Операция «Хаос» - Пол Андерсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То, что мы видим — это общественное волнение, недовольство людей, какие-то неопределенные изменения…
Мы вышли к главному входу. Дверь была обрамлена мозаичными стеклянными панелями. Панели, как и окна, были разбиты вдребезги, но никто не догадался заложить дыры.
Наши защитные чары могли действовать беспрепятственно.
Разумеется, на нас эти чары не действовали. Мы вышли на лестничную площадку, прямо к тем, кто хотел заблокировать нас в здании.
Дальше нам идти было некуда. ведущие вниз ступеньки, были плотно забиты людьми. Никто на нас пока не обращал внимания. Барни похлопал по плечу тощего бородатого юнца.
— Извините, — прогудел он с высоты своего башенного роста. — Разрешите?
Он выдернул из немытой руки юнца плакат, навесил на него одеяло, и, подняв как можно выше, замахал этим импровизированным флагом. Цвет его лица был желто-зеленый.
Воздух, похожий на дуновение ветра перед штормом, прошел по толпе. Я видел лица, лица, лица… Лица рядом со мной, лица внизу. Выплывающие из мрака, куда не доходил колеблющийся свет. Но думаю, что виной было только то, что я торопился, или мое предубеждение, но создавалось жуткое впечатление, что все лица — совершенно одинаковы. Всем приходилось слышать о длинноволосых мужчинах и коротко подстриженных женщинах, об их немытых телах и изношенной одежде. Все это наличествует в избытке. Естественно, обнаружил я и обязательных в таких случаях седобородых радикалов и их прихлебателей из студенческих людежитий. И хулиганов, и тунеядцев, и вандалов, и правдоискателей и так далее. Но было здесь много чистых и хорошо одетых, ужасно серьезных мальчиков и девочек. У всех них — у высоких, низеньких или среднего роста — был удивленный вид, как будто они внезапно обнаружили, что участвуют в пикетировании. И у всех у них — у высоких, низеньких, средних богатых, бедных, гетеросексуальных или гомосексуальных, в каких-то отношениях способных и тупых, в других, интересующихся одними вещами и лишь скучающих, когда они сталкиваются с другими вещами, обладавших бесконечными и неповторимыми наборами своих воспоминаний, мечтаний, надежд, и у каждого свои страхи и своя любовь — у всех у них была душа.
Нет, они показались одинаковыми лишь вначале, из-за своих плакатов. Не мог бы сосчитать, насколько, наподобие спортивных табло, указывался счет, с которым выигрывает святой Иоанн, на скольких были тексты, что-то вроде «Возлюби своего ближнего» или просто «Любовь». Впрочем, различия в текстах было мало, они повторялись и повторялись. Тексты на иных плакатах были менее дружелюбны — «Дематериализуйте материалистов!», «Фабриканты оружия, рыдайте!», «Убейте убийц, ненавидьте ненавидящих, уничтожайте несущих уничтожение!», «Закрыть это предприятие!»
И казалось, будто лица… нет, хуже, сам мозг этих людей сделался ничем иным, как набором плакатов, поперек которых были написаны эти лозунги.
Не поймите меня не правильно, я никогда просто не размышлял об юнцах, чувствующих настоятельную необходимость нанести удар прямо в брюхо Богу существующего порядка. Очень плохо, что большинство людей, старея и жирея, теряет интерес к подобным вещам. Истеблишмент зачастую нестерпимо самодоволен, ограничен и глуп. Его руки, которые он заламывает столь ханжески, благодаря благочестивости, слишком часто обагрены кровью.
И еще… и еще… Есть кое-что, что будто отличает наше время от грядущих Темных времен, которые продлятся, пока не возникнет новый и, вероятно, еще худший истеблишмент, который восстановит порядок. И не надувайте самих себя, что ничего подобного не случится. Свобода прекрасная вещь, пока она не превратится во что-то иное. В свободу вламываться в чужие дома, грабить, насиловать, порабощать тех, кого вы любите. И тогда вы с восторгом встретите того, кто въедет на белом коне и начнет обещать, что перевернет и изменит вашу жизнь. И вы сами вручите ему кнут и саблю…
Поэтому, наша лучшая ставка — хранить то, чем мы уже обладаем. Разве не так?
Однако, как ни печально, это создает определенные обязанности. И это — наше. оно формирует нас. Мы можем сами не слишком хорошо сознавать это, но, наверняка, мы поймем его лучше, чем что-то для нас чужое и незнакомое. И, несли мы будем упорно трудиться, упорно думать, проявим чутье и добрую волю, мы сможем доказать это.
Вы не повторите нашу ошибку, не будете надеяться, что вашу жизнь смогут улучшить злобные и напуганные теоретики.
Они одним разом лишат вас всего богатства вашего, приобретенного в муках жизненного опыта. вы не станете вещающих увлекательные речи догматиков. Их предел реформистские движения, которые чего-то там добились, то ли два поколения тому назад, то ли два столетия.
Отвернитесь от студентов, уверяющих, что у них есть ответ на все социальные вопросы, над которыми ломали головы и разбивали вдребезги сердца такие люди, как Хаммурапи, Моисей, Конфуций, Аристотель, Аврелий, Платон, Фома Аквинский, Гобс, Локк, Вольтер, Джефферсон, Берк, Линкольн и тысячи других.
Но, хватит об этом. Я не интеллектуал, я всего лишь пытаюсь думать самостоятельно. Мне тягостно видеть, как полные благих намерений люди, делаются орудиями в руках тех немногих, чья цель — обвести нас вокруг пальца…
Глава 22
Они едва не задохнулись от изумления. Горловой звук вздоха быстро прекратился и перешел в рычание. Ближайший ко мне мужчина сделал один-два шага в нашу сторону.
Барни взмахнул своим флагом:
— Подождите! — воззвал он. Громоподобный бас перекрыл все остальные звуки. — Перемирие. Давайте переговорим!
Приведите вашего руководителя ко мне!
— Не о чем говорить, ты, убийца! — завизжала усеянная прыщами девица и замахнулась на меня своим плакатом.
Я успел мельком увидеть на нем надпись: «Мир и братство». Дальше читать не стал, был слишком занят. оберегая свой череп. Кто-то начал скандировать лозунг, который быстро подхватили остальные: «Долой Диотрофеса, долой Диотрофеса…»
Меня охватила тревога. Хотя Диотрофес лишь едва упоминался в Третьем послании Иоанна, современные иоанниты превратили его в символ противостоящих их движению церквей (несомненно, их посвященные и адепты подразумевали под этим именем и какие-то другие объекты). Неверующие, то есть, просто бунтари (они составляли большинство иоаннитов). не обеспокоивались тем, чтобы разобраться в таких тонкостях дела. При них Диотрофес сделался нарицательным именем ненавистной им светской власти. Или кого угодно еще, кто стоял бы им поперек дороги. Этот призыв уже не раз гипнотизировал толпы, приводя их в крушащее все неистовство.
Защищая глаза от когтей девицы, я отобрал у нее плакат, извлек свой фонарик. Но внезапно все изменилось. Зазвучал колокол. Чей-то выкрик. Низким был и звон, и выкрик, и в них звучало что-то, что перекрыло растущий гам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});