Том 7. Последние дни. Пьесы, киносценарии, либретто. «Мастер и Маргарита», главы романа, написанные и переписанные в 1934–1936 гг. - Михаил Афанасьевич Булгаков

— Пьян... — обиженно пробурчал Петрушка. — Вот глаз подбили и два зуба вышибли... Пьян...

Растерянный Чичиков какое-то мгновение стоит точно окаменелый. Затем, скинув шинель, он бросается собирать вещи.

— Тащи чемодан! — отрывисто прохрипел он. — Да крикни Селифану, чтобы немедля запрягал...

Петрушка исчез, через секунду вернулся с чемоданом, следом за ним вошел Селифан, тоже порядком потрепанный в жандармерии.

— Никак нельзя, барин... — остановившись у двери и почесав затылок, робко заявил он.

— Что нельзя?

— Да запрягать-то.

— Почему?

— Да колесо малость того... его вишь... перетягивать надо...

— Подлец ты! — прохрипел Чичиков и, подскочив к Селифану, схватил его за грудки. — Убить! Зарезать меня хочешь! Две недели сидели... ты хоть бы заикнулся, а теперь как ехать, так ты...

Чичиков ожесточенно ударяет Селифана.

— Пойди, найми кузнецов, — тяжело дыша, продолжал он, — да чтоб в два часа все было сделано! Слышишь!

— Слышу... — пятясь к дверям, пробормотал Селифан.

— А коли нет, так я тебя... — угрожая, двинулся к нему Чичиков, — в рог согну! узлом завяжу!.. Ну, пошел, ступай!

И, потупив голову, Селифан вышел.

Эп. 58.

«...Чтобы окончательно выяснить, кто такой господин Чичиков и как с ним поступить... — говорит автор, — чиновники, собравшись у полицмейстера, пригласили Ноздрева, так как, по слухам, он был в тесных отношениях с Чичиковым и без сомнения знал кое-что из обстоятельств его жизни...»

Кабинет полицмейстера. Двери заперты. Окна закрыты. Горят свечи. На столе закуска и бутылки. За столом Ноздрев.

Полицмейстер, вице-губернатор, председатель, почтмейстер, прокурор и инспектор врачебной управы сидят вокруг Ноздрева. Все до крайности встревожены и очень похудевшие.

— Верно ли, господин Ноздрев, — спрашивает председатель, — что Чичиков скупал мертвых?

— Верно, — выпивая и закусывая, отвечает Ноздрев. — Да я сам ему продал. И не вижу причин, почему бы не продать.

Чиновники переглядываются.

— А верно ли, — опять спрашивает председатель, — что он хотел увезти губернаторскую дочку?

— Верно, — говорит Ноздрев. — И я сам ему помогал. Договорился с попом из Турмачевки. Поп взял за венчание сто рублей.

— Но... Зачем же для этого покупать мертвых? — недоумевает председатель.

— А... чтобы подарить их губернаторской дочке. За ее здоровье! — подняв бокал, говорит Ноздрев и залпом выпивает.

Чиновники невероятно смущены и подавлены... Пауза...

— А не делатель ли он фальшивых ассигнаций? — привстав с места, спрашивает полицмейстер.

— Делатель, — спокойно подтверждает Ноздрев. — И очень, подлец, ловкий...

Прокурор в ужасе поднимается и, подойдя к Ноздреву, тихо спрашивает:

— По городу ходят слухи... что будто Чичиков... На-поле-он?

Ноздрев одним духом выпивает рюмку водки и, в упор уставившись на прокурора, страшным шепотом произносит:

— На-поле-он!

Прокурор отшатнулся, со стуком опрокинул стул... Чиновники в смятении вскочили, попятились...

Ноздрев тоже встал, пальцем поманил их к себе и, наклонившись к ним, вполголоса продолжал:

— Англичане выпустили его с острова святой Елены... Вот он и пробирается в Россию... — на словах «пробирается» Ноздрев, сверля рукой воздух, таинственно подошел к арке, закрытой портьерой, и, погрозив чиновникам пальцем, скрылся... Чиновники в недоумении переглядываются... и вдруг все в ужасе отшатываются...

Откинув портьеру, в том квадрате арки стоял Наполеон-Ноздрев. Он в треугольной шляпе полицмейстера и мантилии полицмейстерши, которая драпируется на нем, как плащ. Руки его скрещены на груди, клок волос выпущен из-под треуголки.

Чиновники в страхе прячутся за стулья, кресло, стол.

— Вив лемперер! Ура! — заорал Ноздрев и, пошатнувшись, упал на диван и замолк.

Выйдя осторожно из-за прикрытия, чиновники подошли к нему.

— Пьян... — констатировал вслух полицмейстер.

— А знаете, господа, кто этот Чичиков? — хлопнув себя по лбу, внезапно вскричал почтмейстер.

— Кто? Кто? — разом обернувшись, спросили чиновники.

— Это, господа, никто иной, как капитан Копейкин!..

Вдруг грохот в дверь. Все вздрагивают... смотрят на дверь. Грохот сильней... Полицмейстер с испугом открывает дверь, в ней появляется жандармский ротмистр, за ним «странная личность» в темных очках.

— Господа! — выступая вперед, заявляет «личность». — В город только что прибыл генерал-губернатор князь Хованский. Его сиятельство незамедлительно просит вас всех пожаловать к нему!.. — четко и громко объявив это, «личность» и капитан исчезают.

Полицмейстер, испуганно вскрикнув «Ах!», бросается вслед за «личностью», за ним ринулись председатель и вице-губернатор. Прокурор было тоже рванулся, но хватается за сердце, меняется в лице и падает на пол...

Инспектор и почтмейстер остолбенело смотрят на прокурора, потом начинают метаться.

— Ах, батюшки! — кричит инспектор, бросаясь в дверь. — Доктора! Доктора!

— Воды! Воды! — кричит почтмейстер, выбегая вслед за ним.

Ноздрев поднимается с дивана, оглядывается, видит лежащего на полу прокурора, берет свечу, наклоняется к нему...

Вбегает дрожащий инспектор, у которого в руках графин и стакан с водой. Ноздрев властным жестом берет у инспектора стакан, выпивает воду и, указывая пальцем на прокурора, громко говорит:

— Умер...

Эп. 59.

Вечер. Двор гостиницы. Фонарь. У крыльца снаряженная бричка, около брички Петрушка и Селифан укладывают последние вещи.

Эп. 60.

Номер. Пусто. На полу валяются обрывки бумаг, на табуретке в подсвечнике догорает свеча... Чичиков в шинели и картузе стоит посреди номера и тревожно прислушивается, затем осторожно подходит к окну, выглядывает, берет под мышку шкатулку и, крадучись, идет к дверям... вдруг останавливается.

В дверях стоит дама в черной мантилии и вуали, в руках у нее саквояж.

— Нет, я должна была к тебе прийти! — трагически восклицает дама и, рванувшись к ошеломленному Чичикову, обнимает его. — Что свет? Толпа людей, которые не чувствуют! — целуя его, страстно шепчет дама. — Что жизнь? Долина горестей...

— Но позвольте! — с трудом вырвавшись из объятий, перебивает ее Чичиков. — Кто вы? Что вам угодно?

— Я та, что вам писала... — откинув вуаль, говорит дама.

Чичиков отпрянул. Перед ним стояла Анна Григорьевна.

— ...и та, которую вы отвергли на балу... — грустно улыбнувшись, добавляет она.

— Простите, но я... — чуть смущенно, но вместе с тем сухо произносит Чичиков. — Мне, видите ли, надо немедля ехать... бежать... — вырывается вдруг у него.

— Да, да, бежать! Бежать! — подхватывает Анна Григорьевна. — В пустыню! В горы! На край света! — вдохновенно продолжает она, снова обнимая Чичикова. — О, как я мечтала навсегда покинуть этот город!..

— Оставьте меня!.. — грубо отстраняя ее,