Властелин колец - Джон Толкин

Другой взгляд на зло признает за ним собственную реальность. Это отношение к злу неизбежно напрашивается из повседневного опыта и подразумевает, что со злом надо бороться. Несмотря на кажущуюся очевидность, в чистом виде эта точка зрения встречает множество возражений. Древние христианские святые, которые, казалось бы, имели богатейший опыт общения с активными демоническими силами, предостерегали от признания за ними настоящей реальности и вступления с ними в борьбу «на равных»: небытие именно этого и добивается, говорили они, — признания за ним равных прав с бытием. В своей крайности рассматриваемый взгляд приводит к манихейству — модели мироздания, в которой добро и зло признаются равноправными противниками, а Вселенная — ареной вечной борьбы между ними. В то же время первая точка зрения в своей крайности вообще отрицает всякое противодействие злу. О «непротивлении» писал в своем трактате «Утешение философией» римлянин Боэций. Трактат Боэция в средневековой Англии был переведен на древнеанглийский образованнейшим человеком своего времени и знаменитым воином — королем Уэссекса Альфредом, жившим и правившим в XI в. Король–христианин не только по имени, но и по многим оставшимся в памяти истории поступкам, Альфред вел тяжелые бои с викингами, и в ереси «непротивления злу» его не упрекнешь никак. Возможно, именно поэтому, переводя Боэция, он внес в его текст некоторые изменения, отстаивая взгляд, который представляет собой середину между двумя крайностями. То же можно сказать и о Толкине: он как бы продолжает линию короля Альфреда, оставаясь верным первой точке зрения, но допуская активное сопротивление злу, более того — делая это сопротивление моральным императивом для своих героев. Только один из них «принимает» первую точку зрения целиком — Фродо в конце гл. 8 ч. 6 кн. 3.

234

Шиппи (с. 93) говорит, что эти слова являются цитатой, характерным для героев средневековья речевым оборотом, — ср. слова воина Эльфвина из древнеангл. поэмы «Битва при Мэлдоне» (пер. В.Тихомирова, в сб.: Древнеанглийская поэзия. М., 1982):

Часто кричали мы

за чашей меда,

клялись–хвалились

в тех застольях

стойкостью ратной — пускай же каждый

покажет свою отвагу…

235

В письме к Н.Митчисон от 25 сентября 1954 г. (П, с. 197) Толкин писал: «Некоторые обозреватели называли все это (первую книгу ВК, в то время только что опубликованную. — М.К. и В.К.) простоватым: якобы нет тут ничего, кроме элементарной борьбы добра со злом, причем все хорошие герои на редкость хороши, а плохие — на редкость плохи. Возможно, такое мнение простительно для человека, у которого совсем нет времени и у кого перед глазами только часть целого (хотя уж Боромира–то можно было бы не проглядеть!), а главное — у которого нет под рукой написанных гораздо раньше, но пока что не опубликованных эльфийских сказаний. Но эльфы вовсе не безупречны и не всегда правы. Не столько потому, что они заигрывали с Сауроном; с его помощью или без нее, они были и всегда оставались по натуре своей «бальзамировщиками». Они хотели, как говорится, есть пирог так, чтобы от него не убывало: жить в смертном, историческом Средьземелье (они полюбили его, и, возможно, привилегированное положение представителей высшей расы сыграло в этом свою роль) и в то же время делать все возможное, чтобы остановить в нем всякие изменения, задержать историю, прекратить рост, хранить Средьземелье неизменным для собственного удовольствия, пусть наполовину пустынным — ничего, только бы они могли неизменно оставаться в нем творцами и художниками. Это желание неизменности исполняло их печалью и ностальгическим сожалением».

236

Как отмечают исследователи, Элронд представляет на Совете так называемую «северную теорию мужества», о которой Толкин писал в эссе «Чудовища и критики». «Северная теория мужества» — существенная часть мировоззрения древних скандинавов и англосаксов до принятия ими христианства (и — в измененном виде — после). Толкин писал об авторе древнеангл. поэмы «Беовульф»: «…Он и его слушатели мыслили себя обитателями eormengrund, великого материка, окаймленного garsecg — безбрежным морем, под недостижимой крышей небес; и вот на этой–то земле, в небольшом круге света, окружавшем их жилища, мужественные люди… вступают в битву с враждебным миром и исчадиями тьмы, в битву, которая для всех, даже королей и героев, кончается поражением. То, что эта «география», когда–то считавшаяся материальным фактом, теперь может классифицироваться лишь как обыкновенная сказка, ничуть не умаляет ее ценности. Она превосходит астрономию. Да и астрономия не очень–то способствовала тому, чтобы этот остров стал казаться более безопасным, а внешнее море — менее устрашающим и величественным» (ЧиК, с. 18). И далее: «…Северное мужество — особая теория мужества, которая является великим вкладом ранней северной литературы в мировую… Я имею в виду ту центральную позицию, какую всегда занимала на Севере вера в непреклонную волю». «Северные боги, — цитирует далее Толкин одного исследователя, — похожи… более на Титанов, чем на Олимпийцев; правда, в отличие от Титанов, они сражаются на правой стороне, хотя эта сторона и не побеждает. Побеждают Хаос и Иррациональное… Но и побеждаемые, боги не считают поражение свидетельством своей неправоты». В этой войне люди — избранные союзники богов, и если они герои, то они могут иметь свою долю в этом «абсолютном сопротивлении, совершенном, ибо безнадежном» (ЧиК, с. 20). Необходимо бороться до конца, даже если на победу рассчитывать не приходится, бороться, зная, что высшие силы сражаются на твоей стороне и тоже могут в конечном итоге потерпеть поражение, — в этом, согласно Элронду и «северной теории мужества», и есть истинная мудрость.

237

Хадор — человек из Третьего Дома Аданов (см. прим. к Приложению А, I, гл. 1). Герой ПЭ, Друг Эльфов, сын Хатола. Величайший вождь первых людей, наделенный мужеством и доброй волей. Убит в битве за истоки реки Сирион в Белерианде. Отличался удивительным благородством (Сильм., с. 177–300). Хьюрин — человек, князь Первого Дома Аданов, сын Галдора, герой ПЭ. Трагическая фигура. Семья Хьюрина была проклята Морготом, что отравило судьбу его сына Тьюрина и привело его к ужасной гибели. Тьюрин долго был вне закона, скитался, страдал в плену у орков, убил, сам того не ведая, своего благодетеля и избавителя; наконец клеймо преступника с него сняли, и он был принят эльфами Нарготронда (см. прим. к этой части, гл. 4), у которых прослыл мудрецом и героем. Тьюрин взял себе прозвище Тьюрин Турамбар — Победитель Судьбы. Однако проклятие Моргота продолжало его преследовать, заставляя совершать одну ошибку за другой. Сам того не ведая, Тьюрин женился на собственной сестре и, узнав об этом, кончил жизнь самоубийством (Сильм., с. 151–303). Хьюрин, находившийся в плену у Моргота, обречен был следить за перипетиями судьбы своих детей. После их смерти Моргот отпустил его, и Хьюрин стал невольным виновником гибели эльфийского королевства Гондолин. Берен — см. прим. к гл. 11 ч. 1 кн. 1.

238

В поведении Сэма мы имеем дело с весьма непривычной для нас культурной моделью — по крайней мере непривычной для людей советской эпохи. До самого конца книги Сэм остается слугой Фродо, а Фродо — его хозяином, и никто из них ни разу не ставит эти отношения под сомнение. Сэма не точит обида на то, что его не пригласили на Совет Элронда, что на пиру Фродо предоставлено более почетное место и т.д. Даже в минуты самых тяжких испытаний, когда, казалось бы, взаимная нежность и привязанность Фродо и Сэма готовы растопить все сословные перегородки, этого не происходит: иерархия соблюдается до конца, причем добровольно всеми членами иерархического ряда. Уже по одной этой детали отношение Толкина к, скажем, русской революции просматривается без особого труда, и читатель не совершит ошибки, предположив, что она не вызывала у него восторга. Взгляды Толкина приходится признать весьма и весьма «правыми», от этого никуда не деться. Многие вспоминали, что в общении с ним возникало впечатление, будто этот человек принадлежит не XX в., а глубокой древности. Во всяком случае, ни одна из современных ему политических систем не принималась им безоговорочно. Мир Толкина принципиально и насквозь аристократичен. В Средьземелье в почете любой аристократизм — рождения, социального положения, крови и, наконец, аристократизм веры, характера и поступков, причем одним из критериев аристократизма для человека или хоббита является его отношение к эльфам — будь то эльфийская кровь, тяга ко всему эльфийскому или признание за эльфами старшинства и превосходства. Лучшее государственное устройство, по Толкину, — теократическая монархия (т. е. власть богоизбранной и богопомазанной династии), хотя Толкин вовсе не предлагает такую монархию современному миру в качестве лучшего решения его запутанных проблем, — если такой династии не существует или она прервана, то, по Толкину, и многих тысячелетий не хватит, чтобы на земле вновь родился истинный Король. Возможно, Толкин подписался бы под словами русского философа В.Ильина, который говорил: «Одним из самых тяжелых заблуждений, в котором всегда пребывало человечество… была особая форма идолопоклонства — это так называемое «народопоклонство»… это заблуждение, превратившееся в один из догматов атеистической веры, проникло в гуманитарные науки и произвело здесь неимоверные опустошения… Вопреки тому, что принято обычно думать, не «народ» создает культуру, даже и не человек создает культуру, но культура создает и человека и тем более — народ… но слово «культура»… по–латыни значит «почитаю действием высшее существо». Согласно глубокому определению религии, данному профессором князем С.Н.Трубецким, «религия есть организованное почитание высших сил». И только такое «почитание» производит явления культуры. И именно она, эта высшая сила, говорит: «Не вы Меня избрали, а Я вас избрал»… Человек возрастает в своем творчестве… лишь тогда, когда… стоит вертикально и смотрит на небо… Герой, гений и святой — это великое триединство — создают нацию, народ, культуру — из… большей частью больного человеческого варева… создают человеческий космос через создание в нем очагов культуры, очагов мужества, гениального творчества, любви и самопожертвования, т.е. святости» (Арфа Давида. Сан–Франциско, 1980, т. 1, с. 439). В противоположность этому, Ильин называет дух тоталитаризма с социалистической подоплекой, характерный для XX в., «духом… протежирования «своих» посредственностей. В этом… смысле и следует признать нашу эпоху по–настоящему «бесноватой», особенно если принять во внимание, что «бес» есть всегда «бес» посредственности… ничтожества, невероятных претензий и самомнения».