Турнир Тринадцати женихов (СИ) - Шестрова Ольга
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Они целовались! Обнимались! Этот Тиль и наёмник из Третьего королевства! Ваше величество! Как поступить с этим наглецом? У него на руке кольцо Ясеня! А он… — Викториан возмущённо воздел руки к потолку. — Наёмник — мужчина!
— А вдруг, наёмник — переодетая женщина? — насмешливо спросил король.
— Не может быть! У него усы, — расстроился Викториан, — «Турнир…» итак сложен, а тут явное нарушение правил!
— У женщины тоже могут расти усы… — не отрываясь от пачки бумаг, рассеянно заметил король.
Я чуть не упала в окно королевского кабинета, так хотелось увидеть выражение лица Викториана. Да, это было чудесно. Его рот приоткрылся, а брови сошлись забавным домиком. Он пошлёпал губами, пытаясь уяснить, шутит король или говорит серьёзно? Как глупо выглядит маг-распорядитель!
— Я побеседую с Тиль, — с любопытством посмотрел на Викториана король, — что-то ещё?
— Да, — Викториан переступил с ноги на ногу, — принцесса… она… вчера была на свидании с одним из женихов, с Максимом.
— Вы сюда сплетничать пришли? — поинтересовался король.
— Но это тоже нарушение правил «Турнира…» Она его целовала в Белом лесу, в губы! — выпалил Викториан.
Король сложил ладони, по которым пробежали синие искры магии клана.
— Вы уж воздействуйте! На принцессу! — продолжал Викториан, не заметивший ухудшения настроения короля.
— Её высочество — Александра Дерзкая выше ваших глупых замечаний! — король кинул в мага клубок синего пламени.
Ух, ты… Как зол король!
— Простите, ваше величество, — залепетал Викториан, глупо разглядывая дыру в плаще, прожжённую пламенем синих птиц.
— Вы свободны, — прошипел король.
«Надо быть осторожнее, девочка», — тихо сказал мой отец или не отец.
С этим ещё предстояло разобраться.
Я чуть не впорхнула в окно, думая, что он заметил меня, но король вертел в руках мой портрет.
Решив, что надо выспаться и успокоиться, я полетела в свою спальню. Надеюсь, там никого нет.
Надежда оказалась тщетной: Офелия перебирала платья. Она так и не нашла наряд для завтрашнего, то есть уже сегодняшнего Бала семи созвездий.
— Все хуже твоего, — развела она руками.
— Я достану тебе платье, а ты сделаешь мне аромат, с лёгким приворотом, — попросила я.
— Лёгкого приворота не бывает, — Офелия приложила к себе бледно-розовое платье.
Честно говоря, её шло любое, но я решила схитрить.
— Вот, только это! — я вытащила из самого дальнего угла шкафа спрятанных бальных платьев наряд из ратмосского кружева.
Один рукав — белое крыло, второй — струящийся шёлк, одна юбка короткая жёсткая, словно не из кружева, а из перьев, вторая — с длинным шлейфом растекающимся по полу белым потоком.
— Неплохо. Можно надеть, — согласилась Офелия. — Так кого ты решила приворожить? Слегка? Максим итак без ума от тебя.
— Неважно. Главное выбрать красивый аромат, — улыбнулась я.
Проснулась я в кресле. До кровати добраться не получилось. И тотчас же меня стукнуло «разговор с королём». От волнения я надела первое подвернувшееся платье и скользнула в тайный ход.
— У меня был ты, — начала я с порога, — Финист, Офелия. И что теперь? Ты мне не отец? Финист и сам не знает, кто он. А Офелия живая ведёт себя иначе, чем во времена призрачного бытия.
Я забегала по кабинету, по привычке убирая ненужные вещи, поправляя занавеси, выбрасывая в корзину для бумаг обломки перьев и обрывки документов. Когда я чуть не уронила хрустальную чернильницу, наполненную доверху, король остановил меня и посадил к себе на колени.
— Это непросто рассказать. Непросто даже вспомнить, — начал он, прижимая меня к себе. — Дело в том… дело в том, что…настоящая принцесса Александра умерла вместе с королевой. Ты — дочь Ясеня, потому он и благоволит тебе, кольца создал, женихов собрал.
Я перестала дышать. Выходит, я — обыкновенный подкидыш?!
Король продолжал говорить, прижимая меня к себе ещё крепче:
— Тогда я бродил вокруг Ясеня, не замечая: взошло солнце или уже закатилось, наступил день, или не окончилась ночь. Тьма, ползущая изнутри, сжигала меня. Я не помнил, что должен остаться живым, чтобы защищать моё королевство. Думаю, тогда я и человеком не был, не то, что королём.
Ведь только вчера меня ослепляло счастье: моя возлюбленная ждала ребёнка, я любовался ею, слушал, как толкаются ножонки моей дочери. А сегодня мои любимые умерли, наступил день, который не ждёшь, как день своей собственной смерти. А ведь маги-лекари, верховный маг — все собрались, чтобы их спасти.
Я умолял Ясень сжалиться, но очнулся на коленях перед мёртво молчавшим деревом, когда меня попросили подписать документы и приказы, чтобы похоронить мою семью.
Я сидел под деревом без ощущений, без мыслей, пустая человеческая оболочка. Кажется, было темно, потому что вдруг появился свет, словно фонарик загорелся на одной из веток. Крылья у меня появились, будто сами собой, потому что мне показалось, что этот свет вернёт меня к жизни. Я поднялся по этой иллюзии, как по ариадниной нити, к самой тонкой ветке кроны и увидел гнездо. В гнезде мне улыбалась крохотная девочка, со светлыми кудряшками и коротенькими золотыми крылышками.
Подкидыш Ясеня.
Ты, Сашка.
Я схватил тебя на руки и скатился с веток на пол, прижимая к себе, а ты всё так же улыбалась, а твои крылышки сияли, ярче солнца.
— Вот почему я не синяя птица счастья, а кукушонок в твоём гнезде, пусть и золотой, — разочарованно прошептала я, пытаясь слезть с колен короля, точно чужого мне человека.
Мой папа чужой мне по крови!
Мой папа… мне чужой!
— Счастье — это просто счастье, не важно, какого оно цвета, золотое или синее, — не отпустил меня король, — я умру за тебя, Сашка, ты моя дочь, золотая — синяя, мне всё равно. Ты просто свет в моей жизни.
— И когда ты собирался мне рассказать обо всём? — попыталась вырваться я.
— Никогда, — честно ответил он, удерживая меня в объятиях. — Обо всём знал только верховный маг. Он хоронил мою дочь в склепе с королевой. Я надеялся, что ты… не узнаешь.
— А Офелия? Раз ты так сильно любил королеву, ты не можешь полюбить так же другую женщину? — нахмурилась я.
— Судя по тому, что вчера мне хотелось убить за своеволие тебя, Офелию, Финиста и этого мальчишку упрямого, Максима, — я люблю Офелию, иначе, чем королеву, но люблю. Вы в своей юности и жадности к новым впечатлениям не понимали главного: владыка Белого леса не чувствовал разницу между мёртвым и живым. Одно движение меча: и я не знаю, чтобы мы делали сегодня с мёртвым деми… этим мальчишкой, — закашлялся король.
— Скажи, а Леодар знал, что я тебе неро-о-…дная-а-а-а? — слово не выговаривалось, но необходимо было узнать всё и сразу, ещё раз затевать такой разговор я была не в силах.
— Боюсь, что знал, — через тысячу вздохов молчания ответил король.
— Мне необходимо поговорить с верховным магом, — я ускользнула из кольца рук короля и сухо поклонилась ему.
Я ушла, не оглядываясь на несчастный взгляд короля, на его сомкнутые побледневшие губы, на гримасу душевной боли на его красивом лице.
Пока я не могла его простить, не могла утешить. Картинку надо было сложить до конца, только тогда я пойму, как мне поступить.
Кабинет верховного мага всегда казался мне холодным и тёмным, хотя тут было и светло, и тепло, должно быть, так выражалось влияние сильной и трудной для моего восприятия магии.
Жалким и бледным выглядел огонёк в роскошном камине из зелёного камня. Зелёное, алое и золотое причудливо оттеняли друг друга в кабинете мага.
В детстве я не принимала никаких запретов: в кабинет верховного мага я заходила так же часто, как в отцовский, то есть, в королевский.
Как трудно отучиться называть короля отцом!
И заставить себя перестать считать его самым родным и самым любимым человеком на свете.
А может, и не нужно?
Я осторожно присела на краешек кресла, оглядела стеклянный стол: стопки бумаг в идеальном порядке, чернильницы, карандаши, словно разные виды войск, приготовившиеся к манёврам. Однажды я нарочно разлила на этом столе чернила, чтобы пускать по фиолетовым ручьям белые кораблики, кривые, наскоро сложенные из каких-то важных документов. Я забралась под стол и смотрела сквозь прозрачную крышку, как они быстро плывут к краям вместе с каплями чернил. Маг вытащил меня из-под стола грязную, но совершенно счастливую и повернулся к королю: