Империя наизнанку. Когда закончится путинская Россия - Максим Кантор

Началось это давно, сразу после падения Советской власти. В первые годы т. н. «гласности» стал издаваться журнал «Элементы» (издатель А. Дугин), в котором фашизм трактовался как идеология борьбы с атлантизмом, как идеология Евразии, необходимая России. Российские философы-евразийцы (наиболее радикален Ильин, но и Данилевский весьма напористый философ) сделались крайне важны для осознания исторической миссии народа. У философа Ильина можно отыскать такие цитаты, которые послужат руководству к действию — и на пепелище идеологии, когда опереться было не на что, оперлись на евразийство. Евразийцы (правильнее называть их идеологами, это не категориальная философия в германском понимании, скорее учение жизни) смыкаются в восприятии с идеологами наподобие ван дер Брука или Юлиуса Эволы, с идеологами т. н. Консервативной революции, Третьего пути. Идеология европейских «цивилизованных» фашистов подавалась в журнале «Элементы» как выгодный России рецепт бытия, в нем же печатались малоизвестные и интригующие беседы Гитлера, провокационные высказывания Розанова и т. д.

И этот журнал был далеко не единственным — но показательным чтением, наряду с мистикой Мамлеева, Рене Генона, романтикой Селина и Эзры Паунда. Модным писателем стал Эрнст Юнгер, модным стало быть «немного фашистом». Для борьбы с американской экспансией и «атлантической державой» — фашизм выбирался как действенное оружие, — как прикажете восстановить разрушенную империю? Фразеология газеты «Завтра», не скрывавшая «имперскости» мало чем отличается от традиционной фашистской, но, так сказать, в «хорошем смысле» — ведь никто не зовет к геноциду — зовут лишь к единству и победе над захватчиком.

Поскольку интернационала трудящихся больше нет, формой общего сопротивления становится единство в нации, единство в судьбе народа. Так возникла партия «национал-большевиков» (а тот, кто захочет найти отличия в идеологии национал-большевиков и национал-социалистов, пусть пишет диссертацию). От уродливых и быстро забытых моделей фашизма (партия Баркашова и общество Память) перешли к более солидным — и более романтическим — конструкциям. Помимо прочего, возник особый, популярный в авангардных кругах гламурный фашизм — эту версию представляет писатель Лимонов и его последователи, ряд художников имперцев, в том числе и те, кто считает себя «левыми» — хотя исповедует имперскую доктрину.

Гламурный фашизм сегодня вполне вписан в кап-действительность и даже участвует в образовании моды — этакие кружевные трусы со свастикой. Авангардное искусство поддерживает эту версию, а молодые литераторы-патриоты добавляют искренней народной слезы. Это скорее эстетическое явление, но, поскольку данный вид творчества постоянно апеллирует к массам, к сознанию оскорбленного русского народа, эффект такой эстетики имеет значение и социальное. Эту квази-фашистскую идеологию классическим образом разогревал нормальный, естественный, закономерный реваншизм. Исключительно обидно то, что Советская империя рухнула, и смотреть на то, как компрадорская мораль либералов ее растаскивает на куски — больно.

Было бы опрометчиво, говоря о возникающем фашизме, упустить роль отечественного либерала, который фашизм звал усердно. Развитию отечественного имперского сознания помогала либеральная компрадорская политика. Страну разворовали, растащили народное достояние по феодам, а феодалы переместили доходы за границу — тем самым, стану вывезли за рубеж. Это даже не дань, которую платят в Орду, это фантастическая ситуация, при которой существование страны эфемерно: ее богатства лежат глубоко под землей, а наземные богатства находятся за ее пределами, у потенциальных врагов. Оправдали воровство тем, что надо развалить коммунистическую страну и плановое хозяйство. Чтобы не жалеть обкраденной страны, оболгали ее прошлое — тут уж громили все подряд, одним разом избавлялись от ненавистного коллективного хозяйства. Клеймили Красную армию, Сталина, Ленина, Маркса, Маяковского, разоблачили подвиг Зои Космодемьянской, оборону Ленинграда, революцию, комиссаров, космонавтов, фигурное катание и сельское хозяйство; надо было все советское уничтожить, и лакейское сознание заставляло сделать более, чем даже просят.

Когда твою страну разворовывают планомерно и сладострастно много лет подряд, а народу говорят, что это происходит заслуженно, поскольку народ глуп, возникает естественная реакция — иной реакции быть не может. Произошло то, что не могло не произойти — идея желанной империи сопряглась не с интернационалистической (проигравшей) идеологией, а с националистической, на которую отныне вся надежда. Советская империя развалилась под влиянием центробежных сил; но существует идея иного порядка, лучшего — Российская империя.

То, что вокруг нас — легко трактовать как проявления фашизма; действительно, напористая глобализация очень напоминает колониализм, а колониальная политика Запада непосредственно связана с фашизмом. Россия в кругу алчных интересов, рвущих ее рыхлое тело на части.

Таким образом, борьба за Российскую империю стала в некотором роде борьбой с фашизмом. Но это лишь кажется. Это абсолютно фальшивая посылка.

В этом месте возникает смысловая каша. Невозможно одновременно бороться против фашизма и за империю. Фашизм — это и есть имперская национальная идея. Невозможно бороться за империю против империи. То есть, можно, разумеется, но у этой борьбы есть специальное название — империалистическая война. Именно империалистическая война, а совсем не антифашизм.

Разберитесь в посылках: вы против фашизма, за «братскую помощь славянам» или за присоединение утраченных территорий? «Помочь братушкам-славянам» — этот лозунг позапрошлого века звучал недолго; затем решили братьев вразумлять ради воссоединения русской нации, а сантименты — в сторону. Есть соблазн назвать происходящее ответом фашизма на фашизм; но и это неправда. Фашизма нет нигде — ни с одной из сторон.

Намек на фашизм есть, дрейф в сторону фашизма имеется, но это далеко не фашизм. И откуда бы ему взяться? Чтобы появился фашизм, нужна мощная цивилизационная идея — таковой нет. Радикальной имперской идеи у Запада нет, он ослаблен демократией и олигархией, обескровлен идеологически. «Глобализация» — единственная, небогатая программа, которая на наших глазах почила в бозе, какой уж тут фашизм.

И Россия — совершенно не фашистская держава. Сравнения Путина с Гитлером (или Сталиным) не выдерживают никакой критики. Системная ошибка оппозиции Путину состоит в том, что волевого президента сравнивают то с Гитлером, то со Сталиным. Но это иной тип, совсем не похожий на Гитлера, и на Сталина не похожий. И Гитлер, и Сталин — носители идеологии; сила Путина в том, что у него никакой идеологии вообще нет.

Это не оскорбление властителя, но просто особенность данной власти. Оппозиция ищет в режиме Путина зловещую идеологию наподобие гитлеровской — вот и аншлюс случился, вот и Судеты, и т. п. — но это иной тип, не европейский. Путин, разумеется, наиболее мощная фигура современной политики, хотя бы потому, что спорить с ним невозможно — нет никакого повода для спора. Точнее говоря, на месте России возникла империя не европейского типа, но степная, азиатская империя.

Особенность русской истории настоящего этапа в том, что огромное пространство оказалось лишенным идеологии. А лишить идеологии — значит лишить стимула строительства. Строят хаотично и без стиля, а чаще за границей — нет и не может быть стиля у кочевников. Социалистическую идеологию снесли, и ничего вместо нее не построили. Запад усердствовал в разрушении социализма, полагая, что это пустое место затопит капитализм европейского разлива. Ну да, хлынул капитализм без профсоюзов, напоминающий феодализм; возникла система феодов с компрадорским капиталом и тд, но это все не главные характеристики. Главная же характеристика в том, что возникшая иерархия работает; кажется, что у нее есть система подчинения, но объяснить эту идеологию невозможно. Нет ни образования, ни своего искусства, ни науки (необходимых для идеологии дисциплин); вот власть есть — а идеологии нет. Это кажется европейскому аналитику невозможным.

От бессилия прибегают к сравнениям с Гитлером, и эти сравнения заслуженно порицаются. Нет в российской идеологии ни нацизма, ни европейского мессианства, ни желания построить новую Римскую империю, да и самой идеологии нет. Это, скорее, описывается словом «судьба»; есть судьба обширного кочевья, живущего принципами, помогающими выжить и шириться. Это кочевье, вынужденное защищаться и нападать, использующее все, что можно использовать для победы. Руководить этой подвижной массой бесправного народа может лишь лидер иного, совсем не европейского типа.

Как реакция на авантюрное желание видеть мир всецело европейским, подчиненным одной цивилизационной модели, возник ответ Азии. Огромное пространство России вычистили от социализма и коммунизма, роднивших с Европой идеологий — и, когда снесли идеологическую надстройку, обнажился степной радикал. Христианство, абсолютизм, социализм, Советская власть — все эти интернациональные доктрины стояли между судьбой наследницы Орды и сегодняшней Россией. Но идеологию снесли начисто, выбелили лист до основы — а там написано одно: Орда. И в итоге на пустыре появилась личность, сформированная по типу Алариха, Тамерлана, Бабура, Чингисхана.