уж удивился старичок. Он вытащил стеклянную пробку из глаза и очень серьёзно, точно желая проверить, не разыгрывает ли тот его, посмотрел на Максима.
- Вы, что же, молодой человек, всерьёз полагаете, что это у вас золотое колечко? - спросил он, убедившись, что перед ним действительно простак.
- Я не знаю... Я потому и пришёл... Спросить... А что же это?
Старичок взял кольцо, покрутил его в пальцах, взвесил на ладони.
- Может, латунь, - сказал, наконец, он, - может, другой какой сплав. Трудно сказать определённо. В одном смею вас уверить - это не золото.
- А проба? Там же проба!.. Ведь со звездой...
Старичок опять испытующе посмотрел на Максима, хмыкнул и заткнул левый глаз стеклянной пробкой, намереваясь, очевидно, продолжить прерванную работу.
Максим понял, что говорить больше не о чем. Выйдя на улицу, он постоял немного, подумал, поиграл кольцом и, швырнув его с размаху в какой-то густой кустарник, зашагал прочь.
Тварь
I
Был уже одиннадцатый час ночи. Роман Николаевич давно уложил детей спать, а сам расположился в большой комнате у телевизора с бутылкой пива. По телевизору рассказывали об убийстве какого-то губернатора. Показывали его тело, распростёртое на асфальте, дырку в голове, лужицу крови рядом и рыдающих женщин, очевидно, родственниц убитого.
Наконец, раздался звонок. Роман Николаевич отставил бутылку, выключил «ящик» и проследовал в прихожую. Вернулась Тамила Анатольевна, жена Романа Николаевича.
– Здравствуй, солнце моё! – сказала она, входя в прихожую. – Ух, как устала!..
И когда она переступала через порог, Роману Николаевичу показалось, что она посмотрела на него насмешливо, но в то же время с опаской. Как если бы это была кошка, спасшаяся на дереве от собаки.
– Где ты была? – спокойно спросил Роман Николаевич, помогая ей раздеться.
– По магазинам же моталась, – вздохнула Тамила Анатольевна, – устала!..
– Но ты знаешь, по крайней мере, который час?
Она вскинула рукав кофточки и посмотрела на часики.
– Двадцать минут одиннадцатого, – просто, точно удивляясь вопросу, ответила она.
– Ну, и в каком же магазине ты была до этой поры?
Тамила Анатольевна нетерпеливо пожала плечами.
– В разных... Не понимаю, что ты хочешь знать? Я же так устала, а ты устраиваешь мне допрос на пороге. Хоть бы в комнаты завёл... Ужин готов?
Роман Николаевич молча прошёл в кухню. И только его шлёпанцы, прилипая к голым пяткам и тут же отклеиваясь, громко застучали по линолеуму.
– Вермишель с сосисками... Будешь?
Тамила Анатольевна присела за стол.
– Вермишель? – она брезгливо поморщилась. – Нет. Лучше чаю налей... Мог бы хоть картошки сварить, – немного подумав, добавила она.
– Я, между прочим, работаю, – сказал Роман Николаевич, наливая ей кипяток в синюю кружку.
– На что ж это ты намекаешь? – Тамила Анатольевна подняла глаза на мужа. – Я не понимаю...
– Я ни на что не намекаю. Я только сказал тебе, что работаю. А ты сидишь дома и, по-моему, могла бы сама сварить картошки, а не ждать, когда это сделаю я... – и Роман Николаевич с грохотом опустил чайник на плиту.
– Ты что ж, меня куском хлеба попрекаешь? – Тамила Анатольевна прищурилась и пуще прежнего застучала чайной ложечкой по стенкам кружки. – Я же сказала, что ходила по магазинам. Чего же ж ещё? Это такая же работа. И устаю я не меньше твоего! – она выбросила ложку на стол.
– Что ты сегодня купила? – тихо спросил Роман Николаевич.
– Ничего...
– Как? Опять ничего?
– Да, опять! – она начинала выходить из себя. – Не нашла ничего подходящего. Ты с этого удивляешься? Пора бы давно попривыкнуть, что у твоей жены изысканный вкус, и ей трудно подобрать что-нибудь для себя, такое элегантное...
Она помолчала, отпила чаю и добавила:
– Особенно ж на твою учёную зарплату.
И по тому, как она отвернулась от него и как стала пить чай, Роман Николаевич заключил, что она осталась вполне довольна собой, решив, очевидно, что сказала что-нибудь очень остроумное.
– Ты довольно часто ходишь допоздна по магазинам и ничего не покупаешь. Тебе не кажется это странным? – спросил Роман Николаевич, подсаживаясь к столу.
– А что странного? – она пожала плечами. – На те деньги, что ты даёшь мне, я ж не могу купить себе ничего приличного, – торопливо, скороговоркой проговорила она. И Роману Николаевичу показалось, что она торопится, потому что боится забыть заготовленные слова.
– Зачем же ты столько времени проводишь в магазинах?
– Потому что... Потому что я... ищу!
– Чего? Тебе чего-то не хватает? Может, вместе поищем?
– Ну, уж нет уж! Спасибо!.. С тобой же ходить по магазинам – это ж отрава! И вообще, я не понимаю, что ты от меня хочешь?
– Ничего... Просто мне интересно, зачем, имея мало денег, ходить так часто за покупками. И ничего не покупать при этом. Просто хочется понять твою логику...
– И никакой же логики! Обязательно везде ищет логику! Вот же... – и она с негодованием повела плечом. – Успокой свои нервы, я не по любовникам шляюсь... А ты меня замучил своими подозрениями. Возвращаешься из магазина вся никакая, прям готовая упасть и уснуть, а он пытает: где была?! Почему ничего не купила?!