Земля - Валера Дрифтвуд

всякое и иногда говорить об этом неприятно. Вот к примеру она однажды вешала на стену небольшое зеркало, а в результате здоровый зеркальный осколок воткнулся ей в ладонь, в самую мякотку, ух и крови тогда вытекло – жуть. Так вот ей ужасно неприятно было, когда молодой доктор спросил у неё, как так вышло.

В девичьем неторопливом голосе едва различим упрёк.

Сэм поджимает губы, кивает. От дальнейших расспросов удерживается. В конце концов, только одна Рина была свидетельницей того самого случая, когда несколько лет назад Сэм со злости грохнул об стену свой первый фотоаппарат – дарёный, баснословной фирмы – и сразу же об этом горько пожалел. Сэм уверен, что о том случае Рина никогда в жизни не сболтнёт. Рина – настоящий друг.

Сегодня Ййр двигается не так быстро, будто с неохотой. Между домашними делами – простирнуть то да сё, выгрести золу из обеих печек, подлатать «кирзовую» куртку, видимо от ветхости лопнувшую на боковом шве под мышкой – орк вытягивается на царь-койке, лежит.

Когда Рина отрывается на минутку от своего «рояля» и выходит в кухню налить себе чаю, она решается спросить:

– Ты нехорошо себя чувствуешь?

– Не. Лень одолела.

Савря утро напролёт развлекалась тем, что выкладывала костяшками домино различные узоры на столе, но сейчас между дождями светит солнышко.

– Лес? – говорит она, глядя на Ййра. – Тхорь? Кролик?

– Пойдём, – орк садится. – Прибирай в коробочку, а я пока портянки намотаю.

Прибавляет по-страфильи, вероятно пояснение для Саври насчёт уборки.

Та сноровисто принимается укладывать костяшки, все – непременно чёрной «рубашкой» кверху – Рина даже на секундочку залипает, наблюдая за её крыльями-руками. Кто бы вообразил, что страфильи когтистые пальцы годятся не только для детского карабканья по деревьям и взрослой расправы с добычей!

– Хочешь, давай я с ней пойду, – предлагает Рина. – Отдохни.

Ййр смотрит на неё, подняв надбровья.

– Я, конечно, не охотница, но ведь мы с Саврей уже ходили… – Рина немного тушуется от этого взгляда – вдруг обидела, со своей непрошенной заботой, вдруг Ийру не нравится, что она заметила его усталость?

Но орк отвечает всерьёз:

– Ты-то за меня сходишь, нет спору. Да я-то за тебя книжку не настучу! Чтоб все читали, кто грамотный. И диву давались: живёт на Диком такая Савря – кроличья гроза и заядлая доминошница.

В последних словах звучит смешливая нежность.

Как хорошо, и забавно, и немного грустно, – думает Рина. – Не обученный грамоте орк относится к моей будущей книжке серьёзней всех на свете – серьёзнее, чем мои преподаватели, чем все знакомые и друзья – даже Сэм – и чем я сама?..

– Может, Сэма попросим? – на всякий случай спрашивает Рина.

– Громкий, – замечает Савря со вздохом. – Ходит шумит.

Маленькая страфиль притаптывает попеременно лапами: левой, правой, левой, выпятив грудь и вскинув голову.

– Другой раз попросим, – говорит Ийр. – Здешний шаг освоит маленько – тогда и попросим. Да мне бы сейчас размяться хорошо.

* * *

Деревья роняют с ветвей солнечно блестящие капли.

Скоро вновь налетит жиденькая хмурь, но сейчас умытый остров очень нарядный и всякая травичка, лист, хвойная игла, мох, гриб, да и сама почва пахнут вволю, плетут над островом купол буйного летнего таинства.

Савря помышковала немного, а потом ей повезло ухватить землероя-крота, вылезшего сдуру на свет из подмытой норки.

Дальний медный звон от береговых ворот застаёт Ййра врасплох. Кроме Брук, некому, а зачем ей до уговорённого срока сюда мотаться?

Ййр подзывает Саврю. Подставляет спину, чтобы уцепилась за курточную хватайку – и пускается впробежку. Сегодня, ясно, не махом – обычной ровной рысцой.

Вниз к воротам ведут две пары знакомых следов, а наверх – три. Ришка и Кнабер не оплошали с засовами. Небось не оплошают и приветить гостью с обычными чайными почестями.

Дома Ййр не спешит прямо в кухню, только здоровается из сеней и сразу несёт Саврю в помывочную, чтобы вымыла в тазу лапы, перепачканные мокрой грязью по самый животок.

Вроде никаких тревожных известий Брук не принесла – только новый ворох бумажной канители для Рины о поимке какой-то хитрой мошенницы, да полтора десятка утиных яек – слёточка от сердца радуется угощению и тут же высасывает одно с громким хлюпаньем, проколов его крыловым когтем.

– А у нас тут переполох был, – сообщает Брук. Вид лакомящейся утиным яйцом страфильей слётки ей, кажется, не в диковинку. А вот рассказать о загадочном происшествии явно невтерпёж было – да Брук и не слишком старается это скрыть.

Ййр кладёт на стол локти, вострит уши – послушать.

Кнабер тоже расположился довольно удобненько, убрав на полку приехавший с Брук припас, а Ришка ещё хлопочет – кладёт на тарелку сладкие овсяные хлебчики к чаю.

– Третьего дня запропали, значит, ребята… – рассказчица невторопях перечисляет разные человеческие погонялова пропавших, их родственные связи внутри компании и с поселковыми жителями разной степени почтенности. Не так чтобы это было важно для слушателей, зато для самой Брук – ещё как; Ййр со всеми этими людьми вообще знаком почти исключительно по её рассказам.

– Все, считай, школота ещё, или с этого года выпустились, – Брук загибает пальцы, – получается, парней шестеро и две девчонки с ними. Сговорились вроде как отметить окончание наук. Софи бы им выпивку не продала, так они подговорили Ника, старого поганца…

Далее Брук подробно объясняет, каким образом и у чьих именно родителей бедовая «школота» сбодала пару лодок.

– Господи, я надеюсь, они в порядке? – Рина не выдерживает основательного стиля повествования госпожи Брук, и та с лёгкой досадой раскрывает-таки интригу.

– Сегодня в ночь притащились, охламоны… Девицы и младший Эсгрин ещё ничего, обделались лёгким испугом, нутам, синяки, шишки, ничего серьёзного. А вот прочие! У кого зубов поубавилось, у кого лицо в котлетку. У Чарли-переростка вот так восемь пальцев сломаны! – госпожа Брук выставляет перед собой руки с поджатыми большими пальцами. – А у его братца – только четыре, и ухо всмятку. Притащились, словом, как чертями избитые. И ведь хором все говорят, что поплыли отмечать на Черничину – островок здесь в заливе, подальше от вас к югу будет, если кто не знает. И сидели себе тихо-мирно, чисто лимонады пили, шашлычок жарили, а напала на них нечистая сила вроде диких феяр и всех как есть заморочила. Даже священникова племянника!

Госпожа Брук делает паузу, чтобы положить в рот печенье и, возможно, насладиться эффектом своего рассказа. Глядит почему-то на Ййра пристально, жуёт печенье.

Орк хмыкает, прищурив глаз. Протягивает Савре ещё одно утиное яйцо – маленькая страфиль всё не решалась перебить рассказ щедрой