Казейник Анкенвоя - Олег Егоров

Ростов Борис Александрович, отсидевший три года в лагере общего режима за превышение самообороны, так же, по его рассказам, приобрел в местах исправления дополнительные вредные привычки. Из нашего собирательного опыта я пришел к робкому заключению: всякая пенитенциарная система портит людей вернее, чем исправляет их. Это робкое заключение испортило меня еще сильней. Как и всякое заключение. Относительно же Бориса Александровича, с момента нашего знакомства я заметил, что посадили его как-то вхолостую. К примеру, все случаи моего превышения самообороны легко можно по пальцам пересчитать. Борис Александрович превышал самооборону с той же легкостью, как и правила дорожного движения. Иначе говоря, когда на Князя нападали словесно, Князь отвечал старым добрым хуком в челюсть, когда его били, он отмахивался ножом, а когда враги, обыкновенно владельцы южного темперамента, выхватывали холодное оружие, он тотчас доставал наган из портфеля с документацией очередного своего предприятия с ограниченной безответственностью. Опять же, границы его безответственности еще только подлежало уточнять. Из массы он выделялся и какой-то заносчивой удалью. Чисто княжеская черта. Нагулять в кругу льстивых иждивенцев до полного разорения, спозаранку пуститься в набег на каких-то древлян, и живо содрать с них три шкуры.

С Князем познакомила нас женщина-дрессировщик. Псов она любила больше, чем людей. Некоторые могут прочесть это сообщение извращенно, потому ее имя останется в тайне. Ротвейлеры на свалке, надо полагать, ее питомцы. Существование известного мне Бориса Александровича я, пожалуй, разобью на двух Анкенвоев: Анкенвой 7-го дня и Анкенвой 365-го дня. Анкенвой 7-го дня с его самоубийственными аферами был рассчитан примерно так не неделю. Таков, приблизительно, был срок его эксплуатации обманутых стяжателей. А стяжатели эпохи буржуазного ренессанса в России запомнились мне как очень устремленное, мстительное, кровожадное и просто жадное сообщество упырей. Пятилетка с 1989 по 1994 годы воистину стала ударной для организованных преступников, органов безопасности, защищавших только себя, продажных журналистов, народных избранников, торгующихя, как на панели, своими услугами, и проходимцев, гревших насиженные места в приемной веселого президента, словно в парикмахерской для стрижки купонов. Одни генеральские распродажи, после каких вверенные им силы, уже вряд ли могли называться вооруженными, чего стоили. А из общества мужественных афганских ветеранов груз 300 прибывал на похороны чаще, чем с горных полей сражений, где они гасили чужие долги. Вся эта буйная пятилетка прошла под колокольный малиновый звон. Владыки христианства, наделенные власть имущими неофитами правом на беспошлинный импорт западного алкоголя и табака, получили такой приход, что расход в виде нищих, беспризорников, и еще вчера только имевших законный угол бомжей как-то сам собою компенсировался. Общий баланс РПЦ выходил даже в пользу верующих. Помню, очередной премьер из тех премьеров, что менялись как подгузники, назвал эту стадию «шоковой терапией», позабыв, что названная лечебная метода применяется, как правило, для усмирения буйно помешанных. Политические, экономические и даже вокальные конкуренты отстреливали друг друга точно уток. Заказать убийство тогда было проще, чем билет на премьеру «Онегина» в Большой театр. В таких безобразных условиях систематически жил и трудился Анкенвой 7-го дня. Регистрировал предприятие на физическое, допустим, лицо, щедро оплачивал это лицо, чтобы оно не мелькало, заключал контракты с предоплатой в 100 процентов на очень дефицитный продукт по цене весьма ниже рыночной, и кидал стяжателя, как подметил знакомый рифмоплет, «через левое бедро, да в помойное ведро». Однажды он даже умудрился кинуть родного брата министра внутренних дел сопредельного государства на полтора миллиона долларов. Князь в глубине себя, может, и хотел ему поставить 40 вагонов бензина, да поставка сорвалась. Ну, сорвалась. Ну, с кем не бывает. Брат министра, которому почему-то в голову не зашло, что жидкие тела чаще поставляются в цистернах, воспринял этот фарс-мажор, как личное оскорбление. Анкенвоя 7-го дня искали всей милицией и спецслужбами обеих дружественных стран. Нашли. Но концов не нашли. И денег тоже. «Язык надо учить, - выйдя через неделю с Петровки, прокомментировал Князь. - В последней главе контракта черным по белому написано: «Фарс-мажор». То есть, это значит: обстоятельства непреодолимой силы, препятствующие исполнению контракта. То есть, допустим, я мажор. И я желаю устроить фарс. И желание мое так сильно, что преодолеть его я решительно не имею возможности. Ну, не могу я отказать себе в удовольствии надувать невежественных лохов до пограничного состояния упругости». Сам он, кончив МФТИ, учился регулярно. Личность в высшей степени любознательная, Князь любил и знал историю, философию, литературу и прочие гуманитарные ветки. Он много читал и просматривал множество фильмов. Он с равным успехом разбирался и в бухгалтерии, и в политике, и в моде. Он блестяще ориентировался в экономических лесах. Он разумел в ценных бумагах, акциях, ювелирных украшениях, аукционных лотах и редких винах. Он с удовольствием и с пользой выучивал иностранные языки.

Он прилично владел немецким, английским, испанским, и сносно чешским. Он облетал и объездил множество стран, заводя повсюду как деловые, так и любовные связи, приобретая недвижимость, а кое-где и запасное гражданство. Будучи уже гражданином ряда стран Европы и Латинской Америки, он умудрился за не полных три месяца стать гражданином США, уж не знаю, во сколько ему это обошлось. Он был в высшей степени экстраверт. Любопытный и внимательный собеседник, он умел расположить к себе любого. А, между тем, сумма кинутых Анкенвоем 7-го дня стяжателей неуклонно росла. От одних он прятался, других обнадеживал, третьих посылал на известные совершеннолетним господам три буквы. Выжить в одиночку с его горизонтальным размахом без властных покровителей, без железной крыши, без команды веселых и находчивых было практически нереально. Ростов с его интеллектом, напором, хладнокровием, беспримерной наглостью, хваткой и коммерческим воображением вполне мог бы войти в любое собрание, объединение, сообщество или закрытый клуб взаимной поддержки. А войдя, стать бы его предводителем. Но он дорожил своей свободой, точно беглый каторжник. «Я волк-одиночка», - упрямо твердил он, уже накопивши смертельных врагов более, чем клещей натуральный волк из какой-нибудь средней полосы, и всякий раз я думал, что до конца текущей недели Борис Александрович точно не доживет. Но он доживал. Он каждый раз доживал до седьмого дня. Казалось, ангелы хранили его для какого-то неясного мне назначения. Он доживал до седьмого дня, и еще как доживал. Сказать на широкую ногу, значит, ничего не сказать, уважаемый читатель. И здесь я хочу коснуться его парадоксальной для обыкновенного капиталиста неприязни к накоплениям. «Я бабки заработал не у фанеровочного станка», - так объяснял он, по крайней мере, мне свое стремление поскорее избавиться от капиталов, нажитых путем обмана взяточников и стяжателей. Цыганский хор под окнами до утра, разбрасывание сотенных зеленых банкнот в Доме то ли композиторов, то ли ученых с ползаньем этих самых ученых композиторов под столиками, щедрые пожертвования кому угодно и по любому поводу, новая иномарка чуть не всякий день с дарением старой иномарки первому встречному, и так далее, и в том же духе. Зачем? Чтобы потешить свое эго? Но эго Ростова было куда крупней, и вскоре я понял: он сбрасывает призы, точно корсар где-нибудь в ближайшем порту, чтобы скорей выйти в плавание за новой добычей. Его азартную натуру интересовал только поиск и уничтожение богатой жертвы.

Еще я понял, что княжеская щедрость полностью растлевает случайную прислугу до состояния совершенной подлости. Особенно, водителей. Того не сознавая, они делались косвенными жертвами Князя. Они мгновенно обрастали добром, обзаводились непомерными дачками хозяина, быстро им, очумевшим от внезапной удачи, начинало мерещиться, будто они уже его незаменимые помощники, и они уже лезли на его кухню, в его бизнес, наглели безобразно от почти товарищеского обращения. И вдруг вылетали на улицу, растерянно озираясь по сторонам: «Где ж они дали маху?». Да нигде. Просто Борис Александрович терпеть не мог рядом с собой наглецов и сплетников. И только сам диву давался: «Откуда что лезет? Вроде честного и скромного паренька взял порулить, и на тебе». Наши личные с Борисом Александровичем связи в эпоху Анкенвоя 7-го дня имели разнообразный характер. Когда злонамеренный, а когда и случайный. Злонамеренный, когда я пытался заработать при участии в его аферах сотню-другую долларов. Мои аппетиты были скромны. Даром я денег от него не брал, хотя остро нуждался, и он предлагал мне их постоянно. Деньги меньшее, что мог он предложить окружающим. И самое большее для окружающих его. Но брать у кого-либо даром деньги, даже если все берут, я и нынче полагаю нижней ступенькой наиболее длинной лестницы, какие только воздвигаются исключительно для падения. Бориса Александровича моя подобная умеренность забавляла. Или раздражала. Или хоть сколько-то вызывала доверия к моему бескорыстному интересу в общении с ним. А доверял он кому-либо с трудом. Разве что своей женщине-дрессировщику. Любящие женщины - самая преданная аудитория. До тех пор, конечно, пока ты не изменишь ей с другой какой-нибудь аудиторией. Что же до наших злонамеренных встреч, то деньги я получал от Князя дважды. Впервой, пять тысяч долларов за участие в сделке, обогатившей Анкенвоя 7-го дня на пять или около того миллионов долларов. Тогда я свел его и с партнером по строительству крупнейшей финансовой пирамиды. Эта последняя сводка заложила фундамент, на котором построился Анкенвой 365-го дня. В иной раз он одолжил мне пять тысяч долларов на хозяйственные нужды. Долг я вернул двумя слитками золота, унаследованными от покойного тестя, ювелирных дел мастера, и долей в предприятии, из которого я вышел без потерь и по причинам сугубо личного отсутствия характера. Что до наших случайных связей с Борисом Александровичем, то возникали они спонтанно, и всегда по его инициативе. Тут не зря господа венерологи брякают: «опасайтесь случайных связей». Одна из них для меня закончилась парой сломанных ребер. Вторая - подбитой бровью. Как отмечалось раньше, превышение самообороны господином Ростовым никто не отменял. А если мои разные с ним весовые категории прибавить к его значку КМС по боксу, ответить моему собеседнику интеллигентно я не имел физической возможности. Разве что череп ему снести. Но череп у него, во-первых, был очень крепкий, во-вторых, он дорогого стоил. Даже в моих глазах. Два перечисленных случая оставили у меня на дне довольно-таки скверный осадок. Впрочем, я сам виноват. Анкенвой 365-го дня предупредил заблаговременно: «Я – люди, а не хрен на блюде». Это честное предупреждение. От нас мы обязаны всего ожидать.