Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах. - Джон Робинсон

Тринадцатого декабря, предав осадные машины огню, христианская армия тронулась в угрюмое странствие домой, не добившись ровным счетом ничего. В Аскалон они пришли в сочельник, но канун праздника Рождества Христова не вызвал в их душах ни раскаяния, ни всепрощения, и снова все начали озираться по сторонам в поисках виновных в провале, чтобы выместить на них злость. Разумеется, чаще всего католики обрушивали упреки на головы византийцев. Некоторые косо поглядывали на тамплиеров, не сражавшихся с ними рука об руку, но здравый смысл не позволял осуждать военную сметку тамплиеров. Однако перед лицом такой катастрофы иные возненавидели храмовников уже за одно то, что те оказались правы.

Если католики хотя бы смогли добраться до родины, то этого нельзя сказать о большей части греческого флота, попавшего на обратном пути в полосу гибельных зимних штормов. Потерявшие управление корабли опрокидывались кверху днищем, а их команды шли ко дну. Уцелевшие корабли шторма заносили далеко в сторону от курса, и для некоторых греческих моряков путь домой вылился в долгие месяцы телесных и душевных мук, но им все-таки повезло больше, чем сотням их товарищей, чьи вздувшиеся трупы волны еще долго выносили на сушу вдоль всего побережья Святой Земли.

Зато выигрыш Саладина оказался непропорционально велик, ведь ему удалось защитить своих новых подданных от двух могучих врагов и отстоять Египет почти без жертв. Его популярность взмыла до небес. Всеобщего восторга не разделял только его господин и повелитель Hyp ад-Дин. Египетская кампания была оплачена золотом Hyp ад-Дина, удержаться на новообретенном троне Саладину помогла его же турецкая кавалерия, а теперь этот мальчишка, воротивший нос от похода в Египет вместе с дядей, стал великим визирем империи и кличет себя ни много ни мало царем Египетским, став самодержцем обширных земель, в числе коих и легендарные плодородные почвы долины Нила. Он единолично контролирует великие пороговые пути из восточной Африки и Индии через Красное море. В его власти богатые морские порты и единственный могучий мусульманский флот на всем Ближнем Востоке. Так от чьего же имени он владеет этими богатствами и властью – от своего собственного или от имени своего господина? Правда, Саладин на словах сдержанно выразил свою преданность Hyp ад-Дину, но верховный владыка Дамаска испытывал серьезные сомнения в лояльности своего внезапно вознесшегося вассала. Чтобы успокоить свою душу, Hyp ад-Дин отправил к Саладину в Каир его отца Наджма ад-Дина Айюба, верность которого не подлежала сомнению. Быть может, он сумеет держать в узде амбиции своего сыночка.

У самого же Hyp ад-Дина в это время появился совершенно нежданный союзник – рыцарь-тамплиер, изменивший ордену. За два года до того князь Торос Армянский почил, назвав своим наследником малолетнего сына князя Рубена II, объявив регентское правление вплоть до поры, пока дитя не войдет в возраст. Родной брат Тороса Млех – неугомонный авантюрист, отличавшийся совершенно непредсказуемым нравом – считал, что трон или хотя бы регентство должны достаться ему. После размолвки с братом Торосом он отрекся от исконной армяно-григорианской православной веры и обратился в католицизм, чтобы принять обеты, потребные для вступления в орден рыцарей-тамплиеров. Все еще кипя гневом, он оказался в гуще заговора с целью убить брата, что вскоре и открылось, а принадлежность к ордену Храма не освобождала его от наказания за это преступление, так что Млеху пришлось бежать из замка тамплиеров, в казармах которого он находился. Несколькими днями позже он явился ко двору Hyp ад-Дина с предложением своих услуг и изъявлением страстного желания обратиться в ислам.

В конце концов, соблазнив Hyp ад-Дина своим грандиозным планом отнять армянскую вотчину Киликию у Византии и прирезать ее к исламской империи, Млех получил командование над турецкой кавалеристской армией. Его вторжение, оказавшееся полнейшей неожиданностью для всех, увенчалось полнейшим же успехом. Отобрав трон у племянника-малолетки, Млех без труда захватил укрепленные города Тарсус, Адана и Мамистра.

Не удовлетворившись этим, Млех повернул свое войско на юг, к Антиохийскому княжеству, и напал на своих бывших собратьев, осадив замок храмовников Баграс.

Амальрик не мешкал, тотчас же отозвавшись на совместную просьбу своих друзей – нового Магистра тамплиеров и князя Боэмунда Антиохийского – и поспешив на север с армией, но сражаться ему не пришлось. Млех пришел ради грабежа, а не ради земель, и вволю помародерствовав в графстве, попросту отправился восвояси, позволив Амальрику забрать Киликию. Впрочем, Млех не сдался, а просто выждал год, после чего явился снова.

Едва Амальрик очистил северные рубежи, как скверные вести пришли с юга: под конец года Саладин пожаловал с армией к Даруйнку, что к югу от Газы, – христианской крепости, расположенной ближе всего к границе с Египтом, но отнюдь не самой могучей в христианском королевстве. Амальрику нельзя было терять ни часа, и на сей раз тамплиеры, благодарные Амальрику за спасение их замка Баграс, пошли с ним вместе. Он правил прямо к Аскалону, после чего повернул к могучему замку тамплиеров в Газе. С Амальриком отправились все тамплиеры, без которых в Газе можно было обойтись. Командовать городом, окружавшим крепость, король оставил своего сенешаля Миля де Планси.

Прорвавшие!) сквозь ряды легкой кавалерии Саладина, колонна тяжело вооруженных всадников Амальрика вошла в крепость Даруйнк. В ответ Саладин собрал свою конницу и устремился прочь, чтобы штурмовать Газу. Взять город удалось без помех, и Саладин даже не пытался сдерживать своих воинов, когда те принялись убивать людей на улицах и в жилищах. Осадных машин у него не было, и он вовсе не собирался платить дорогой ценой за попытку взобраться на отвесные стены замка тамплиеров, так что он позволил своим людям награбить столько добра, сколько им было под силу унести, и повел их обратно в Египет.

Христиане вздохнули с облегчением, узнав, что на сей раз Саладин устроил набег ради грабежа, а не полномасштабное вторжение, но опасности это ничуть не умаляло. Опять же, нельзя было исключить и возможность, что Саладин двинется из Египта на юго-восток одновременно с атакой Hyp ад-Дина из Сирии на северо-востоке. Покорение Египта стало жизненно важной задачей, от решения которой зависело само существование Иерусалимского королевства, а решить ее без поддержки Византийской империи с моря христиане по-прежнему не могли. Посему весной 1170 года Амальрик решил самолично добиваться очередного военного альянса с императором Мануилом против Египта.

Только теперь тамплиеры познали, кому их новый вождь предан всем сердцем по-настоящему. Филипп де Мийи, избранный Великим Магистром за тесную дружбу с королем Амальриком, наглядно продемонстрировал, насколько близкие отношения их связывают, сложив с себя полномочия Великого Магистра ордена тамплиеров, чтобы стать постоянным послом Амальрика в Византии. Филипп попросту пренебрег присягой следовать Уставу рыцарей Храма, требовавшему, чтобы по выходе из ордена тамплиер вступил в монашеский орден с более строгим уставом. Король, ставивший его новым господином, последовал в Константинополь вслед за ним.

Король лишил тамплиеров Великого Магистра, и теперь Великий Собор ордена отнял у Амальрика одного из его собственных придворных, избрав главой ордена Одона де Сент-Амана, тотчас же отказавшегося от должности королевского дворецкого. В отличие от Филиппа де Мийи, Великий Магистр де Сент-Аман твердо держал сторону ордена и готов был пуститься во все тяжкие, только бы отстоять власть и сохранить привилегии тамплиеров. Его позиция даже вызвала гнев кое у кого из собратьев-католиков, но более всего у Тирского архидиакона Вильгельма. Зато тамплиеры были премного довольны своим избранником.

Архидиакон Вильгельм не только последовательно запротоколировал в хрониках свою антипатию к новому Магистру Храма, но почти в то же самое время описал инцидент, связанный с малолетним королевичем, предвещавший ужасающее будущее. Будучи в то время наставником девятилетнего принца Балдуина и нескольких его друзей, Вильгельм однажды наблюдал, как его подопечные играют в одну из жестоких отроческих игр, тыкая гвоздями друг другу в голые предплечья, чтобы поглядеть, кто дольше вытерпит. Выиграл принц Балдуин, способный вытерпеть любую боль, не вскрикнув и даже не поморщившись. Но тут ошеломленный собственным открытием архидиакон вдруг осознал, что нечувствительность князя Балдуина к боли вовсе не свидетельство отваги, а симптом проказы. Вряд ли при такой болезни мальчик протянул бы достаточно долго, чтобы занять Иерусалимский трон, так что для сохранения преемственности следовало срочно подыскать мужа его сестре Сивилле.

Тогда же в Каире скончался другой малолетний владыка. Получив известие, что шиитский халиф аль-Адид скончался во сне, Саладин собрал всю родню аль-Адида и заточил их в собственных дворцах под неусыпным надзором, устроив им самые шикарные тюрьмы на свете. Не допустив передачи трона аль-Адида преемнику, он попросту поставил на шиитской династии Фатимидов крест.