Девушка с серебряной кровью - Татьяна Корсакова

Рукопожатие у Сергея Злотникова оказалось по-медвежьи крепкое, жесткие мозоли царапнули кожу.

– Друг Августа – мой друг. – Проверив кости Федора на крепость, Злотников улыбнулся, и Федор понял, что случилось с Мари Кутасовой, отчего она бунтует и не желает знакомиться с юношами, представляющими свет местного общества. В улыбке Сергея была магия. Даже обаянием это нельзя назвать. Все слухи, ходившие вокруг его артели, сразу же начинали казаться досужими сплетнями завистников, а в памяти оставались лишь та лихая удаль, с которой он остановил обезумевших лошадей, спасая Мари. Было очевидно, что Август уже попал под действие этой магии, да и сам Федор не видел ничего плохого в знакомстве со столь неординарным человеком. Было даже интересно узнать о тонкостях и секретах золотодобычи из первых уст. Вот только Сергей Злотников не желал разговаривать о таких скучных вещах. Его интересовала исключительно Мари Кутасова. И интерес этот был искренний, во взгляде его черных глаз Федор не видел даже намека на фальшь.

– Вы верите в любовь с первого взгляда? – спросил Злотников у Августа после третьей рюмки коньяку. – Когда видишь сердцем, а не глазами. Верите?

Федор знал, что любовь для Берга понятие эфемерное, никак не связанное с земными женщинами из плоти и крови, но Август его удивил.

– Верю, – сказал тот и прижал руку к груди. – Верю, Серж, что бывают счастливчики или, наоборот, несчастные, которые познали любовь. – Он многозначительно посмотрел на Федора, намекая на то, что он и есть один из таких счастливчиков.

Сергей Злотников тоже поглядел, на сей раз куда пристальнее, чем при первом знакомстве.

– И каково это? – спросил очень серьезно.

– Бывает по-всякому. – Федор пожал плечами.

– А больно? Больно бывает?

Федор подумал об Айви, о том, что расстояние лишило их возможности видеться даже во сне, и понял, что знает ответ на этот непростой вопрос.

– Иногда бывает больно.

– Даже если любовь взаимна?

– Да.

– А если дама не догадывается о твоих чувствах?

– Дама догадывается, – усмехнулся Август. – Разумеется, если мы говорим об одной и той же юной особе.

– О ней. – Злотников кивнул. – Я за ней сюда и приехал. Никогда со мной такого не было, чтобы вот такое сумасшествие из-за женщины.

– Похвальная настойчивость. – Август плеснул себе еще коньяку. – И особа, доложу я вам, до сих пор находится в сильнейшем потрясении после некоего происшествия. Потрясение это так велико, что особа отказывается от балов и других милых девичьему сердцу забав. С папенькой пикируется каждый день.

– С папенькой… – Черные брови Злотникова сошлись на переносице. – Вы его знаете лучше моего. Думаете, он допустит?

Не нужно быть провидцем, чтобы ответить на этот вопрос. Неприязнь Кутасова к Сергею Злотникову казалась очевидна, хотя и необъяснима. К человеку, спасшему от верной гибели твоего единственного ребенка, должно относиться если не с симпатией, то хотя бы с благодарностью. В глазах Саввы Кутасова Федор не увидел ни того, ни другого.

– Я сам виноват. – Злотников покачал головой. – Это все из-за меня, из-за той истории.

– Какой истории? – Август всегда был жаден до историй. Почти так же, как до прекрасного.

– Ее все знают. – Голос Злотникова звучал глухо, а во взгляде, которым он уставился в пустоту перед собой, плясали молнии. – Я бы хотел забыть, да не могу.

– Это ты сейчас, Сергей Демидович, о своей покойной матушке и Савве Сидоровиче? – деликатно поинтересовался Август. – Так что же в этом дурного в наш прогрессивный век? Они оба были взрослые люди, свободные от обязательств.

– Свободные от обстоятельств? – Злотников поднял взгляд на Берга, и архитектор поежился. – Дети были их обязательствами. Дети и покойные супруги. Я помню. – Он тряхнул головой, словно пытаясь прогнать эти самые воспоминания. – Мама не хотела, но он настойчивый. Вам и не представить, до чего он настойчивый. – Злотников рубанул кулаком по столу, и проходивший мимо половой испуганно шарахнулся в сторону. – И она в конце концов сдалась. А что ей оставалось – без поддержки, без средств, с маленьким ребенком на руках?

Федору вдруг подумалось, что решись сейчас кто-нибудь ему возразить, драки избежать не удалось бы, но, к счастью, возражать никто не стал, а Сергей Злотников одним махом опрокинул в себя рюмку коньяку и отодвинул подальше штоф. Жест этот мог означать только одно: больше этой ночью он пить не намерен. Пьяный старатель – болтливый старатель… Злотников не был пьян, но выговориться ему хотелось. И они, случайные знакомцы, подходили для этого как нельзя лучше.

– Она не хотела сначала… – Голос его звучал совсем тихо. – А потом полюбила. И он тоже говорил, что любит. Она верила. Женщины верят красивым словам. – Молодой человек горько усмехнулся. – А он ее бросил. Нашел себе помоложе и покрасивее. Понимаете?

Они понимали, слышали раньше эту историю от Анфисы. И весь Чернокаменск знал о том, что Савва Кутасов бросил надоевшую любовницу. Каково было Злотникову, Федор мог только догадываться.

– Они думали, что это чахотка, но я знал правду. – Усмешка его сделалась недоброй. – Она просто не захотела жить. Она жила только для него. Даже я, единственный сын, не смог удержать ее на этом свете.

За столом повисла неловкая пауза. Август сочувственно вздохнул, взял в руки штоф, собираясь разлить коньяк, но Сергей накрыл свою рюмку ладонью, покачал головой.

– Как думаете, должен я его уважать? – Он обвел собеседников тяжелым взглядом. – После всего вот этого должен я проявлять почтение к человеку, погубившему мою мать?

Они молчали. Даже Август не нашел что ответить. Но Сергей Злотников, похоже, не нуждался в собеседниках, он нуждался в слушателях, и они стали для него этими слушателями.

– За тридевять земель обходил его, видеть не хотел. Все, чего добился, было ему назло. И жил бы себе хорошо, припеваючи жил бы, если бы не она…

– Мари? – деликатно поинтересовался Август.

– Она. – Сергей кивнул. – Любая в Чернокаменске моей бы стала, только бы поманил. И горя бы я никакого не знал, но угораздило вот так… его дочь полюбить. Скажите мне, Август Адамович, разве это справедливо?

– На все воля Божья, – ушел от ответа Берг.

– Воля, – усмехнулся Сергей, – а если поперек воли? Поперек отцовской воли. Что будет? Я ведь богат. Водятся у меня деньжата. Может, и не столько, сколько у него, но достаточно, чтобы она ни в чем не нуждалась. Вот чего у меня нету, так это того, что иным по рождению положено. Кто я в их обществе? Мужик неотесанный, вот кто. Разве же такой им нужен? – Он посмотрел на Августа с надеждой, словно хотел, чтобы тот опроверг его слова.

Август опроверг:

– Женщины – такие удивительные существа, с которыми никогда до конца не поймешь, чего им нужно. А Мари особа несколько… эксцентричная. И если уж она чего-то пожелает, то своего непременно добьется. Из Саввы Сидоровича она веревки вьет.

– Что мне нужно сделать, чтобы она захотела? – Сергей подался вперед, уперся ладонями в стол. – Как мне обратить на себя ее внимание?

– Да ты, Сергей Демидович, уже обратил. Твой рыцарский поступок запал ей в душу. Да и какой бы девице не запал? А внимание, спрашиваешь, как привлечь… – Август задумался. – Подарком, любезный друг. Дамское сердце очень до подарков охоче. Особенно если с умом и со вкусом.

– Подарок! – В глазах Злотникова вспыхнул тот самый удалой огонь, который Федор помнил с их самого первого знакомства. Он сунул руку в нагрудный карман пиджака, а когда разжал стиснутые в кулак пальцы, на мозолистой ладони лежал изумруд, необработанный, но все равно прекрасный. – У Марии Саввичны зеленые глаза, – сказал Сергей мечтательно, а изумруд он небрежно сунул обратно в карман и спросил: – Сгодится такое на подарок, Август Адамович?

– Нет, мой друг. – Август покачал головой и снова плеснул коньяку себе и Федору. – Это всего лишь камешек, пусть и очень дорогой, а дарить нужно произведение искусства. Да ты не спеши убиваться. Не спеши! Знаю я в Перми одного хорошего ювелира, сделает он из твоего камешка перстенек. Что скажешь, Сергей Демидович? Как тебе такая мысль?

Мысль Злотникову понравилась, огонь в глазах разгорелся с новой силой.

– А если еще и серьги? – спросил он нетерпеливо. – Серьги к перстеньку?

– Царский подарок получится, – улыбнулся Август. – Не встречал еще ни одной девицы, которая отказалась бы от драгоценностей.

А Федор подумал об Айви, о том, что подарки ей дарил только Август да Желтоглазый. А сам Федор так ничего и не подарил. Оставайся он графом Шумилиным, бросил бы к ее ногам все свое состояние, но не было больше ни графа Шумилина, ни состояния. А денег, что платил ему Кутасов, хватит лишь на малую безделицу, увлечь которой можно разве что деревенскую девчонку. Айви достойна самого лучшего. Вот только где это самое лучшее взять?