Буддизм: Религия без Бога - Альбедиль Маргарита Федоровна

Со временем синкретическая философия йогача-ры-гарбхи противопоставила себя классической йогачаре и обособилась под названиями читтаматра («только ум») и виджнянаматра («только сознание»). Она стала определяющим философским направлением в дальневосточном буддизме.

Буддийская логика

Кажется, в наши дни многим ясно, что аристотелева логика — лишь одна из возможных логик, и идеи индийских философов, которые иногда кажутся парадоксальными, встречают все больший интерес и находят все большее понимание. Общий уровень развития логических методов в Индии был чрезвычайно высок еще в глубокой древности, и потому, возможно, сами буддисты не разрабатывали какой-то специальной логики, а пользовались тем, что было под рукой. Но если брахманская логика была в значительной степени формальной, то интерес буддистов был сугубо философским, и уже на этом основании можно утверждать, что они реформировали логику. На этом поприще особенно прославился выдающийся мыслитель Дигнага, брахман из Южной Индии, принявший буддизм и ставший учеником великого Васубандху. Логическую реформу Дигнаги завершил Дхармакирти (VII в.).

Как бы то ни было, многие рассуждения Будды и его собеседников логичны в том смысле, что взывают к логике здравого смысла и к человеческому опыту. Кроме того, в понятие буддийской логики включены некоторые формальные аспекты буддийского дискурса, например тетралемма, дилемма, анализ терминов, использование примеров и аналогий и т. п. Представление о некоторых из них дадут приведенные ниже примеры. Однако при знакомстве с ними не стоит забывать, что главной целью логических рассуждений были не столько доказательства чего-либо, сколько порождение в сознании нового содержания.

Чаще всего использовался простейший силлогизм типа «если а, то Ь», например: «Если старость и смерть обусловлены рождением, то прекращение рождения ведет к прекращению старости и смерти». Для опровержения небуддийских взглядов использовалась более сложная форма, например: «Если бы омовение водой могло освободить кого-то от дурной кармы, то рыбы, черепахи и лягушки отправлялись бы прямо на небеса. Но последнее абсурдно, значит, неверно и первое».

Процедура логического диспута была предельно формализована. Первую часть составлял так называемый первичный аргумент — выдвижение тезисов оппонентов — и восемь его опровержений, причем каждое опровержение имело восемь частей, а те, в свою очередь, разбивались на отдельные ступени. В первом опровержении оппонент настаивал на своей позиции и отрицал другую, ей противоположную. Таково было «утвердительное опровержение». Во втором опровержении сторонник буддизма отрицал тезис оппонента («негативное опровержение»). Следующие три опровержения состояли в том, что оппоненту задавали вопрос: справедлив ли его тезис «везде», «всегда» и «во всем»? — и он три раза это отрицал. Потом те же вопросы, но уже относительно антитезиса, адресовались буддисту, и он тоже отвечал отрицательно.

Второй круг обсуждения включал ряд аналитических процедур, таких как проверка, собирание, обсуждение свойств терминов, их пояснение, соотнесение понятий с категориями более высокого порядка и т. п. Результаты такого детального обсуждения были впечатляющими. Чего стоила, например, предельная точность в использовании терминов, да и вообще диалектический блеск! Не удивительно, что буддисты стали практически непобедимыми диспутантами.

Использовали буддисты и пятичленный силлогизм, который отличается от классического аристотелевского. Как предмет специального рассмотрения он появился еще в индуистской школе ньяи. В буддизме, однако, под влиянием реформы Дигнаги он понимался как словесное выражение «вывода для других». Пример, иллюстрирующий этот силлогизм, сохранялся без изменений до конца Средних веков.

1. Тезис: Эта гора есть место огня.

2. Основание: Ибо она дымится.

3. Пример: Как в очаге: где есть дым, там также и огонь.

4. Применение: Но гора есть место дыма.

5. Вывод: Поэтому гора есть место огня.

Силлогизм был не просто теоретической конструкцией — он имел содержательное применение. Так, например, «Вопросы Милинды» почти сплошь построены из силлогизмов, распределенных в виде реплик между собеседниками: «Каково свойство мудрости?» — «Освещать — свойство мудрости (тезис)». — «Каково свойство мудрости освещать (требование указать основание)?» — «Когда возникает мудрость, она рассеивает потемки неведения, порождает свет ведения, проливает сияние знания, освещает арийские истины, и тогда подвизающийся видит истинной мудростью: все это бренно, тяжко, без самости». — «Приведи пример (третий член силлогизма)». — «Представь, государь, что в темный дом внесли светильник. Внесенный светильник рассеет потемки, породит свет, прольет сияние, осветит очертания предметов (четвертый член силлогизма). Точно так же, государь, когда возникает мудрость, она рассеивает потемки неведения, порождает свет ведения, проливает сияние знания, освещает арийские истины, и тогда подвизающийся видит истинной мудростью: все это бренно, тяжко, без самости. (И, наконец, заключение.) Вот так, государь, свойство мудрости — освещать».

Индийское мышление — и не только в буддийском варианте— уже в VI–IV вв. до н. э. знало по крайней мере четыре способа описания реальности. Объединившая их схема получила название тетралеммы-чатушкотики, то есть «имеющей четыре вершины». Ее сторонники считали, что о любом предмете можно сказать, во-первых, что он есть; во-вторых, что он не есть; в-третьих, что он и есть и не есть одновременно, и, в-четвертых, что он ни есть, ни не есть. Чатушкотику считают буддийским изобретением на том основании, что чаще всего она встречается в буддийских текстах. Это мнение разделяют не все, но не стоит приводить здесь полемику по этому поводу и тем более анализировать ее, а обратимся к примерам. В одном из канонических текстов сказано: «…Этот мир конечен… этот мир бесконечен… этот мир и кончен, и бесконечен… этот мир ни конечен, ни бесконечен…»

Не менее выразителен пример из одной сутры, в которой Будда разъясняет брахману Поттхападе вопрос о существовании Татхагаты после смерти: «Я не говорил, Поттхапада, что Татхагата существует после смерти, что это — истинно, а остальное — заблуждение… Я не говорил, Поттхапада, что Татхагата не существует после смерти, что это — истинно, а остальное — заблуждение… Я не говорил, Поттхапада, что Татхагата и существует, и не существует после смерти, что это — истинно, а остальное — заблуждение… Я не говорил, Поттхапада, что Татхагата не существует, ни не существует после смерти, что это — истинно, а остальное — заблуждение…»

Чатушкотика — прекрасное средство для описания реальности, но и с ее помощью выразить истину адекватно невозможно. И об этом также говорится в буддийских текстах. Так, в Ланкаватара-сутре, авторитетном тексте северного буддизма, есть такой пассаж: «Те, кто рассматривает мир как разворачивающийся из причин и условий, привязаны к чатушкотике и не могут постигнуть мое учение. Не из сущего порождается мир, не из не-сущего, не из сущего-и-не-сущего, не из чего-либо другого, а также не из причин и условий, как думают глупцы: полный переворот в психике и безосновность достигается тогда, когда мир видится ни существующим, ни не-существующим, ни существующим-и-несуществующим, ни прочим… глупые и простые люди с безначальных времен продолжают плясать как марионетки на ниточках своих примитивных выдумок и заблуждений. Они не способны к методу са-мопостижения; привязываясь к внешнему миру, который суть проявление сознания, они погружаются в изучение различных теорий, которые не более чем средство, и не знают, как достичь истины самопостижения, полностью очищенной от четверичности чатушкотики».

ГЛАВА 8

СТАРЫЕ МИФЫ НА НОВЫЙ ЛАД

Почему так хорошо запомнилась биография Будды?

Буддизм обычно считается едва ли не самой рациональной религией Индии. Однако он с самого начала испытывал на себе давление мощного мифологического пласта индийской культуры. Дело в том, что эта культура специфична: не боясь впасть в преувеличение, можно сказать, что всю историю своего существования она была насквозь пропитана мифами, и в этом смысле она составляет удивительное исключение. Практически во всех других известных культурах мифология обычно составляет глубинный фундамент, на котором позже зарождаются новые способы познания, такие как наука, литература, искусство и т. п. Мифология же оттесняется на задний план, и живой процесс мифотворчества либо затухает, либо действует как-то подспудно, как в европейской литературе XX в.