Нерусская Русь. Тысячелетнее Иго - Андрей Буровский

Европейцы в России

Есть два потрясающих примера того, как Россия бесследно поглощала и ассимилировала даже очень большие группы пришедших в нее иноземцев. Первый пример – это поляки. До трети русской аристократии имеет в числе своих предков и поляков. Помимо сосланных, в Сибири и по всей России жило множество поляков, которые ехали для получения работы, на службу или по своим предпринимательским делам. Но все эти поляки бесследно растворились в России. Даже если семья и помнит о польских предках, это уже ничего не меняет. Так, внук поляка Достоевский становился страшным врагом Польши и выводил в своих сочинениях самые зловещие образы коварных и подлых поляков.

Второй пример – это французы. Казалось бы, галломания была поветрием всего нашего образованного слоя. Еще в начале XX века на французов только что не молились, французский был официальным языком светского общения!

Но и французы растворились бесследно, хотя до сих пор в России живут люди с фамилиями Машанов или Машеров, Берту, Савари, Симон и так далее. Есть даже Жари – то ли фамилия, то ли предок семьи так выговаривал слово «жрать».

Часто семейная память уже не сохранила, кто именно был этим предком-французом. Но большая часть из россиян с такими фамилиями – потомки солдат Великой Армии Наполеона.

К декабрю 1812 года, когда исход остатков Великой Армии из России завершился, в стране осталось 216 тысяч бедолаг – до 40 % всех приведенных в Россию Наполеоном.

Подыхая от голода, трясясь от холода в обрывках летнего обмундирования, французы разбредались по России и постепенно, по одиночке или группами, сдавались в плен. Не обязательно военнослужащим или партизанам!

«Мон шер ами»… мой дорогой друг… Так обращались к русским людям эти французы, прибиваясь ко всем, кто мог пустить в тепло. Они согласны были делать все, что угодно – только покормите хоть чем-нибудь. Они обогатили русский язык словом «шеромыжник» или «шаромыжник», и слово это – далеко не комплимент.

У правительства это полчище вчерашних врагов вызывало даже некоторое опасение: в 1813 году регулярная армия и ополчение, до 3 млн людей, пошли в зарубежный поход. Почти все вооруженные и обученные мужчины! А в самой стране – до 200 тысяч здоровенных мужиков с опытом участия в войне! Но шаромыжники вели себя на удивление тихо, никаких неприятностей от них не было.

Из этого полчища по крайней мере половина навсегда осталась в России. И растворились без следа! Последний ветеран Великой Армии, ровесник Наполеона, Жан-Батист Савен (1769–1894) умер в Саратове в возрасте 125 лет. Он зарабатывал на жизнь, преподавая французский язык и фехтование в гимназии, потом стал владельцем художественной мастерской. Крупные черты лица, длинная белая борода, спокойное поведение… местные жители принимали его за татарина, причем Савен отвечал татарам по-татарски – этот язык он тоже выучил.

Кто он, помнили – на его могиле поставили памятник с надписями по-русски и по-французски: «Последнему ветерану Великой Армии».

Но помимо генетических потомков французские ветераны Наполеона оставили о себе в основном множество анекдотов… Например, вот такой…

…Поместье небогатых дворян Арнольдов находилось в Могилевской губернии. Нанять своим детям французского гувернера они никак не могли: стоил он не меньше 1 тысячи рублей в год. А тут по губернии пошли целые толпы готовых «гувернеров»! Крестьяне и казаки продавали шаромыжников за рубль или даже за полтинник.

Вот такого проданного за полтинник мосье Гражана и сделали гувернером маленького Юрия Арнольда, который вырос в серьезного экономиста и публициста.

Гражан, барабанщик в одном из полков Великой Армии, воевать начал еще в 1792 году. Зимой 1812/13 года за тепло и пищу он был готов делать все, что угодно. К 8-летнему воспитаннику Гражан, похоже, искренне привязался: примерно 35 лет, он никогда не имел жены и детей, вся жизнь прошла в походах и войнах. Мальчик был в восторге от такого дядьки! С утра до вечера Гражан мог рассказывать байки о походах и странах, в которых побывал, учил плавать, жечь костры, разбивать палатку, выбивать на барабане воинские команды! Мальчик обожал дядьку и очень плакал, когда тот в 1818-м уехал на родину, в свою «прекрасную Францию».

Вот только папенька и маменька относились к отъезду Гражана более сдержанно и особо его не удерживали… потому что французский, которому учил Гражан, был жуткой и грубой смесью языков, солдатским арго. Позже Юра Арнольд поступил в дворянский пансион в Москве, и оказалось, что произносимые им фразы при переводе на русский прозвучат примерно как «Жрать, засранцы!» или «Ползет, как беременная вошь по дерьму». Перепуганные воспитатели срочно переучивали мальчика Юру и ругали Гражана. Но француз, конечно, не виноват… он учил воспитанника, чему умел и как умел. Какова его судьба, я не знаю.

Но французы в России практически полностью ассимилировались! В точности, как ассимилировались в Германии западные славяне, французские протестанты XVII века, русская эмиграция начала XX века в странах Европы…

Причина этого в том, что для сохранения в России французов как этноса не было создано никаких специальных мер.

А вот к тому, чтобы не ассимилировались немцы, как раз и были приняты специальные меры.

Немецкие заповедники

«Трофейные немцы» Прибалтики составляют не более 10 % всех «русских немцев». Они ассимилировались намного медленнее, чем можно было этого ожидать, – ведь для них не было никакой необходимости овладевать русским языком. Гимназии – на немецком, и даже в Дерптском-Юрьевском-Тартуском университетах преподавание велось на немецком. Кстати, для русской верхушки, с детства знавшей немецкий и французский не хуже русского, это не составляло проблемы. Отсекались от образования в Дерпте русские простолюдины, но отнюдь не немецкие простолюдины из той же Прибалтики… Да и из самой коренной Германии.

Город же говорил на нескольких языках, и еще между мировыми войнами, в 1920–1930-е годы, знание «всех трех местных языков» – русского, немецкого и латышского было совершенно обязательно для любого продавца или официанта в Риге.

Насколько остзейские немцы веками сохранялись как особая группа населения и как они верили в свое право владеть Прибалтикой, говорит хотя бы их попытка в 1918 году создать в Прибалтике особое Балтийское герцогство…

По договору в Брест-Литовске между РСФСР и Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией Советская Россия уступала Германии территорию Эстонии, Латвии и Литвы и признавала независимость Польши, Финляндии и Украинской Народной Республики. 22 марта 1918 года Рейхстаг большинством голосов одобрил заключение Брестского мирного договора с РСФСР.

Но у немцев Прибалтики не было уверенности в том, что оккупация «Остзейского района» Германией продлится вечно. 8 марта 1918 года в Митаве, бывшей столице Курляндского герцогства, Курляндский ландтаг (80 делегатов, главным образом прибалтийско-немецкие бароны и верхушка бюргерства) вынес решение: провозгласить независимое Курляндское герцогство под скипетром германского императора и прусского короля. 15 марта Вильгельм II подписал акт о признании Курляндского герцогства самостоятельным государством.

Получилось? Успех надо развивать. 12 апреля в Риге, на объединенном ландесрате Лифляндии, Эстляндии, г. Рига и о. Эзель, голосами 58 делегатов было объявлено о создании Балтийского герцогства. Этим актом Эстония и Латвия отделялись от России и провозглашались отдельным государством… Своего рода новым изданием то ли Ливонского ордена, то ли Курляндии времен Бирона. Курляндское герцогство входило в новое, Балтийское.

Правителем Балтийского герцогства стал Генрих Гогенцоллерн, брат Вильгельма II. То есть возникла персональная династическая уния Балтийского герцогства с Пруссией. Герцогство существовало в основном на бумаге, потому что против него были все: и местные национальные силы Эстонии и Латвии, и Советская Россия, и белогвардейцы, и государства Антанты [102] . Но сама попытка какова!

Конечно, как только в Германии началась революция, все особые отношения Германии с Балтийским герцогством кончились. Сами же германские оккупационные войска согласились с провозглашением Эстонской Республики 11 ноября 1918 года в Ревеле и Латвийской республики 18 ноября 1918 года в Риге. Тем самым Балтийское герцогство как государственное образование прекратило даже формальное существование.

Но и после этого командующий 12-й пехотной дивизией уроженец Восточной Пруссии Рюдигер Граф фон дер Гольц (1865–1946) проводил самостоятельную политику. В апреле 1918 года его войска участвовали в Финской гражданской войне на стороне Маннергейма [103] .

А потому он начал вербовать добровольцев – фрайкор. Он создал войско из трех частей: «Железной дивизии», куда брали немцев, латышских частей и русской добровольческой армии князя Ливена.