Пост сдал - Стивен Кинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Черт побери, – бормочет Кора, останавливает «бегущую дорожку», поднимается по лестнице, открывает дверь в коридор и кричит: – Феликс! Это твой безумный друг! Это Эл!
Никакой реакции. Наверное, он в кабинете, уставился в экран игровой приставки, в которую словно влюбился. Поначалу, упоминая о новом странном увлечении Феликса своим друзьям в загородном клубе, она считала это забавным. Теперь ей точно не до смеха. Ему шестьдесят три, он слишком стар для молодежных компьютерных игр и слишком юн для такого склероза. Она даже начинает тревожиться, а не первая ли это стадия болезни Альцгеймера? Ей также приходила в голову мысль, что безумный друг Феликса торгует наркотиками, но вроде бы для этого он староват. И потом, если бы муж нуждался в наркотиках, он бы без труда нашел, где их взять. По его словам, половина врачей в Кайнере частенько закидывается «колесами».
Вновь трель звонка.
– Боже ты мой! – вырывается у нее, и она сама идет к двери, на ее лице читается раздражение. Она высокая, сухопарая, ничего женственного в ней практически не осталось. Загар от пребывания на поле для гольфа сохраняется даже зимой, только принял желтоватый оттенок, и с первого взгляда возникает ощущение, что у нее желтуха.
Она открывает дверь. Вечерний январский воздух врывается в проем, холодит потные лицо и руки.
– Я думаю, мне пора узнать, кто вы, – говорит она, – и что связывает вас с моим мужем. Или я прошу слишком многого?
– Отнюдь, миссис Бэбино, – отвечает старик. – Иногда я – Эл. Иногда – Зет-бой. В этот вечер я – Брейди, и, скажу честно, очень приятно выйти на улицу, даже в такой холодный вечер.
Она смотрит на его руку.
– А что у вас в этой банке?
– Конец всех ваших тревог, – отвечает старик в залатанной куртке, и раздается приглушенный выстрел. Дно бутылки разлетается кусочками пластика вперемешку с ошметками металлической мочалки. Они парят в воздухе, словно пух ваточника.
Кора чувствует, как что-то ударяет ниже ссохшейся левой груди, и думает: Этот безумный сукин сын ударил меня. Пытается вдохнуть и поначалу не может. Грудная клетка словно застыла, и что-то теплое течет по леггинсам. Кора смотрит вниз, все еще пытаясь наполнить легкие воздухом, и видит расползающееся по синему нейлону пятно.
Она поднимает глаза на старика в дверном проеме. Он все еще держит в руке то, что осталось от пластиковой бутылки, словно это подарок, маленькая компенсация за неожиданный приход в восемь вечера. Куски металлической мочалки торчат из бутылки, как обгорелая бутоньерка. Коре наконец удается вдохнуть, но не воздух, а кровь. Она закашливается, и изо рта летят красные брызги.
Мужчина в куртке входит в дом и закрывает за собой дверь. Бросает бутылку. Потом толкает Кору. Она отшатывается назад, сбивает декоративную вазу со столика у вешалки и падает. Ваза с оглушительным грохотом разбивается о паркет. Коре удается еще раз вдохнуть кровь. «Я тону, – думает она, – я тону в собственной прихожей». Снова закашливается и плюется кровью.
– Кора! – зовет Бэбино из глубин дома. Голос у него такой, словно он только что проснулся. – Кора, с тобой все в порядке?
Брейди поднимает ногу Библиотечного Эла и осторожно опускает тяжелый черный башмак на натянутые сухожилия тощей шеи Коры Бэбино. Кровь снова выплескивается изо рта. Загорелые щеки измазаны ею. Брейди с силой надавливает. Что-то с хрустом ломается. Глаза Коры выпучиваются… выпучиваются… и стекленеют.
– Ты цепко держалась за жизнь, – почти с нежностью комментирует Брейди.
Наверху открывается дверь. Сначала на лестнице появляются ноги в шлепанцах, потом становится виден весь Бэбино. Он в халате поверх нелепой шелковой пижамы, каким отдавал предпочтение Хью Хефнер. Седые волосы, обычно его гордость, растрепаны. Островки щетины на щеках слились в некое подобие бороды. В руке он держит зеленый «Заппит». Из него доносится мелодия «Рыбалки»: «У моря, у моря, прекрасного моря». Бэбино смотрит на жену, лежащую на полу прихожей.
– Ее тренировки окончены, – говорит Брейди все с той же нежностью.
– Что ты НАДЕЛАЛ? – кричит Бэбино, как будто ответ не очевиден. Он подбегает к Коре, пытается упасть рядом с ней на колени, но Брейди хватает его под мышки и ставит на ноги. Библиотечный Эл – конечно, не Чарлз Атлас[30], но все-таки гораздо сильнее обладателя изможденного тела, пребывающего в палате 217.
– Сейчас не время, – говорит Брейди. – Девчонка Робинсон жива, поэтому планы меняются.
Бэбино смотрит на него, пытаясь собраться с мыслями. Его ум, когда-то острый, теперь совсем затупился. И вина лежит на этом человеке.
– Посмотри на рыб, – предлагает Брейди. – Ты посмотришь на своих, я – на моих, и нам обоим станет лучше.
– Нет, – упирается доктор. Он хочет посмотреть на рыб, теперь ему всегда хочется на них смотреть, но он боится. Брейди желает залить свой разум в голову Бэбино, как какую-то странную жидкость, и всякий раз, когда это происходит, часть собственного «я» Бэбино бесследно исчезает.
– Да, – настаивает Брейди. – В этот вечер мне нужно стать доктором Зет.
– Я отказываюсь!
– Ты не можешь отказаться. Дело идет к тому, что все раскроется. Скоро полиция будет в твоем доме. Или Ходжес, что еще хуже. Он не станет зачитывать тебе права, просто врежет кастетом или огреет дубинкой. Потому что он злобный ублюдок. И потому что ты был прав. Он знает.
– Я не хочу… я не могу… – Бэбино смотрит на жену. Господи, глаза. Какие выпученные глаза. – Полиция не поверит… Я – уважаемый доктор! Мы прожили тридцать пять лет!
– Ходжес поверит. А если Ходжес за что-то цепляется, то становится Уайеттом гребаным Эрпом[31]. Он покажет этой девчонке Робинсон твою фотографию. Она посмотрит на нее и скажет: да, конечно, именно этот человек дал мне «Заппит» в торговом центре. И если ты вручил «Заппит» ей, то, возможно, осчастливил таким же Джейнис Эллертон. Упс! А еще Скапелли.
Бэбино, уставившись на Брейди, пытается оценить масштабы катастрофы.
– А еще лекарства, которые ты мне давал. Ходжес, возможно, уже знает об этом, потому что сунуть взятку для него – сущий пустяк, а большинство медсестер, работающих в Ведре, в курсе. Это никакой не секрет, потому что ты и не пытался ничего скрывать. – Брейди печально качает головой Библиотечного Эла. – Все твоя самоуверенность.
– Витамины! – Только и может выдавить Бэбино.
– Даже копы не поверят, если получат судебный ордер на доступ к твоим документам и компьютерам. – Брейди бросает взгляд на тело Коры Бэбино. – Плюс твоя жена. Как ты собираешься объяснить ее смерть?
– Как бы я хотел, чтобы ты умер до того, как тебя привезли в больницу. – Голос Бэбино поднимается, срываясь на фальцет. – Или на операционном столе! Ты – Франкенштейн!
– Не путай монстра с его создателем, – говорит Брейди, хотя на самом деле не очень-то ценит творческие способности Бэбино. Экспериментальный препарат доктора Б. мог иметь какое-то отношение к его новым талантам, но только не к восстановлению. Брейди уверен, что последнее – полностью его собственная заслуга. Он всего добился исключительно силой воли. – А пока нам надо кое к кому заглянуть, и я не хочу приходить слишком поздно.
– К этому мужчине-женщине. – Есть соответствующее слово, раньше Бэбино точно его знал, но теперь оно ушло. Как и имя человека, о котором речь. Он даже не помнит, что съел за обедом. Всякий раз, когда Брейди забирается к нему в голову, после его ухода там остается чуть меньше, чем было. Воспоминаний. Знаний. Собственного «я».
– Совершенно верно, к мужчине-женщине. Или, если назвать его сексуальные предпочтения научным термином, Ruggus munchus.
– Нет. – Шепотом. – Я останусь здесь.
Брейди поднимает револьвер. На стволе – ошметки металлической мочалки.
– Если думаешь, что ты действительно мне нужен, то допускаешь самую большую ошибку в своей жизни. И последнюю.
Бэбино молчит. Это кошмар, и скоро он проснется.
– Делай, что я говорю, а не то завтра утром твоя домработница найдет тебя мертвым рядом с женой. Вас запишут в жертвы ночного ограбления. Я предпочел бы все закончить как доктор Зет – твое тело на десять лет моложе и в неплохой форме, – но и так справлюсь. А кроме того, жестоко оставлять тебя на милость Кермита Ходжеса. Он скверный человек. Ты представить себе не можешь, до чего скверный.
Бэбино смотрит на старика в обтрепанной куртке с капюшоном и заплатами – и видит Хартсфилда, который выглядывает из слезящихся синих глаз Библиотечного Эла. Губы Бэбино дрожат, влажные от слюны. В глазах стоят слезы. Брейди думает, что сейчас, с торчащими во все стороны волосами, Бэбино выглядит как Альберт Эйнштейн на фото, где знаменитого физика запечатлели с высунутым языком.
– Как я в это влип? – стонет Бэбино.
– Как все, – мягко отвечает Брейди. – Шаг за шагом.