Поля крови. Религия и история насилия - Карен Армстронг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, раввины не отрицали, что Библия упоминает священные войны. И даже считали, что воевать с ханаанеями израильтяне были обязаны. Однако вавилонские раввины постановили: поскольку этих народов уже нет, война не вменяется в обязанность{692}. Впрочем, палестинские раввины, чье положение в римской Палестине было опаснее, говорили, что иногда иудеи должны и сражаться – но только в целях самозащиты{693}. Войны Давида были «произвольными», но раввины отмечали, что даже цари не могут просто так открыть военные действия, а должны спрашивать разрешения у синедриона, руководящего иудейского органа. А как быть, если ни монархии, ни синедриона больше нет? Значит, теперь произвольные войны недопустимы.
В Песне Песней есть такой стих:
Заклинаю вас, дщери Иерусалимские, сернами или полевыми ланями: не будите и не тревожьте возлюбленной, доколе ей угодно.
Согласно раввинистическому толкованию, здесь содержится намек на недопустимость массовых бунтов, способных повлечь за собой возмездие со стороны язычников{694}. Нельзя провоцировать народ («будить возлюбленную»), массово переселяться в Землю Израилеву, а также восставать против языческого владычества до явного знака свыше («доколе ей угодно»). И если израильтяне будут вести себя тихо, Бог не попустит гонения. А в случае непослушания израильтяне, подобно «полевым ланям», станут объектом языческой охоты{695}. Это глубокомысленное толкование более тысячи лет обуздывало иудейские политические акции{696}.
К середине III в. Римскую империю постиг кризис. Новая Сасанидская династия в Персии завоевала римские земли в Киликии, Сирии и Каппадокии; племена готов из бассейна Дуная постоянно тревожили границы, а германские вооруженные отряды наносили ощутимый урон римским гарнизонам в долине Рейна. За каких-то 16 лет (268–284 гг.) восемь императоров были убиты собственными войсками. Экономика лежала в руинах, и местные аристократы боролись за власть в городах{697}. В итоге Рим спасла военная революция, осуществленная профессионалами из приграничных областей и преобразившая римскую армию{698}. Аристократам пришлось потесниться, армия удвоилась, а легионы разделили на мелкие и более гибкие отряды. Мобильная кавалерия поддерживала гарнизоны на границах, и впервые с римских граждан стали взымать налог на армию. К концу III в. варвары были оттеснены с Балкан и из северной Италии, а наступление персов сдержано, и Рим вернул утраченные земли. Новые римские императоры происходили уже не из патрициев: Диоклетиан (284–305 гг.) был сыном вольноотпущенника из Далмации; Галерий (284–305 гг.) начинал как пастух недалеко от Карпат, а Констанций Хлор (305–306 гг.) – как скромный землевладелец из Придунайского региона. Они централизовали империю, взяли под прямой контроль налоги, не отдав их в руки местной знати, а главное, Диоклетиан разделял власть еще с тремя императорами, введя тетрархию (четырехвластие): Максимиан и Констанций Хлор правили западными провинциями, а Диоклетиан – востоком совместно с Галерием{699}.
Кризис III в. обратил на христианство внимание имперских властей. Христиане никогда не пользовались популярностью: из-за отказа участвовать в официальном культе они казались подозрительными, а во времена социальных волнений легко становились козлами отпущения. Согласно Тациту, Нерон возложил на христиан вину за большой пожар в Риме и многих казнил (быть может, эти мученики и изображены подле престола Божия в Книге Откровения){700}. Североафриканский теолог Тертуллиан (160–220 гг.) жаловался: «Если Тибр вошел в стены, если Нил не разлился по полям, если небо не дало дождя, если произошло землетрясение, если случился голод или эпидемия; то тотчас кричат: христиан ко льву»{701}. Однако аграрные правящие классы обычно не вмешивались в религиозную жизнь подданных, и в империи не существовало стандартной политики гонений. В 112 г., когда Плиний, правитель Вифинии, спрашивал императора Траяна о том, как обращаться с христианами, тот ответил, что официальной процедуры нет. Мол, христиан не следует специально выслеживать, но, если они почему-либо предстанут перед судом и откажутся принести жертву римским богам, их следует казнить за неповиновение имперской власти. Христиане, погибшие подобным образом, чтились в общинах, а за богослужением читались Деяния мучеников с ярким описанием их смертей.
Несмотря ни на что, к III в. христианство стало силой, с которой нельзя было не считаться. До сих пор не вполне понятно, почему так случилось{702}. По одной версии, возникновение в империи других религиозных движений сделало христианство менее странным на вид. Отныне люди искали божественное не в священном месте, а в человеке, который был «другом Божиим», и по всей империи распространились тайные общества, чем-то похожие на Церковь. Как и христианство, многие из них зародились в восточных провинциях, требовали особой инициации, предлагали новое откровение и заповедали изменение жизни{703}. К христианству также влекло купцов и ремесленников, которые, как Павел, покинули родные города и воспользовались Pax Romana, чтобы уехать и поселиться в иных местах; многие утратили связь со своими корнями и были открыты новым веяниям. Благодаря эгалитарной этике христианство прижилось в среде низших классов и рабов. Женщинам также оно нравилось, ибо христианские писания учили мужей уважительно обходиться с женами. Подобно стоицизму и эпикурейству, христианство обещало внутреннее спокойствие, но этому образу жизни могли следовать не только аристократы, но и люди бедные и неграмотные. Церковь начала привлекать и очень умных людей вроде александрийского платоника Оригена (185–254 гг.), чья интерпретация христианства могла заинтересовать образованную публику. В результате Церковь превратилась в заметную организацию. Она еще не стала «легальной религией» (religio licita) и не могла обладать собственностью, но отказалась от некоторых странных учений и, подобно самой империи, имела единое правило веры, была многорасовой, межнациональной и управлялась толковыми чиновниками{704}.
Одна из несомненных причин популярности Церкви состояла в ее благотворительной деятельности. К 250 г. церковь Рима ежедневно кормила 1500 нищих и вдов, а во время эпидемии или волнений ее клирики зачастую были единственной группой, способной организовать поставки еды и похоронить покойников. В то время, когда императоры были погружены в заботу о границах и, казалось, забыли о городах, Церковь упрочила свое присутствие в городской среде{705}. Однако в условиях социальных неурядиц Церковь начинала восприниматься властями как угроза. Христиан стали чаще арестовывать и казнить.
Скажем несколько слов об идеале мученичества. В наше время он опасно и извращенно связывается с насилием и экстремизмом, однако христианские мученики были жертвами имперских гонений и никого не убивали. Память о преследованиях будет очень значимой для Церкви и во многом сформирует христианское мировоззрение. Однако до кризиса III в. официальных крупномасштабных гонений не было: лишь спорадические местные вспышки враждебности. И даже в III в. по-настоящему активные гонения на христиан продолжались всего десять лет{706}. В аграрной империи правящая аристократия спокойно относилась к тому, что у подданных иная вера. Однако со времен Августа почитание римских богов считалось важным для благополучия империи. Полагали, что Pax Romana опирается на Pax deorum («мир, посланный богами»): в ответ на регулярные жертвоприношения боги обеспечивают безопасность и процветание державы.
И когда над северными границами империи нависла угроза со стороны варварских племен (250 г.), император Деций велел всем своим подданным – под страхом смертной казни – принести жертву его Гению, чтобы снискать благоволение свыше. Этот указ не был направлен против христиан. Более того, осуществить его было сложно, и едва ли власти старались найти и наказать каждого, кто не появился на официальном жертвоприношении{707}. Когда на следующий год Деция убили в бою, эдикт отменили. Однако в 258 г. Валериан стал первым императором, который начал гонения непосредственно на Церковь. Он приказал казнить клириков и конфисковать собственность высокопоставленных христиан. Но опять же казнили, видимо, немногих, а два года спустя Валериан попал в плен к персам и там умер. А его преемник Галлиен отменил эдикт, и христиане получили 40 лет мира.