Орден госпитальеров - Владимир Захаров

Однако на пути превращения духовных орденов в духовно-рыцарский были и проблемы, связанные с участием их членов в военных действиях. Требовалось специальное обоснование, богословская подоплека. И тут на помощь пришел известней в это время европейский проповедник Бернард Клервосский (1090–1153). Он родился в семье Тесцелина Сора, знатного бургундского дворянина. Его отец занимал видные посты при герцогах бургундских. Многие авторы его биографии указывают, что его мать еще с детства предназначала сына к монастырской жизни — и во многом благодаря ей юный Бернард разочаровался в мирских заботах и ушел в монастырь Сито в возрасте 23 лет. Но правильнее будет сказать, что даже если она его так и воспитывала, то делал это по весьма прозаической причине. Он был не первый и далеко не последний сын в семье. А по сложившейся к XI в. традиции он должен был стать монахом, чтобы не тревожить своих старших братьев претензиями на наследование земли. Бернард так и поступил. Уйдя в монастырь, он, как пишут его биографы, совершенно забыв о нуждах тела, приводил в недоумение, а порой и трепет, братьев по обители. Молодой монах почти не спал, проводя круглые сутки за изучением Священного Писания и молитвой. Не обращая внимания на окружающий мир, он полностью погружался в свой мир внутренний, наполненный размышлениями о Боге и переживаниями духовных эмоций.

Уже в 25 лет молодой монах по приказанию аббата основал монастырь Клерво, на диком лесистом берегу реки Обы, и, возглавив 12 послушников, сам стал аббатом. Монастырю было уготовано процветание и громкая слава. Кардиналы, епископы, европейские короли и даже папы Евгений III и Иннокентий III — не раз обращались за советом и помощью к молодому аббату Бернарду из Клерво[292]. Понимая свое значение, Бернард начинает принимать активное участие в политической жизни Франции, Англии, Италии.

Когда, как мы помним, в 1118 г. девять французских рыцарей решили создать военно-монашеский орден — «для охраны паломников, следующих в Иерусалим», то сделали это по уже существовавшему образцу, каким для всех являлся орден св. Иоанна, члены которого назывались госпитальерами. Возглавлял этих французов друг Бернарда Гуго Пайен, который и обратился с каким-то письмом к Бернару. Ответ был получен довольно быстро, причем, текст этого письма стал широко распространяться повсюду. Он стал известен под названием «De laude novae militiae» («Похвала новому рыцарству»). Это сочинение можно рассматривать и как наставления рыцарям, и как обращение к европейским правителям, духовным властям и народам.

А в 1128 г. (единственный случай в истории!) для официального признания ордена храмовников, устав для которого был написан специально Бернаром Клервоским, был созван специальный церковный собор в Труа. Слава этого церковного и политического деятеля была настолько великой, что через двадцать лет, в 1174 г, римская церковь его канонизировала.[293]

Итак, его знаменитый трактат был настоящим обоснованием существования духовно-рыцарских орденов.

В самых первых его строках, обращаясь к своему старому другу, Бернард Клервосский писал:

Гуго, рыцарю Христа и Магистру Христова Ополчения Бернар, известный в миру как аббат Клервоский, желает ему вести справедливую битву.

Если я не ошибаюсь, мой дорогой Гуго, не один, не два, а три раза вы просили, чтобы я написал краткое наставление Вам и Вашим товарищам.

Вы говорите, что уж если мне не дозволено держать в руках копье, то, по крайней мере, я мог бы направить против врага-тирана свое перо, и что эта скорее моральная, чем материальная поддержка, окажет Вам немалую помощь. Я довольно долго откладывал Вашу просьбу не потому, что пренебрег ею, а лишь для того чтобы меня не обвинили в слишком поверхностном и поспешном к ней отношении. Я боялся плохо сделать то, что более умелая рука сделала бы лучше, и таким образом, работа могла бы остаться из-за меня не выполненной, и выполнение ее стало бы еще более затруднено.

Итак, затратив много времени на раздумья такого рода, я, наконец, решил сделать то, что мог, потому что не хотел, чтобы моя неспособность была принята за нежелание. Пусть читатели сами судят о результате.

Если кому-либо моя работа покажется никуда не годной или не отвечающей ожиданиям, я все же буду удовлетворен тем, что сделал все, что было в моих силах[294].

В 4 главе Бернард Клервосский писал о рыцарях:

Они соперничают друг с другом во взаимной предупредительности и берут на себя бремя товарищей своих, выполняя заветы Христа.

Ни одно неуместное слово, ни одно праздное действо, ни один несдержанный смех иди самый тихий шепот или же роптание, будучи раз замечены, не остаются неисправленными. Они навсегда отказались от игры в кости или шахматы и питают отвращение к охоте. Они не находят радости в нелепой жестокости соколиной охоты, которая так широко распространена. А шутов, магов, бардов, трубадуров и участников ристалищ и турниров они презирают и отвергают как различные проявления мирской суеты, тщеславия и нездорового обмана. Они коротко остригают волосы, в согласии со словами Апостола о том, что мужчинам не к лицу растить длинные локоны. Поистине они редко моют голову и никогда не делают причесок, довольствуясь тем, что непричесанные, покрыты пылью и несут на себе отметины солнца и доспехов.

Когда близится час сражения, они внутренне вооружают себя верою, а внешне — стальною броней, а не украшают себя золотом, ибо задача их — устрашить врага, а не разжечь в нем чувство алчности. Они подбирают себе сильных и быстрых коней, а не тех, что великолепны и красиво убраны. Они настраивают мысли свои на борьбу до победы, а не на участие в параде. Не о славе думают они, и стараются быть грозными, а не нарядными. И в то же время они не задиристы, не опрометчивы и не торопливы. Благоразумно и предусмотрительно выстроены они в правильные ряды, как, мы знаем, делали их отцы.

Поистине настоящий рыцарь Христа — человек мирный, даже когда отправляется на войну. Как только он оказывается в гуще сражения, этот рыцарь оставляет свою мягкость и кротость, как бы говоря: «Разве я не ненавижу тех, кто ненавидит тебя, о Господи, разве мне не отвратительны враги твои?» Эти рыцари сразу стремительно атакуют врага, видя в нем стадо баранов. Не смотря ни на какое численное превосходство врагов, никогда они не считают их свирепыми варварами или внушающими страх ордами. Также не преувеличивают они и собственной силы, но верят в то, что Господь всего воинства дарует им победу. Они помнят слова Маккавеев: «Горстка воинов легко может победить многочисленного врага». Господь небесный не видит разницы даровать ли освобождение руками множества или малого числа воинов, ибо победа в войне не зависит от многочисленности армии, а храбрость — дар небес. Много раз они были свидетелями того, как один человек преследовал тысячу, и как двое обращали в бегство 10000 врагов.

Так, удивительным и уникальным образом они выглядят более кроткими, чем овечки, будучи более свирепыми, чем львы. Не знаю, как лучше называть их: монахами или солдатами. Возможно, правильнее будет признать их и теми и другими. Воистину, обладают они и монашеским смирением, и воинской мощью. Что можно сказать еще, кроме того, что все это деяния Господа и чудеса, творимые перед нашими глазами. Это избранное воинство Господа, набранное им со всех концов земли. Это доблестные мужи Израиля, избранные, чтобы хорошо и преданно охранять гробницу, которая есть колыбель самого Соломона. Каждый из них держит в руке меч и прекрасно обучен военному делу[295].

Как отметил известный французский историк тамплиеров Марион Мельвиль, задача св. Бернара была довольно деликатной: каноническое право, как и народное мнение, запрещало монахам проливать кровь и рассматривало акт умерщвления, даже в сражении, как убийство. Однако члены двух орденов — госпитальеров и тамплиеров были одновременно рыцарями, призванными к войне, и монахами, давшими три обета. Бернару Клервосскому, таким образом, пришлось внести различие в их пользу между понятиями войны как таковой, в которой существует «человекоубийство» (homicidium) и войны святой, которая понималась как «убиение зла» (malicidium)[296].

В своем трактате Бернард так объясняет убийство, совершенное мирским рыцарем на войне, противопоставляя такой же акт, но совершенной рыцарем ордена:

К чему же стремится мирское рыцарство, точнее, эта шайка мошенников и негодяев? К чему, как не к смертному греху победителя и вечной смерти побежденного? Что ж, тогда позвольте мне привести слова Апостола и призвать того, кто пашет, пахать с надеждою, а того, кто молотит, молотить с надеждою получить ожидаемое.

Что же это за чудовищная ошибка, о рыцари, и что за неуемное стремление, заставляющее вас сражаться с таким упорством и размахом, и все это лишь ради смерти и греха!