Радио Хоспис - Руслан Галеев

Младшие детективы, постукивая ботинком о ботинок, кучковались перед закрепленной на дорической колонне доской объявлений. Стас подошел к коллегам, прикурил у кого-то и протиснулся к колонне. Прямо поверх машинописных административных листков и написанных от руки частных объявлений был наклеен большой черно-белый плакат. На фоне руин и колючей проволоки возвышался атлант в форме бойца народного ополчения. Мускулистыми руками он держал грозовые небеса, ногами же топтал неясные тени, долженствующие, видимо, изображать упырей. Пафос картины несколько терялся оттого, что атлант напоминал пляшущего камаринскую конюха Захарию, долгое время работавшего на бекчетовских конюшнях. Иногда, поддавшись слабости, Захария перебирал с водкой, и тогда его можно было увидеть на заднем дворе вот примерно в такой же позе: руки вскинуты, пустые глаза устремлены в никуда, ноги отбивают адскую чечетку.

Впрочем, Захария никогда не носил военной формы.

Под ногами пляшущего атланта прямо по неясным теням шел текст, читать который Стас не стал. В последнее время плакаты типа этого можно было увидеть на каждом углу, а театральные тумбы из-за них все чаще напоминали отрывные календари, так что собственно афиши терялись под общей грудой пропагандистской ереси. В этом не было ничего неожиданного. Смутные времена, которые пришлись едва ли не на большую часть осознанной жизни Стаса, всегда порождали чудовищ. Времена, когда разум затуманен страхом, неуверенностью, предчувствиями. Чудовища выбираются из своих трясин, чтобы отплясывать пьяную камаринскую на костях людей. Ничто не используется чудовищами так же эффективно, как истинно человеческие качества: любовь к ближним, страх за родных, боязнь смерти… За время смут человечество получило столько прививок от подобной ереси, что просто не могло поверить очередным громким словам. Забитый помехами Халли был прав: все это казалось такой мелочью и тщетой…

Выбросив окурок в урну, Стас прошел в холл Управления и сдал пальто гардеробщику. Немолодой мужчина по имени Брайан работал в Управлении давно, и каждый день Стас сдавал ему свои вещи, и тот молча относил их на вешалку и возвращался с жестяным номерком. И все эти годы Брайан надевал на работу один и тот же изрядно уже поношенный костюм. Вот и теперь он был в нем, разве что на лацкане был прицеплен черно-белый кружок значка народного ополчения. Стас улыбнулся. Сегодня многие, еще вчера равнодушные люди вступали в ряды народных батальонов. Благодаря этому резко сократилось количество уличных преступлений, да и вообще порядка на улицах прибавилось.

– Коллега, значит? – спросил, продолжая улыбаться, Стас и показал на значок.

– Так точно, – неуверенно улыбнулся в ответ Брайан. – Не могу оставаться равнодушным.

Стас кивнул и, получив жестяной номерок, поднялся по лестнице в актовый зал Управления. Тот уже был полон до отказа. Пахло пылью и кремом для обуви.

Когда-то, в почти мифические довоенные времена, здесь располагалась университетская библиотека. И благородная патина благословенных времен все еще покрывала этот закуток здания. На обитых деревянными панелями стенах висели портреты классиков мировой литературы, хотя мира, которому эта литература принадлежала, давным-давно не было. Вдоль дальней стены один на другой были составлены столы из тех, что не успели растащить по своим аудиториям ведомственные кафедры. Тяжелые многоступенчатые люстры свисали с потолка, а окна были высокими, и в некоторых сохранились остатки витражей. Всем своим видом актовый зал выбивался из реалий современности: он не был уплотнен, заселен, заставлен, а его слишком большие стекла совершенно не предусматривали возможности бомбардировки и артобстрела. Окна, впрочем, забрали снаружи частыми решетками.

Обычно здесь было пусто, и архивная служба, которой вечно не хватало места под бумажный хлам, неоднократно пыталась наложить лапу на это помещение. Но распорядительный совет квартирмейстерской кафедры пока сопротивлялся. Стас не знал, чем аргументировались отказы, – факт в том, что помещение использовалось нецелесообразно. Но в этом была своя прелесть, этакое благородное умирание великана в мире суетливых и практичных карликов. Время великанов ушло невозвратно, это было очевидно. И чем чаще встречались вот такие элементы былого, тем кислее была усмешка Стаса, когда он видел очередной продукт пропаганды, изображающий человека в роли атланта.

Стас осторожно, чтобы ненароком не толкнуть чью-то руку с бокалом шампанского и не посадить пятно на только что полученный из прачечной мундир, пробрался туда, где стояли особняком пока еще младшие детективы убойного отдела. Ему пришлось пройти вплотную с трибуной, которую собирали тут на различные празднества, меняя легкозаменяемые внешние атрибуты – флаги, знаки Управления, прочие украшения. Сегодня трибуну украшали три нарисованных на фанере щита: герб города, значок детектива и черно-белый круг народного ополчения, долженствующий, видимо, означать единение силовых структур и простых людей в стремлении к порядку и законопослушности. Как уже было сказано, Стас не имел ничего против таких вот жестов, если они приносили пользу. И хотя в последнее время черно-белые знаки стали слишком часто попадаться на глаза, черт с ними, пусть мозолят, главное, на улицах действительно стало значительно спокойнее.

– Бекчетов! – От группы, стоящей обособленно, отделился кто-то в мундире курсанта. Этим сегодня предстояло услышать результаты экзаменов и узнать, кто из них повесит на грудь значок младшего детектива. Полтора года назад в точно такой же группе стоял Стас. А теперь он с большим трудом узнал своего бывшего коллегу по автопарку Управления – Роберта Шенкеля. Новенький, с иголочки мундир вместо покрытого масляными пятнами комбинезона или серого мундира рядового сотрудника Управления юстиции, аккуратно уложенные на прямой пробор волосы вместо неухоженной соломенной копны, спрятанной под мятой кепкой с загнутым козырьком.

– Роберт! Черт побери, тебя не узнать!

– Вот, по твоим стопам иду, Стас! – Шенкель широко улыбнулся. – После того боя, когда ты бегал голым под дождем и валил упырей, я подумал… Прости меня, господи, живем один раз. Так? Ну и подал прошение по прохождении экзамена в убойный отдел. Хотел бы работать в твоей группе, Стас. Если ты не против…

– Так нет еще никакой группы, Роберт. И вряд ли будет. Сейчас, по крайней мере.

– Не скажи… – Шенкель заговорщицки усмехнулся. – Ты же помнишь, как у нас, у водил: сидишь спиной к тем, кто говорит, но все слышишь. У тебя теперь авторитет, говорят, сам Ублюдок за тебя просил.