Мир Гаора - Татьяна Зубачева

И снова жест прекращения боя. Гаор заставил себя отступить назад.

— Выдержанный, — кивнул Рарг, оглядывая его разбитое, с распухающими губами и залитое кровью лицо. — А всё равно, настоящую злобу не показываешь. Не был ты "мясом". А к спецам счёт имеешь. Ну?

— Да, — тяжело переводя дыхание, ответил Гаор. — Да, господин Рарг. Имею свой счёт.

— За что?

Гаор понимал, что теряет голову, что сейчас скажет непозволительное, невозможное, но уже помимо его воли его губы произносили:

— За посёлки, за Кремня-Светоча, за Кису, за Серенгай…

— Стой! — Рарг резко шагнул к нему. — Что про Серенгай знаешь? Отвечай!

— А что господин получил за Серенгай? — Гаор уже не помнил себя. — Орден? Чин?

И получил такой удар, что отлетел на несколько шагов и, упав, потерял сознание.

И привёл его в чувство новый удар, носком кроссовки, тычком в рёбра. И голос:

— Что ты знаешь про Серенгай?

Гаор с трудом встал на четвереньки, помотал головой, приходя в сознание. Вот, значит, как. Не думал, не ждал он этого от Рарга.

— Что ты знаешь про Серенгай? — жёстко повторил Рарг.

— Господину лучше знать, — Гаор сплюнул наполнившую рот кровь и медленно, не так преодолевая боль, как готовясь к новым ударам, выпрямился.

Теперь он стоял перед Раргом, заложив руки за спину и глядя куда-то поверх его головы. Рарг сжал кулак и… не ударил.

— Что ты знаешь про Серенгай, — уже не спрашивая, повторил он с горькой интонацией.

— Шестьсот восемьдесят два раненых, сто сорок три человека медбригада, врачи, сёстры, санитары, — заговорил Гаор, — кухонная команда и команда выздоравливающих. А сколько было спецовиков, господин Рарг? Взвода хватило? На всех? А потом огнемёты, четыре машины по шесть стволов. А сколько было залпов, господин Рарг? Четыре? Шесть? Чтоб всех к Огню и без следов?

— Откуда знаешь? — глухо спросил Рарг.

— Весь фронт знал, господин Рарг.

Гаор уже не помнил себя, да и… чего ему терять и что, даже нет, кого теперь беречь? Вьюнка? Не пропадёт без него, пристроят мальца. А сам он конченый, так что… Хороший ты мужик, Рарг, мастер, но… ты сам начал этот разговор, так что получай.

— Оттуда я свой счёт веду.

— И сколько на твоём счету?

— Сколько есть, все мои, — улыбнулся разбитыми губами Гаор.

— А что операцию разрабатывал и приказ отдавал твой отец, тоже знаешь?

Гаор улыбнулся уже насмешливо.

— Не сыну судить отца, господин Рарг. Мне это ещё в училище объяснили. Я не отцеубийца, господин Рарг.

— Чистеньким остаться хочешь?

И Гаор в очередной раз сорвался.

— Если он нелюдь, то я человек.

Рарг озадаченно посмотрел на него.

— Кто? Как ты его назвал?

— Нелюдь, — повторил Гаор уже по-дуггурски.

Слово это он придумал сам, дословно переведя с нашенского. Помедлив, Рарг кивнул:

— Что ж, и так можно… А сколько наших там стрелять отказалось и их с теми рядом положили, тоже знаешь?

— У Огня встретитесь, господин Рарг, — бесстрашно улыбнулся Гаор, — сами и разберётесь.

— А что там у половины братья и родичи были, и он следил, чтоб каждый своих кончал, знаешь?

Гаор на мгновение свёл брови и неожиданно для Рарга улыбнулся по-другому, уже не оскалом, а улыбкой.

— Ну да, вы же ещё не под током были, вот, значит, когда яр-методика в ход пошла.

Рарг нахмурился.

— Заткнись, фронтовик, пока цел.

— Да, господин Рарг, — спокойно ответил Гаор.

Многое, если не всё, вставало на свои места. И ничего особо нового он не услышал, но… у каждого свой счёт, и ему по нему платить.

Рарг внимательно и уже без злобы рассматривал его. Гаор спокойно встретил его взгляд.

— Всё на сегодня, — спокойно сказал Рарг. — Завтра в это же время.

— Да, господин Рарг, — так же спокойно ответил Гаор. — Завтра в это же время.

Обычно Рарг поворачивался к нему спиной, обозначая этим конец тренировки, но сегодня Гаор до дверей чувствовал на своей спине его пристальный, но не тяжёлый взгляд.

Выйдя на вторую половину, Гаор сразу столкнулся с Вьюнком.

— Ты чего здесь? — удивился он.

Вьюнок молча смотрел на него снизу вверх испуганными, полными слез глазами. И Гаор улыбнулся ему, ломая корку запёкшейся на губах крови.

— Пошли вниз.

— Ага, — выдохнул Вьюнок, робко беря его за руку.

Лестница была пуста, и Гаор тихо и очень серьёзно, но не зло, сказал ему:

— Я ж тебе велел не ходить. А если б заметили да велели бы мне тебя бить, тогда что?

Вьюнок вздохнул.

— Всё равно ты сильнее.

Гаор снова усмехнулся.

— Я раб, а он свободный, мы никогда на равных драться не будем.

Вьюнок снова вздохнул и плотнее прижал свою ладошку к его руке, будто хотел пожать.

Вместе они вошли в рабскую казарму, и только там Вьюнок отпустил его руку и пошёл не рядом, а следом. В спальне Гаор быстро разделся, мимоходом бросив Вьюнку, что кровь надо застирывать холодным и сразу, пока не запеклась, тщательно осмотрел куртку и штаны и, только убедившись, что нигде не запачкал, убрал в шкаф, снял футболку и трусы, надел прямо на голое тело расхожие штаны и рубашку и переобулся в шлёпки.

— Давай я и постираю, и бабам остальное отнесу, — отважился предложить Вьюнок. — А ты к Медицине иди, а то заплывёт всё.

И Гаор снова улыбнулся.

— Давай.

Всё ж таки с мальцом легче, чем с девчонкой.

Первушка встретила его с насмешливым сочувствием.

— Никак опять вразумили. Ну, раздевайся.

Гаор спокойно разделся. Стоять голым перед чужими он давно привык. "Это Первушка чужая?" — мимолётно удивился он, подставляя себя её внимательным глазам и пальцам. Осмотр, промывание ссадин, ледяные примочки к синякам на лице, смазывание губ какой-то не слишком приятной на запах и вкус мазью.

— Не облизывайся, — строго, но не приказывая, сказала Первушка.

— Понял.

— Всё-то ты понимаешь, да опять залетаешь. Упрямый ты, Дамхарец.

— Мг, — кивнул Гаор.

— Одевайся и посиди, пока впитается. На этот раз тебя за что?

— За память, — улыбнулся Гаор.

Первушка с интересом посмотрела на него.

— Отбивали или освежали?

— И то, и другое. Чтоб одно забыл, а другое вспомнил.

Первушка кивнула.

— И как?

— Как я хочу, — уже серьёзно ответил Гаор. — Над своей памятью я сам хозяин.

— Ты раб! — сердито сказала Первушка. — Ничему ты не хозяин, помни. Ты весь в хозяйской воле, весь, понял?!

"Ээ, да у неё, похоже, свои заморочки", — весело подумал Гаор. И тут же сообразил. Ну да, это она о Милке, Милку-то она мать, а мать… мать и есть, с этим не поспоришь.