Перо динозавра - Сиссель-Йо Газан

Анна положила руки на колени.

— Я не совсем понимаю, о чем именно вы просите, — сказала она.

— Просто слушайте, о чем шепчутся у вас в кулуарах. Что говорят Свен и Элизабет. Что говорит полиция. Я знаю, что ваши возможности ограниченны, но попробуйте просто быть повнимательнее. И если поползут слухи о том, что паразиты взяты из моего отделения, — она казалась встревоженной, — немедленно сообщите об этом мне. Это очень важно, Анна. У меня есть три года, после чего завершение нашего исследовательского проекта зависит от средств извне, и я вас уверяю: если у меня на лбу будет написано, что я беспечно обращаюсь с живым материалом, я не получу ни кроны. Фонд «Туборг», который в настоящее время является нашим основным спонсором, берется только за проекты с незапятнанной репутацией. Так что я вынуждена знать, как далеко гильотина находится от моей шеи, — она отпустила руку и нитка бус легла на шею. — Я должна быть наготове.

Анна медленно кивнула, и Ханне, увидев это, без сил откинулась на спинку своего элегантного дивана. Она пригладила волосы и закрыла глаза.

— Господи, как же я устала, — пробормотала она.

Анна обмотала горло шарфом и нахлобучила шапку. Ханне продолжала сидеть с закрытыми глазами, прижавшись затылком к стене.

— Мне пора забирать дочку, — сказала Анна.

Когда Анна пришла за Лили, та стояла на коленях и рассматривала пенопластовый ящик с ростками. В руке она держала лейку и выжидательно смотрела на воспитательницу, которая объясняла, когда можно начинать поливать. Анна села чуть поодаль и наблюдала за девочкой. Они так мало виделись, что Лили на мгновение показалась совсем чужой. Это ее ребенок. Ее ребенок. Вдруг солнце неожиданно ярко пролилось в большие окна детского сада, и Анна услышала, как Лили говорит:

— Дома у моей бабушки растут подсолнухи.

Воспитательница слушала, отвечала и собирала землю там, где Лили лила воду слишком щедро. Анна уже собиралась ее окликнуть, и тут Лили обернулась сама. Она выпустила из рук лейку и как козленок запрыгала вокруг мамы.

Анна сразу увидела сережки. Два серебряных гвоздика с белым камешком. Они сверкали на солнце. Когда она в последний раз видела Лили? Два дня назад? Она промолчала. Лили тянула ее куда-то и дергала, показывала ей то одно, то другое, прыгала на месте, потом залезла к ней на колени и попыталась просунуть руки в рукава Анны, чтобы достать до подмышек. Первый звоночек прозвенел, когда одна из воспитательниц обратилась к Анне и та шикнула на Лили, чтобы расслышать, что ей говорят. Лили бросилась на пол и начала колотить ногами так, что с одной ноги сполз носок. Анна попыталась прекратить ее истерику, указывая на нарисованного клоуна. Может, Лили хочет ей что-то о нем рассказать? Нет, Лили ничего не хочет о нем рассказывать. Тогда Анна попыталась переключить ее внимание на большую чашку теплого какао. Лили замолчала, но только на минуту, и продолжила истерику. Анна чувствовала, что загнана в угол, руки связаны и она не представляет, как выбраться из этой ситуации.

Дело кончилось тем, что она отругала Лили. Не очень громко, но достаточно для того, чтобы одна из нянечек подошла к девочке и предложила помочь ей одеться. Лили перестала плакать и робко посмотрела на маму. Они взялись за руки, прошли по тропинке, вышли через калитку и направились к своему подъезду через парк. Анна пообещала себе не ругать Лили больше никогда. Дома они включили «Телепузиков» и Анна глубоко заснула, сидя рядом с Лили, а когда проснулась, девочки в комнате не было. Анна нашла ее в детской, где Лили варила еду из бус.

— Я хочу к бабушке, — сказала она, когда Анна просунула голову в дверь. Она присела на корточки и попыталась прижать Лили к себе.

— Нет, солнышко, — неуверенно сказала она. — Ты будешь со мной. Ты будешь с мамой.

— Я люблю бабушку.

Лили отвернулась и продолжила готовить. У нее было хорошее настроение. Она что-то лепетала, перекладывала бусы из одной миски в другую и приправляла блюда парой каштанов и четырьмя маленькими свечками для торта. Анна вышла в кухню, пытаясь не расплакаться, и приготовила ужин. Омлет с сыром и беконом и салат из свежих овощей. Для Лили она сварила еще горошек и морковку. Пока они ужинали, все было очень мило. Лили поначалу не хотела есть и подставляла щеку, когда Анна пыталась ее накормить, но потом Анна начала играть с ней в то, что вилка живая, и каждый раз, когда Лили ее кусала, вилка громко взвизгивала и пряталась за пакетом молока. Здесь она скрывалась, выглядывая иногда, и ужасно пугалась одного вида Лили и ее полного зубов рта. Лили смеялась до слез. На какое-то время гармония между ними была восстановлена. Потом вдруг оказалось, что уже поздно, Лили терла глаза, и ее ничто не радовало. У Анны ушло сорок пять минут, чтобы уложить ее. Они читали книжки, у Лили слипались глаза и плыл взгляд, но она все-таки не хотела засыпать, когда Анна наконец выключила свет.

— Я не хочу, — громко сказала она и все поднималась и поднималась в кровати.

В конце концов Анне пришлось прижать ее к матрасу и так удерживать. Сперва Лили кричала и пиналась ногами, но потом заснула.

Анна стояла в темноте в кухне, прижавшись к кухонному столу. Ей были видны освещенные окна квартир по всему кварталу. Казалось, в каждой из них тепло, жизнь и добрая компания.

Зазвонил телефон. Она прошла через всю квартиру и сняла трубку. Звонила Сесилье, которая хотела узнать, все ли нормально, как Лили, в хорошем ли она настроении, поняла ли она, что забыла своего медведя.

— Зачем ты проколола ей уши? — спросила Анна.

Наступила тишина.

— Ты проколола ей уши, не посоветовавшись со мной, — повторила Анна, на этот раз чуть громче.

— Ну извини, пожалуйста, — искренне сказала Сесилье. — Я не думала, что ты имеешь что-то против. Разве мы об этом не говорили? Мне кажется, ты сказала, что тебе это нравится. Что это очень мило выглядит на маленьких девочках.

— Мама, ты могла меня спросить, — сказала Анна.

— Да, конечно, ты права. Прости, моя хорошая. Ну правда. Прости меня.

— Дырочки не могут воспалиться? — спросила Анна.

— Они немножко покраснели в первый день, но это быстро прошло. Я их промывала хлоргексидином.

— Спокойной ночи, мама, — сказала Анна и положила трубку.

Была половина девятого, она чувствовала, как у нее закипает кровь.

Без пятнадцати девять Анна позвонила в дверь соседям снизу, у которых была дочь одного с Лили возраста. Лене открыла дверь. Да, конечно, без проблем, они готовы прислушиваться к радионяне. Анна сказала, что хочет пробежаться, и добавила мимоходом:

— Я забегу в университет на обратном пути. Я завтра работаю дома и забыла захватить одну важную книгу. Ладно? У меня телефон с собой, так что просто звони, если что.

Это был ее единственный шанс все-таки поговорить с Тюбьергом.

Анна бежала изо всех сил. Вдоль четырех озер — за двадцать пять минут. Небо над Копенгагеном горело оранжевым цветом, как будто где-то во Вселенной был пожар. Она пробежала по Тагенсвай и открыла дверь двенадцатого корпуса, проведя карточкой по магнитному замку. Было темно и тихо. Анна зашла в свой кабинет, включила компьютер и вытерла полотенцем пот с живота и шеи. Взглянула на выключенный компьютер Йоханнеса. Он так и не перезвонил — и ничего не написал, констатировала Анна, проверив почту. Она почувствовала легкую дрожь беспокойства. Вдруг он не хочет больше с ней дружить? Она наорала на него, она зашла слишком далеко. И Трольс, и Томас бросили ее, когда она зашла слишком далеко. Но Йоханнес не такой, напомнила она себе. Он не может просто ее оттолкнуть. Он обязательно позвонит.

Она нашла в одном из ящиков вязаный свитер, надела его и вышла в коридор.

Зайдя в музей, она пожалела, что все это затеяла. Вероятность того, что Тюбьерг продолжает работать так поздно, была нулевой. Ему наверняка давно уже надоело ждать ее, и он ушел домой. Здание выглядело пустым. Она включила свет в коридоре и торопливо пошла вперед, безуспешно пытаясь избавиться от ощущения, что где-то за спиной хлопают двери и слышатся шаги. В конце концов, напомнила она себе, это вполне возможно — в здании полно студентов, которые готовятся к экзаменам, пишут дипломы или курсовые.

Она остановилась перед дверью в Зал позвоночных и вздрогнула. Он был там. Вернее, он должен был быть там, потому что перед входом в зал, на его обычном месте, горела одинокая настольная лампа, валялся карандаш, лежала стопка книг и коробка с Rhea americana, как заметила она, подойдя ближе. Он никогда бы не ушел домой, не убрав за собой. Она придвинула к себе стул и села. Было совсем тихо, только где-то далеко гудел вентилятор.

Минут через пять ее терпение иссякло. Может быть, он пошел в зал, чтобы достать еще какие-то коробки с костями, и там о чем-то задумался? Она хлопнула крышкой по коробке с Rhea americana, потом подняла ее и опустила, вынула из кармана спортивных штанов серебряный ключ и открыла двустворчатую дверь в Зал позвоночных. Ей в лицо немедленно ударил сладкий запах заспиртованных животных и продезинфицированных костей, и она задышала ртом. Дверь за ней захлопнулась с тяжелым мягким вздохом.