Доспехи нацистов - Юрий Гаврюченков

Мы же с Крейзи были значительно зауряднее. К тому же, в лесу оставались чужаками. Поэтому ночёвку у костра воспринимали как вынужденное неудобство. Запаслись дровами. Ночью было сыро и холодно, вдобавок одолевали комары. Сели жрать, подвязав пенополиуретановую «жопу».

Как всегда, когда постоянно смотришь на огонь, вокруг ни зги не видно. Стемнело. Нас окружил непроглядный мрак. Из дебрей доносились стоны и вопли. Временами слышалось нечто вроде едва различимых голосов, словно переговариваются несколько человек, но о чём говорят и на каком языке, непонятно. Подобное явление часто наблюдалось в Синяве. Видимо, душам солдат – офицеры (с обеих сторон) здесь практически не воевали – приходилось очень несладко.

Безумный Сашка в такой обстановке начал травить жуткие байки. Преобладали сюжеты про оживших мертвецов. Я был готов придушить Крейзи. Останавливала мысль, что после его смерти мне придётся остаться один на один с покойником, изо рта которого будет торчать посиневший язык.

Сашка трещал как спички в коробке. Добрался до популярной в походах темы: о том, как встают павшие вояки. Я сидел как на иголках, нервы были взвинчены. Слух против воли напрягался – первобытные инстинкты требовали контроля за обстановкой вокруг. Мне показалось, что голоса усиливаются, но разобрать, о чём говорят, по-прежнему не удавалось.

Неожиданно резко посвежело. Подул холодный низовой ветер, прижавший пламя к земле. С торфяников пополз туман.

Глаза постепенно адаптировались к темноте, потому что огонь почти погас, остались лишь раскалённые ветром угли. Незнакомая речь становилась громче и я увидел бредущие за деревьями фигуры. Их было много. Шла колонна, одетая в обвисшие шинели. Плечи идущих были опущены, спины ссутулились от многодневной, накопившейся в окопах усталости. Они выходили из боя. Кто это, наши или немцы, было не понять из-за тумана.

Призраки войны плыли мимо. Волосы у нас встали дыбом. Сашка сдавленно подвывал…

Зато он чуть не прыгал от возбуждения теперь, увлечённо пересказывая и как бы заново переживая приключение. Мне же было погано, наверное, начал трезветь. Проклятый Крейзи разбередил на сердце старую рану и я поспешил её залечить:

– Ну, за победу!

– Это тоже происки гмохов? – спросил придирчивый Балдорис.

– Не исключено, – отозвался Сашка.

– Какие гмохи, – принялся глумиться над нами пьяный и укуренный Пухлый. – Да вы все были углюченные. Вас просто глючило!

– Не пизди-ка ты, гвоздика! – подскочил на месте оскорблённый правдолюбец Крейзи. – Ничего нас не глючило!

– Нет, вас глючило, – скабрезно заржал Пухлый, указывая на нас пальцем, – вас глючило, а также трясло, ебло и колотило от страха!

– Ничего подобного, – горячо запротестовал Сашка, – что я тогда в Синяве первый раз был?!

– О-о, я ебу Бабу-Ягу, ха-ха-ха-ха! – откинулся Пухлый на спинку стула. – Старожил синявинский. Да ты вообще леса не знаешь, за всю жизнь один ржавый штык нашёл!

– Смотри, Вован! – вспыхнул Сашка.

– А что ты мне сделаешь, злой уродец?

– Ебучку наколочу! – Крейзи явно преувеличивал свои силы. Пухлому не так-то легко было что-либо наколотить, он был здоров, высок и вёрток. Но Крейзи был crazy. – Могу лопатой голову отрубить.

– Да хорош вам кипятиться, – высказался я по существу, – чего вы не поделили, юные следопуты?

– Ты вообще туснись поодаль, – заявил обнаглевший до беспредела Пухлый.

– Ещё гудок и зубы тронутся, – невинным тоном предупредил я.

Однако, распоясавшийся дебошир не внял моему предупреждению.

– Да мне насрано на твою порядочность, – сказал он. – Боксёром стал очень сильным? Лучше клюй говно и не кукарекай.

– Кажется, ты допизделся, дружок, – почти ласково произнёс я.

В воздухе отчётливо запахло дракой.

– Что ты заводишься, Вован, – попытался уладить дело миром Дима, – в самом деле, зачем на друзей кидаешься?

– Таких друзей – за хуй и в музей, – ответствовал ему Пухлый, – и тебя вместе с ними под стекло. Ха-ха-ха, трофейные динозавры!

– За такие речи не боишься по чану схватить? – в свою очередь начал Дима. Оказалось, что главный пивень изрядно ужрат.

– Давай, Димон, ты настоящий мусор, – продолжал куражиться Пухлый. – Забыл, как тебе Рыжий в грудину дал, а ты упал за стол, злобно рычал оттуда в ответ и не вылезал весь вечер?

Дима и вправду зарычал и попытался достать обидчика через грудь Акима, но был неловок и только расшвырял посуду на столе. Пухлый заржал и кинул в меня окурок.

– Hannibal ante portam [22] , – помпезно отчеканил я клич римлян перед битвой при Каннах. 216 год до нашей эры. Я встал из-за стола. Выяснилось, что и мне алкогольного дозняка хватало за глаза и за уши. Сие несколько оправдывало меня. – Насчёт зубов я предупреждал тебя, Тухлый. Теперь пошли, приведём приговор в исполнение.

Пухлый опять заржал. Он знал, что я никудышный боец. Впрочем, ко мне охотно присоединились Дима с Крейзи. Сие обнадёживало и отчасти утешало.

Остальные, включая самых отважных, пожухли, предоставив друзьям детства самостоятельно разбираться между собой: кто круче, кто могуче.

Мы вывалили во двор.

– Сейчас, Вован, ты за свои слова ответишь, – возликовал Крейзи в предвкушении торжества справедливости.

Покарябанный хавальник Пухлого изогнулся в похабной улыбочке.

– Иди сюда, я покажу тебе приём «вонзю»: когти в спину, член в попу, – пригласил он.

В атаке Сашка не остался одинок, но смутить Пухлого оказалось для нас непосильной задачей. Крейзи набросился на него с остервенением затравленной крысы. Пухлый ждал, чуть расставив ноги и прижав подбородок к груди. Сашка попытался наскочить на него, но, взбрыкнув жёлтой обувкой, растянулся на траве. Пухлый дал Диме по кучерявой башке, затем у меня перед глазами блеснула вспышка электросварки. Искры брызнули и погасли. Я медленно приходил в себя, подобно тому, как Терминатор восстанавливал повреждённые участки схемы. Бил Пухлый не в пример дворовой шпане – ебашил на раз.

Когда электронные цепи восстановились в должном объёме, я угнездился на пятой точке. Рядом ползали поверженные дуэлянты.

– Довольны? – спросил Пухлый.

– Yes, yes, – ответил я, ощупывая голову в поисках повреждений. Удивительно, но ничего не болело. – Ощущения фантастические.

Огребя причитающееся, мы вернулись к столу. Недовольства по поводу результатов не высказывали – в джунглях мы живём или не в джунглях, в конце-то концов! Обмыли викторию Пухлого. Затем выпивка приказала долго жить, на собственном примере подтвердив народную мудрость, что лишней водки не бывает. Возможно, она имелась в магазине, но я предусмотрительно спрятал ключи от «Нивы». Завтра надо было много ходить по лесу, а это нелегко с бодуна.

Праздник кончился. Осоловевшие люди разбредались в поисках лежбища. Акимов пальнул из шпалера в ворону и сбил её. Я сел на крыльцо. Догнаться было нечем. Балдориса стошнило. Рядом, к своему несчастью, оказались Аким и Глинник. Драться не стали.

«Опосля в рояль насрали. Славно время провели».

11

Тащить винтовку из-под воды очень трудно. Особенно, если её затянуло илом. Приходится делать это вдвоём. Но даже вместе нелегко.

Наконец, грязь подалась, неохотно выпуская оружие. Мы с Балдорисом выволокли из ямы бесформенную палку. Под наслоениями торфа скрывался пригодный для стрельбы ствол.

Сапёрам, чистившим после войны Синяву, предписывалось сбрасывать собранное железо в невысыхающие лужи. Что они добросовестно и проделали, а мы потом его доставали. Достаём и сейчас. В воде ему ничего не сделается.

Мы булькали [23] на картах, где было утоплено немало добра, которое воякам оказалось невозможно, да и не нужно вывозить из леса.

Расположенные на восьмикилометровом промежутке между посёлком Синявино и старой военной дорогой карты представляли собой ряд громадных прямоугольников, из которых когда-то добывался торф, разделённых широкими подъездными путями. Ныне торфяники стали хранилищем оружия, которое, если не полениться, вполне пригодно для последующей реставрации и использования.

Бесформенная палка, после того, как мы очистили её до железа, оказалась стволом от мосинской винтовки с патроном в казённике. Копать с Болтом было одно удовольствие.

Балдорису, как и всякому новичку, очень везло. Мы уже вытащили цинк немецких патронов и почти все оказались «шебуршастыми». Потрясёшь около уха, слышно, как шуршит порох. Мы ими стреляли. Осечек было мало.

К сожалению, советские патроны гансовским и в подмётки не годились, почти все испортились. Вообще-то «водяные» патроны сохраняются хорошо, но работавшая по принципу «всё для фронта, всё для победы» отечественная промышленность клепала маслята лишь бы числом поболее, ценою подешевле. Вот и приходили в негодность. Положение не могла исправить даже пресловутая балдорисовская удача.

Между тем, 7,62-миллиметровых патронов нам требовалось много, винтовочных и пистолетных. В арсенале Пухлого преобладали совдеповские системы, которыми он вооружил нас для больших маневров. Гулять – так от души! Боре был выдан ручной пулемёт Дегтярёва с полным диском, Дима получил самозарядную винтовку Токарева, Крейзи оснастили пистолетом-пулемётом Шпагина. Балдорис скромно удовлетворился бывшей у него трёшкой. Я вообще пошёл налегке как турист. Ружьё брать не стал, я и в городе настрелялся. Пистолет Стечкина, завёрнутый в чистую тряпку, покоился в сидоре. С волыной, не раз меня выручавшей, я не расставался даже в лесу.