Черный разрушитель - Альфред Ван Вогт

Старик в ужасе вжался в кресло, и при виде этого миссис Кармоди поняла, чем ей может грозить такая вспышка. Особенно после стольких лет подчеркнутой любезности. Будто сквозь туман она услышала, как старик прошептал:

— Я ничего не понимаю. Миссис Кармоди, что случилось?

— Ты сказал это? — спросила она. Даже ради спасения своей души она не могла бы удержаться от этого вопроса.

— Что я сказал?

— Ну, о Филлис и Чарли Козенсе…

— Ах, о них, — Казалось, Уэйнрайт уже забыл, что она стоит перед ним, и добрая отеческая улыбка тронула его губы. — Кажется, они поженились только вчера…

Он поднял глаза на мрачное лицо нависшей над ним женщины и снова испуганно съежился в кресле.

Неимоверным усилием воли миссис Кармоди взяла себя в руки.

— Я больше не хочу слышать об этом, — с угрозой в голосе произнесла она. — Никогда. Ты меня понял? Ни единого слова!

— Конечно, конечно, миссис Кармоди, — изумленно пролепетал старик, — ни слова, если вам так угодно. И все же моя внучка…

— А ты, — рявкнула миссис Кармоди, обращаясь к Пирл, — если ты расскажешь Филлис о том, что сейчас произошло, то я… просто не знаю, что с тобой сделаю!

— Ну конечно, мама, — пробормотала Пирл, — можешь на меня положиться.

Дрожа от бешенства и страха, женщина вернулась к своему пылесосу. Она снова взялась за работу, но руки у нее тряслись. Когда-то, несколько лет тому назад, у нее был, пусть и несколько туманный, план, что делать в такой ситуации: Филлис хочет выйти замуж за кого-то другого, а не за Билла. План, надо сказать, довольно гнусный, и тогда она надеялась, что он не понадобится. Но она его не забыла. Гримаса отвращения исказила ее лицо, когда она вытащила всю эту мерзость из темных глубин сознания, где прятала ее все это время.

В зеркале над раковиной она заметила отражение своего искаженного злобой лица. Зрелище не из приятных. Надо заставить себя успокоиться. Но страх оставался. Дикий, животный страх женщины, которой уже сорок пять и которая совсем одна в равнодушном мире, без работы и, соответственно, без заработка, без… без всего. Конечно, будет пособие по бедности, но, пока у нее остаются деньги, его не получить. Будет пенсия по старости… разумеется, но только через двадцать пять лет.

Она глубоко вздохнула. Все эти пенсии и пособия бессмысленны. Они — синоним поражения. А значит, оставался только ее отчаянный план, для успеха которого требовалась помощь Билла. И не только вынужденная помощь, а активное, заинтересованное участие…

Она пристально рассматривала сына, когда тот вернулся с поля к обеду. За последний год в нем появилось какое-то непонятное ей спокойствие. Словно, достигнув двадцати, он внезапно стал взрослым. Он и выглядеть стал мужчиной, а не юношей: среднего роста, крепко сложенный, со следами тайной страсти на лице.

Тайная страсть — это хорошо. Он, несомненно, унаследовал ее неутолимое честолюбие. Как раз перед тем, как они покинули город, его поймали на воровстве. На первый раз отпустили. Тогда она не ругала его, так как прекрасно понимала сына и его испепеляющую ненависть к миру, который жестоко лишил их возможности сорить деньгами.

Но с этим, конечно, покончено. Эти три года он без жалоб и понуканий трудился на ферме наравне с наемными рабочими. И однако, чтобы заполучить Филлис, то старое отношение к жизни ему очень и очень пригодится. Он вспомнит прошлое и с его помощью завоюет всем им место под солнцем.

Она отметила, что Билл украдкой посматривает на сидящую с ними за столом Филлис. Уже больше года женщина замечала эти взгляды, которые Билл бросал на девушку. Более того, когда-то миссис Кармоди сама просила его об этом. Молодой человек должен бороться за девушку, которую любит! Просто обязан! Всеми доступными средствами! Вопрос только в том, как ей, матери, объяснить своему сыну тот план, который она придумала. Вот взять и прямо так рассказать?..

После обеда, пока Филлис и Пирл мыли посуду, она тихонько прошла в комнату Билла. И все получилось куда проще, чем она рассчитывала. Выслушав ее, он долго лежал совершенно неподвижно, с каким-то странно умиротворенным выражением лица.

— Значит, идея в том, — наконец произнес он, — что сегодня вечером вы с Пирл поедете в кино. Старик, конечно, будет спать, как бревно. И тогда я, после того как Филлис тоже пойдет спать, проникну в ее комнату, и… потом ей придется выйти за меня замуж.

Он сказал это так бездушно, что женщина отшатнулась, словно увидев в зеркале свое отражение: бесконечно злую, все крушащую на своем пути тварь, в которую она превратилась.

— И если я сделаю все это, — между тем продолжал Билл, — то мы сможем и дальше оставаться на ферме. Я правильно тебя понял?

Она смогла только кивнуть. Голос ее не слушался. И сразу же, словно боясь, что Билл передумает, она поспешно вышла из комнаты.

Постепенно тяжесть, оставшаяся от этого разговора, прошла. Но когда около трех часов она зачем-то вышла на веранду, то сразу же натолкнулась на сидящего там Уэйнрайта. Заметив ее, старик поднял глаза.

— Какой ужас, — сказал он, — ваша сестра повесилась. Мне рассказали об этом в гостинице. Взяла и повесилась. Страшное дело, страшное. Вы совершенно правы, что не поддерживаете с ней никаких отношений.

И, словно забыв о ее существовании, он уставился в пространство.

То, что он сказал, сначала показалось ей невероятным, а потом и просто невозможным. В этот момент женщина поняла все: и слова старика, и слабую улыбку, снова играющую на его губах.

«Значит, вот что он задумал», — холодно подумала она. Этот старый мерзавец хотел устроить так, чтобы Филлис не вышла за Билла. Пользуясь своей репутацией предсказателя, он коварно рассказал ей, что Филлис и Чарли Козенс…

Все понятно! А теперь он пытается ее напугать. Повеситься, надо же! Она улыбнулась. Хитро придумано, ничего не скажешь! Но она хитрее.

От кино у нее осталось только странное впечатление нескончаемой болтовни и ярких красок. Слишком много бессмысленных разговоров, слишком много света. Глаза у нее болели, и когда наконец они вышли на улицу, мягкий вечерний полумрак показался настоящим бальзамом.

— Пойдем поедим бананового мороженого.

Кажется, это предложила она. А возможно, она только согласилась, но, как бы там ни было, вскоре они с дочерью уже сидели за маленьким столиком и с удовольствием ели мороженое. Но думать она могла только об одном: если они с Биллом провернут это дельце, то весь мир будет у них в кармане. Ничто никогда не сможет повредить ей больше, чем ошибка или неудача сегодня.

— Ма, послушай, ма, я хочу спать. Уже половина двенадцатого.