Герберт Уэллс - Геннадий Прашкевич

Но у Уэллса подобных промашек немного.

Разумеется, появится телефон. Не надо будет шататься по лавкам и офисам, вы просто распорядитесь по телефону, и вам хоть за сто миль от Лондона вышлют любой товар. Хозяйка дома, не двигаясь с места, сможет связываться с любыми местными поставщиками и всеми крупными лондонскими магазинами, театральными кассами, почтовыми конторами, извозчичьими биржами, докторами. С помощью телефона будут заключаться деловые сделки. Если сейчас в газетах печатают «обо всём понемногу», чтобы привлечь как можно более широкий круг читателей, то в XX веке газеты станут специализированными — каждая на свою тему. Самые горячие и нужные новости — биржевые курсы, курсы валют, результаты розыгрыша лотерей и тому подобные сведения — станут поступать в дома либо по проводам, либо будут печататься на ленте вроде телеграфной, либо записываться на валик фонографа, чтобы подписчик мог прослушать новости в удобное для себя время…

Армия станет профессиональной. Усовершенствуется стрелковое оружие. Винтовка, снабжённая телескопическим прицелом, позволит на большом расстоянии попадать в нужную точку. Аэростаты и дирижабли станут главными инструментами наблюдения и разведки. Танки… да, они тоже… они, наверное, сыграют свою роль… Но вот на подводные лодки Уэллс смотрел со скепсисом. «Как я ни пришпориваю своё воображение, а оно отказывается понять, какую пользу могут приносить эти подводные лодки. Мне кажется, что они способны только удушать свой экипаж и тонуть. Уже одно длительное пребывание в них может расстроить здоровье и деморализовать человека. Организм ведь ослабевает от долгого вдыхания углекислоты и нефтяных газов под давлением четырёх атмосфер. А если вам даже удастся повредить неприятельское судно, четыре шанса против одного, что люди его, дышавшие свежим воздухом, спасутся, а вот вы с вашей лодкой пойдёте ко дну…»

В специальной главе «Предвидений» была рассмотрена возможность создания одного общего языка на всей планете. Конечно, Уэллс считал таким языком — английский. Немецкий или французский — это слишком оригинально, а испанский и русский не имеют достаточно читающей публики.

Географические и политические границы? С этим не виделось сложностей. По всей видимости, Россия в XX веке распадётся на две неравные части — на западную и на восточную. (Распада Британской империи Уэллс не предвидел.) Большая часть славянских народов будет тяготеть к Западной Европе, а не к России. (В той или иной степени мы сейчас наблюдаем это.) Одесса имеет шансы стать «русским Чикаго», а рост Петербурга вряд ли продолжится, ведь «он основан человеком, который не представлял никаких иных путей торговли и цивилизации, кроме моря, а в будущем морю предстоит играть очень малую роль в этом отношении». Тем не менее «в ближайшие десятилетия Россия политически получит господство над Китаем». Впрочем, русская цивилизация, по Уэллсу, не обладает такими свойствами, которые бы обеспечили ей длительное воздействие на миллионы энергичных азиатов, сросшихся со своей культурой. «В русском характере весьма существенную роль играет детский романтизм и намеренное, высоко ценимое своеволие».

Что касается общества, то в будущем едином Мировом государстве оно, вероятно, будет состоять из четырех классов:

• богатые люди (владельцы акций, рантье, живущие на дивиденды);

• производительный класс (умный, образованный, активно развивающийся);

• люди, в общем ничего не производящие, зато занимающиеся управлением (в том числе финансовым);

• и — класс низший.

Уэллс был убежденным сторонником евгеники — учения об улучшении человеческой породы путём поощрения многодетности здоровых, красивых, выдающихся, полезных для общества людей и категорического запрета на размножение для больных, слабоумных, порочных. «Конечно, общество будет допускать существование в своей среде какой-то части населения, страдающего умственными расстройствами или неизлечимой страстью к опьяняющим веществам. Из жалости таким людям позволят жить, но при условии, что они не будут плодиться…»

Но кто всем этим будет заниматься? Кто возьмет над всем этим контроль? Кто начнет отбор, возглавит движение, доведет дело до победного конца?

Уэллс от ответов пока всячески уклонялся.

Земляне и селениты

В 1901 году вышел роман «Первые люди на Луне» («The First Men in the Moon»).

Несомненно, это один из самых читаемых романов Уэллса. «Три тысячи стадий от Земли до Луны (эпиграф из Лукиана. — Г. П.). Не удивляйся, приятель, если я буду говорить о надземных и воздушных материях. Просто я хочу рассказать по порядку мое недавнее путешествие».

Речь шла о Луне.

Она далеко, но всегда перед глазами.

Удивляемся ли мы сейчас факту высадки людей на Луне?

Нет, конечно. Дело привычное. Вот и Усталый Гигант не сильно удивился, когда однажды волею Уэллса на давно знакомой Луне оказались два вполне обыкновенных англичанина. «Нужно ли вдаваться в подробности спекуляций, в результате которых я попал в Лимпн, в Кенте? — откровенничает один из них, мистер Бедфорд. — Коммерческие дела связаны с риском, и я рискнул. И явился неумолимый кредитор. Вы, вероятно, встречали таких воинствующих праведников, а может, сами попадали в их лапы. Он жестоко разделался со мной. Чтобы не стать на всю жизнь клерком, я решил написать пьесу. (Одно время сам Уэллс собирался писать пьесы; Бернард Шоу его отговорил. — Г. П.) У меня есть воображение и вкус. Я верил не только в свои коммерческие способности, но и считал себя талантливым драматургом. Писание пьес казалось мне делом не менее выгодным, чем деловые операции, и это еще более окрыляло меня…»

Второй — изобретатель. «Низенький, кругленький, с неровными, порывистыми движениями. На нем было пальто и короткие брюки с чулками, как у велосипедиста, а гениальную голову покрывала шапочка, как у игроков в крикет. Зачем он так нарядился, не знаю: он никогда не ездил на велосипеде и не играл в крикет. Вероятно, все это были случайные вещи. Он размахивал руками, подергивал головой и жужжал — жужжал, как мотор. Вы, наверно, никогда не слышали такого жужжания. А время от времени он прочищал себе горло, неимоверно громко откашливаясь».

Короче, ничем не примечательная пара.

Но у Герберта Джорджа Уэллса именно такие люди высаживаются на острова зверолюдей, ищут компромисса с марсианами, путешествуют по времени, изобретают невидимость или «новейший ускоритель». Кейвор, гениальную голову которого покрывает шапочка «как у игроков в крикет», тоже изобрел нечто невероятное — вещество, неподвластное тяготению. А 14 октября 1899 года его изобретение было готово.