Французский шпионский роман - Пьер Нор

— Подойдите ближе, я не собираюсь разглашать конфиденциальных и секретных сведений, но кое-что я вам должен сообщить. Германия скрытно проводит мобилизацию. Война возможна, если не вполне вероятна. То, что она начнется внезапным нападением, несомненно. То, что произойдет на нашем укрепленном участке границы, сомнительно, но возможно. Надо предвидеть все. С этого момента я снова беру на себя командование объектом. Немедленно приступайте к выполнению плана по его занятию под предлогом учебной тревоги. Доклад о выполнении на моем КП в восемнадцать часов. Благодарю вас.

Он отдал честь и ушел. И все.

Когда Ардан присоединился к своей четвертой роте, она уже сложила оружие и мешки с песком в ротонде Б. Кунц выстроил солдат по стойке «смирно». Капитан подошел к ним, улыбаясь но своему обыкновению: это было его отличительной чертой — он всегда улыбался на службе. Изменилось в его поведении сегодня лишь то, что он немного дольше обычного молча стоял под устремленными на него, застывшими взглядами трехсот пар глаз, что он гораздо внимательнее вгляделся в некоторых из них, прежде чем, удовлетворенно кивнув головой, скомандовать «вольно». Он заговорил в своей обычной манере:

— Да, тяжелая работа, парни, да еще увольнение сорвалось. Но это для нашей же пользы. Теперь, когда бетон просох, мы можем пожить несколько дней на нашем объекте, акклиматизироваться здесь, отработать мельчайшие детали службы и произвести последнюю «доводку», чтобы быть в полной готовности, когда мы придем сюда по-настоящему. Ведь в один из таких дней мы закроемся здесь, внутри, чтобы остановить немцев или умереть. Но мы остановим немцев. Впрочем, сегодня рано об этом говорить. Сегодня — за работу.

На лицах людей отражалось напряженное внимание. Когда Ардан умолк, рота, вместо того чтобы встрепенуться и загудеть, как обычно, чего-то выжидала, и молчание ее было многозначительным.

— Хм! — произнес Ардан.— Всем взводам — в распоряжение своих командиров!

Шум, поднявшийся в конце одной из шеренг, заставил его повысить голос. Там уже бушевал разозленный аджюдан:

— Флоре, четыре наряда, чтобы ты научился закрывать пасть, когда ее открывает… я хотел сказать — когда говорит капитан.

Ардан вздохнул. Он питал слабость к этому Флоре, имевшему решительно все недостатки: лодырь, бузотер, спорщик и нарушитель дисциплины. Но однажды, когда измученная за день рота брала приступом машину буфетчика и один только этот парень, сидя в кювете, делал вид, что его нисколько не мучит жажда, он понял истинную причину его постоянной озлобленности. Флоре был беден, несчастлив и крайне обидчив. А вот каким образом за несколько дней Ардану удалось, как он убедился, сделать из Флоре хорошего и преданного солдата — это уже другая история.

Во всяком случае, у него он ходил «по струнке». Ардан вздохнул и решил вмешаться:

— Если ты, Флоре, можешь добавить что-то умное, скажи это громко. Чтобы все мы попользовались, так будет честнее.

Послышались смешки. Здоровенный негр-аджюдан осекся и обиженно замолк.

— Ну? — настаивал Ардан.

— Я сказал… я сказал, что происходит что-то не совсем обычное и что если это война, то мы — мужчины, и не стоит от нас этого скрывать. И еще я сказал, что если это война, что ж! Я сказал, что мы им покажем, что такое смелые ребята.

Поднялся гул голосов. Активный борец-коммунист Флоре затеял провести патриотическую манифестацию, которую службист Ардан должен был пресечь.

— Хорошо,— оборвал он.— Но до этого еще не дошло. Когда это произойдет, я вам скажу. А пока повзводно шагом марш на свои посты!

Однако он был взволнован больше, чем хотел казаться.

Взвод Легэна уходил последним, и Ардан ненадолго задержал молодого офицера.

— Vox populi[33],— сказал он.— Какой безошибочный инстинкт! Не стоит зря стараться, их не изменить. Тем паче не отбить у них охоту понять, что происходит. Император, понимавший солдат лучше, чем кто бы то ни было, накануне сражения при Аустерлице подсаживался к ним у бивуачных костров и разъяснял свой план баталии. Теперь с ними уже никто так не разговаривает… А жаль! Однако он прав, этот Флоре, и если бы это зависело только от меня, я сказал бы им правду.

— Так это действительно серьезно, господин капитан?

— Я думаю, дело принимает плохой оборот. Сегодня вечером мы об этом поговорим.

В огромном подземном городе закипела упорядоченная, методичная, тщательно регламентированная работа, производимая без лишних усилий и ненужной спешки.

В ротонде, где они теперь все находились, Ардан, с головой ушел в выполнение своих прямых обязанностей и, слившись в одно целое с командой, начал жить жизнью форта.

У него из головы не выходило одно сравнение: объект весь в совокупности — это огромный военный завод, завод, в котором его этаж является лишь одним из цехов — современным, с усовершенствованными станками и механизмами, разделением труда, необычайно умным и гибким, способным обеспечить максимум отдачи при минимуме людей и затрат труда. Схема весьма проста: вокруг ротонды Б располагаются приводимые в действие капитаном рычаги управления частью общего целого, а в концах коридоров — то, ради чего все это существует,— машины, машины, чтобы стрелять по прямому приказу лейтенантов.

Этаж находился на уровне нескольких сот метров под землей, но здесь было светло, как днем. На КП уже наладили сеть радиотелеграфа, но аппараты молчали: телефонисты, проверив свои линии, ждали, сидя с наушниками на голове. Чуть дальше смены, которым предстояло заступать на пост только через восемь или шестнадцать часов, расположились на отдых в дортуарах. Истопники заполняли котлы центрального отопления и открывали радиаторы. Грузовики с опрокидывающимся кузовом опорожняли содержимое в угольный бункер. Маленький электропоезд не спеша отцепил и оставил на запасном пути галереи А две закрытые вагонетки, предназначенные для вывоза кухонных отбросов, и две плоские платформы, загруженные суточным запасом продовольствия для роты. Повара уже по-хозяйски распоряжались им, готовя ужин на огромных газовых плитах. Оружейный мастер проверял работу механизмов. Работающие по разнарядке бригады деловито брали на складе оружие, хрупкие детали и комплекты оборудования, которые монтируются лишь в последний момент, складывали все это на тележки, быстро и бесшумно скользившие по рельсам, и везли к казематам.

По приказу Ардана были включены сирены тревоги, они сипло завыли, но лишь на мгновение прервали работу. Получив сигнал, солдат повернул какую-то ручку, и по коридору пошла струя воздуха, плотная и ровная: это заработала компрессорная установка для подачи свежего воздуха, а главное — для вывода отравляющих газов противника.

В хозяйстве Ардана все шло хорошо, и он приступил к инспектированию хозяйства своих лейтенантов.

Отведенный каждому из них коридор кончался маленькой площадкой — уменьшенной копией ротонды А, общей для трех-четырех казематов, чистых и опрятных, как корабельные орудийные башни; через бойницы сюда проникал дневной свет. Дежурные расчеты, прильнув к оптическим приборам, через которые можно было обозревать всю равнину, опершись плечом о ствол орудия, торчащий между ящиками с боеприпасами, приступили там к своему требующему терпения ремеслу наблюдателей. Унтер-офицеры проверяли орудия, боеприпасы, механизмы, приборы. Стоило каждому из этих людей, получив приказ, выполнить несколько простых, хорошо заученных движений, и весь этот район в одну секунду мог превратиться в кромешный ад.

Ардан завершил обход на собственном наблюдательном пункте, на своем боевом посту, который он уже не покинет с самого первого момента страшной угрозы и где уже теперь, как на капитанском мостике, каждую ночь будет бодрствовать дежурный офицер.

Он настолько погрузился в атмосферу военных приготовлений, что чуть было не опоздал на доклад к майору Малатру. Вернувшись от него, он нашел своих офицеров в столовой. Они очень проголодались. Аппетит у них явно одержал верх над любопытством, и, едва дождавшись того, чтобы командир сел за стол, они буквально налетели на закуску. Какое-то время в зале стояла тишина, наконец Капель сказал:

— Вот теперь можно и поговорить. Вы узнали что-нибудь новенькое, господин капитан?

— Ну слава Богу,— ответил тот,— а то я уже думал, что вы только после бифштекса будете в состоянии интересоваться судьбами Европы, вашей страны и вашей собственной. Честное слово… как какие-то зверьки! Что-нибудь новенькое! Нет, вы просто великолепны! А ведь это, мои дорогие, просто-напросто война.

За прошедший день все уже успели привыкнуть к этой мысли. Поэтому новость была воспринята спокойно, без удивления и без эмоций.