Грязные игры - Вячеслав Сухнев

Промчались под водотоком канала имени Москвы. Слева открылось Тушинское летное поле. Над ним парили разноцветные самолетики — летуны радовались солнцу и чистому небу. Пересекли кольцевую автотрассу и еще минут пять катили через зеленый тихий Красногорск. Потом кавалькада свернула на узкую ухоженную дорогу. Вскоре остановились в большом сосняке.

Сквозь кроны высоченных деревьев проглядывали белые башенки и шатровые крыши ресторана-терема. Два черных «Мерседеса» тускло отсвечивали тонированными стеклами на стоянке в глубине рощи. А молчаливые ребята с каменными физиономиями прогуливались по гаревым дорожкам вокруг здания. Охранники из машин Управления смешались с ними так же естественно, как футболисты двух команд на одном поле.

Через подставных лиц Управление владело половиной пая ресторана. Вторая половина принадлежала мафии, специализирующейся на недвижимости. Люди там были серьезные, денежные и деликатные — приятно работать. Они знали начальника Управления как ученого-политолога, за советом к которому не гнушаются обращаться постояльцы Кремля, и потому с пониманием воспринимали охрану генерала, его спецмашины и привязанность к одному и тому же банкетному залу на втором этаже, в уединенной светлице.

В этот зал они вошли вчетвером. Впереди — начальник Управления и Савостьянов, а на шаг сзади — Кабышев с Толмачевым. В таком великолепии Толмачев очутился впервые. Помещение было просторным и светлым: окна в витражах с растительными узорами. Такие же узоры, только из светлого дерева, тянулись от пола до потолка по узким панелям, обрамляющим громадные пейзажи на стенах.

В блестящем полу из цветного наборного паркета отражался потолок, подшитый резными плитами с тем же орнаментом. Посреди зала — витые деревянные колонны. С потолка свисали на чугунных цепях люстры в виде многорожковых подсвечников. Чуть выступающая из стены печь с синими гжельскими изразцами задавала интерьеру домашний уют.

У глухой стены с хорошей копией шишкинской «Ржи» дожидался длинный стол под льняной скатертью с вышитыми красными петушками. На нем стояли плетеные корзины из бересты с бубликами, ватрушками и темными печатными пряниками.

В центре стола светил медалями огромный, ведра на три, самовар.

За столом сидели двое. Одного, похожего на сонного филина с пушистыми бровями, Толмачев узнал сразу — не единожды видел его по телевизору.

Этот старик всегда мелькал на заднем плане. За спиной последнего генсека, за спиной первого российского президента, за спинами премьеров, министров и мафиозных политиков. Спины появлялись и исчезали вместе с физиономиями, а старик оставался, зорко поглядывая совиными глазками из телевизионной полутьмы.

И второй был знаком — поджарый спортивный мужчина лет пятидесяти с хвостиком. Он тоже мелькал в толпе на телеэкране, но гораздо дальше, чем старик. И реже. Моложавый поднял голову на стук шагов, изобразил холодную улыбку на костистом лице и сказал высоким, почти детским голосом:

— О-о… Какая представительная делегация!

— Это наши помощники, — объяснил начальник Управления. — Объем информации таков, что по ходу разговора потребуются справки.

Расселись. Старик и моложавый — под «Рожью», генералы с референтами — напротив, спинами к окнам. Полковник Кабышев вынул из черной кожаной папки тощий блокнот с дешевой ручкой и положил перед начальником Управления. Толмачев решил собезьянничать и начал копаться в своей папке, разыскивая блокнот. Но Савостьянов лишь отмахнулся.

Старик медленно прошелся взглядом по лицам управленцев, и под этим безжизненным взглядом Толмачев почувствовал, как между лопатками выступил пот.

— Чем порадуете? — тихо спросил старик и коротко кашлянул в кулак.

— Александр Яковлевич, дорогой! — радостно осклабился начальник Управления, хватая и разламывая пряник с печатной лошадкой. — Ух ты, медовый! Мы, Александр Яковлевич, получаем деньги не за то, чтобы кому-то щекотать подбородочек, мы информацию собираем. А она не бывает ни горькой, ни сладкой. И если информация все же вызывает у кого-то раздражающие эмоции и ощущения вроде изжоги, то я в этом не виноват.

Старик тоже потянулся к пряникам, отщипнул кусочек.

— Мы как-то всегда с вами начинаем с пикировки, Виктор Константинович…

— Неудивительно, — кивнул генерал-полковник. — Мы ведь принадлежим не только к разным поколениям, но и к разным этническим типам.

Пожалуй, так оно и есть, подумал Толмачев.

Смуглый, носатый, с размашистыми бровями и скульптурно вылепленной головой, генерал-полковник напоминал античного римлянина. Только вместо тоги светлый костюм, в каких актеры из западных фильмов снимаются в роли мафиози. Александр же Яковлевич, в куцеватом пиджаке мышиного цвета, с мешками в подглазьях на плоском лице, напоминал председателя колхоза из башкирской глубинки…

— Все, что у нас общее, — продолжал начальник Управления, — это язык. Вот вы родом из Костромы, я из Карачая. Расстояние большее, чем от Берлина до Сараева. Волна и камень, лед и пламень.

Или возьмем нашего дорогого Эдуарда Геннадьевича. Он вообще из Сибири. Можно ли коренного сибиряка считать исконно русским? Я тут закончил читать Гумилева…

Эдуард Геннадьевич улыбнулся пусто и холодно, задрал ослепительную манжету и посмотрел на золотой «Ронсон».

— Извините, генерал, поговорим о Гумилеве в другой раз и в другом месте.

— Неужто в камере? — жизнерадостно захохотал генерал-полковник и в порыве веселости хлопнул по спине своего референта. — Хорошо. — Он мгновенно сделался серьезным. — Я думал, вы не торопитесь, поскольку отставлены от государственной службы. Но если нет времени, извольте… Итак, вы познакомились с нашим докладом по итогам совещания в Поваровке и с общим планом оперативных мероприятий. Прошу высказываться.

— Доклад я прочитал внимательно, — сказал Эдуард Геннадьевич несколько агрессивно. — Ну и что? Совещание в Поваровке похоже на пьяный треп. У меня таких донесений…

— Минуточку! — сказал генерал-полковник и кивнул Кабышеву.

Тот достал из папки наработки отдела по борьбе с преступлениями в экономике.

— Мы жабу за бабу не выдаем, — сухо сказал начальник Управления. — И записи пьяной болтовни не коллекционируем. Обратите внимание, Эдуард Геннадьевич, на красные галочки, которыми помечены некоторые пункты отчета ОБЭП. Ивы, Александр Яковлевич, полюбопытствуйте. Сопоставьте с нашим докладом. Допустим, полковник Сизов хвастается, как вы изволили выразиться, по пьянке, что он создает в Москве ячейки народного ополчения. Но в отчете указывается, сколько денег в последние недели сей новоявленный Козьма Минин угробил на оргработу. На наем помещений, на вербовку добровольцев и их экипировку. Вот отчет наружного наблюдения за Сизовым. Как видим, его выступление в Поваровке — совсем не пьяное хвастовство. И остальные тезисы доклада подтверждаются отчетами и донесениями наших служб.

— Да, по-моему, доклад оставляет впечатление очень серьезного документа, — примирительно сказал старик.

— Он таким и является, — отрезал начальник Управления.

— Но ваши службы… — тонко улыбнулся Эдуард Геннадьевич. — Они ведь могут, так сказать, и подыграть. Поскольку при военной структуре и зависимости подчиненных от мнения старших по званию…

— Не продолжайте, — поморщился начальник Управления. — Знаете, Эдуард Геннадьевич, почему вы проиграете свои будущие выборы на пост президента? Если, конечно, дело дойдет до выборов… Потому что с малыми козырями за взяткой не ходите.

Вы играете только с полной колодой. И с тузом в рукаве. Вы хотите получить от нас гарантии на сто процентов. А еще лучше — на сто десять. Так не играют. Не хотите рисковать — вяжите носки на продажу. Правда, и там есть риск — можно неосторожно сесть задницей на клубок со спицами.

За столом повисла неловкая тишина. Костистое лицо Эдуарда Геннадьевича налилось свекольным отваром. Он позвенел ногтем по расписному жостовскому подносу у самовара, кротко вздохнул и сказал:

— Извините…

— Да чего там! — развел руками генерал. — Это вы меня извините. А в общем-то я предвидел вашу реакцию на доклад. И прихватил с собой людей, которые по уши в ситуации. Можете их пытать.

И он широким жестом показал на Савостьянова с Толмачевым.

Эдуард Геннадьевич быстро выдохся со своей иронией — Савостьянов по всем пунктам плана оперативных мероприятий отвечал точно, быстро, парируя наскоки подчеркнуто доброжелательным тоном. Зато старик, когда разговор зашел о предложениях Управления по разрушению экономической базы мятежников, долго и нудно вытягивал жилы из Толмачева. Александр Яковлевич хорошо понимал общий смысл предстоящих операций, но его интересовали детали, которые с упорством дилетанта он пытался понять.