Не римская Испания. Арбалетчики князя Всеслава. Арбалетчики в Карфагене. Арбалетчики в Вест-Индии - Мягкова

а на вкус оно баранину напоминает. Мясо как мясо, так что стрескали мы его с удовольствием.

17. Следствие ведут знатоки

– Всё, как вы и предполагали! – сокрушённо развёл руками Фамей. – Ятонбал клянётся богами, что и эти его рабы тоже сбежали – прямо один за другим бежать от него повадились. Я уверен, что негодяй нагло лжёт, но доказать ничего нельзя, а без надёжных доказательств я не могу ни арестовать, ни подвергнуть пытке наследника уважаемого рода и сына верховной жрицы Астарты.

При этих последних словах отца Аришат поморщилась – едва заметно, стараясь не показать вида, и я решил пока что не заострять на этом внимания. Позже её расколю, с глазу на глаз…

– Тем более что совершенно непонятно, зачем это ему, – добавил Васькин.

– Я знаю, зачем! – заявил вдруг Велтур.

– И молчал? – прихренел я.

– Я пытался тебе рассказать, но тебя это не заинтересовало!

– Даже так? Ладно, я был неправ, и теперь меня это интересует. Рассказывай!

– Ну, я ведь тогда начинал рассказывать тебе про этого дурака и козла – жениха Милькаты? А это он и есть, этот самый Ятонбал.

– Он не так уж и глуп, – заметил суффет.

– Ладно, это не столь важно, – вернул я разговор к теме обсуждения. – Какое ему дело до нас? Допустим, ему удалось бы – что он от этого выигрывает?

– Так месть же! Я же его невесту… ну, в общем…

– Сделал женщиной, – закончил я за него. – Но это было на празднике Астарты, и если он сам проворонил, то кто ему виноват? Лучше было бы, если бы размалёванное чудо в перьях какое-нибудь её распробовало? И кстати, а почему он сам её проворонил? ТАКУЮ деваху – ну никак не должен был…

– Так говорю же – дурак он! Мильката мне сказала, что он увлёкся ещё какой-то жрицей и в праздник эту жрицу искать пошёл, а про неё забыл. Ну, Мильката и обиделась, а тут ещё и эти дикари…

– Что за жрица? – обернулся я к Аришат. – Вас ведь в храме и двух десятков не наберётся, и все видят всё, так что ты должна знать, кто именно.

– Да неважно это, – поморщилась финикиянка. – Какое это имеет отношение к делу?

– Нам тут любые подробности важны.

– Я тебе потом расскажу – с глазу на глаз, ладно?

– Нужно, чтобы знал и Хренио – он у нас как раз по части расследований.

– Ладно, но не сейчас. Не при отце…

На эту тему мы с ней говорили вполголоса, а мой шурин тем временем развивал другую тему – о патологической дури соперника:

– Кем надо быть, чтобы не понимать? Жрица могла и до другого дня подождать, а девчонка уже пришла и уйти не может, пока её не… гм… ну, это самое… А этот идиот – вообще непонятно, о чём думал. А теперь бесится, хоть сам же и виноват.

– Это похоже на него? – спросил испанец у Фамея.

– Ну, молодой, горячий, мог и наделать глупостей сгоряча…

– Не сгоряча, а спьяну, – шёпотом прокомментировала для меня Аришат.

– Хотя – странно всё-таки, – продолжал её отец. – Мог, конечно, в дурь попереть, но чтоб НАСТОЛЬКО…

Нормальная тема для мирной застольной беседы? Увы, слишком уж она для нас сейчас злободневна…

Как мы и рассчитывали, придуманная Васкесом ответная провокация оказалась эффективной. Приведённый нами под конвоем и помещённый в подземелье фамеевского особняка «раненый пленник», которого старательно изобразил переоблачённый для этой цели и размалёванный соответствующим образом один из наших туземных проводников, заставил наших тайных недругов занервничать. А уже ночью, поближе к рассвету, в дом попытался проникнуть диверсант. Не то чтоб его ждали именно в эту ночь, однако чисто из профессиональной ментовской паранойи Хренио допускал и версию внутригородских интриг, и исключительно в её рамках мы и убедили суффета перестраховаться. Мнимый пленник, которому ещё в кутузке было возвращено его настоящее обличье, уже поздним вечером был тайком выпущен и присоединился к соплеменникам, с которыми и покинул город совершенно открыто, а его место в подвале занял загримированный под него боец из наиболее преданных Фамею воинов городской стражи. Засада состояла из нескольких его сослуживцев, притаившихся в самом доме. Больше для порядка – в качестве основной версии мы рассматривали сугубо туземную, и именно к ней наш мент готовился всерьёз, собираясь на следующую ночь засесть в засаду самому с пятью хорошо натасканными и тщательно проинструктированными бойцами из числа наших бодигардов. Мля, ну и облажались же мы с этим приоритетом версий! Нет, бдительности-то эдемским стражам порядка хватило, не хватило квалификации. Поймать проникшего в дом злоумышленника живым им не удалось, и наутро мы лицезрели лишь его труп. А мёртвые – они ведь просто поразительные молчуны. Впрочем, не всегда и не для всех. Когда убитого рассмотрели и местные эдемцы, в нём опознали одного из рабов видного и заведомо добропорядочного гражданина Ятонбала. Было от чего выпасть в осадок! По словам его именитого хозяина, раб был послан им накануне с мелкими поручениями на рынок и – ага, не вернулся. Что ж, при всей необычности инцидента – увы, бывает и такое. Но это были ещё только цветочки – ягодки ожидали нас днём…

Иду я, значится, по рынку, никого не трогаю – даже рэкетировать никого и не думаю, гы-гы! С абсолютно мирными и вполне законопослушными намерениями, короче говоря. И тут вдруг из толпы вдруг выпрыгивает размалёванный гойкомитич, да ещё без единого звука сразу на меня бросается, да всё это как-то моментально – я и перебздеть-то толком не успел. Юмора, естественно, ни хрена не понял, буквально на автопилоте руку его с кинжалом перехватил – это когда он уже второй раз замахивался. В общем, не будь на мне моей бронзовой кольчуги под туникой – вот так бы и пал тут героически во славу Тарквиниев, мля! Индюк вырывается, отскакивает – видно, что тоже юмора не понял. Я – всё ещё на автопилоте – за меч хватаюсь, Бенат с Тархом – тоже уже с мечами наголо – подскакивают и продырявить этого чингачгука норовят, я хриплю им, чтоб «живьём брать демона», тот въезжает, что здесь ему – не тут, да наутёк, мы – следом. А чингачгук, хоть и босой, но бегать умеет, тут надо отдать ему должное. Гоняться за этим горе-ассасином по всему рынку – ага, мальчика тут нашли, мля – в мои планы не входило. Народец-то ведь кругом тоже всполошился, а среди толпы каждый третий – такой же гойкомитич, и