Присяжные обречены - Кэрол О'Коннелл

– Может, нам повезет с образцами волос и кожных покровов на одежде, – Коффи повернулся к Джоанне. – Доктор Аполло, вы были на месте убийства агента Кида. Может, заметили какие-нибудь отличия?

– Надпись на стене, – Джоанна повернулась к единственной строчке на стене, начертанной кровавыми заглавными буквами: «10 – ПИШЕМ, 2 – В УМЕ». Под этой надписью тоже кровью был изображен знак, о котором писали в газетах: красная коса. – На месте убийства Тимоти не было ни надписи, ни рисунка, – она посмотрела, как медэксперт перевернул тело на спину. – Думаю, вы обнаружите перерезанную трахею. Вот еще одно отличие. Мак захлебнулся в собственной крови, – Джоанна повернулась к пятнам крови на стене возле окна. – Видите отпечатки кулаков? Это означает панику и крик о помощи. Он не мог кричать, поэтому барабанил в стену, но его никто не слышал.

Коффи взглянул на медэксперта, тот утвердительно кивнул. Тогда лейтенант снова повернулся к Джоанне:

– Можете еще что-нибудь сказать?

Она указала на участок стены возле двери:

– Видите, здесь нет крови. Убийца набросился на него не сразу, возможно, они успели поговорить, – Джоанна прошла десять шагов вдоль стены и остановилась напротив того участка, где были видны брызги крови, прямо на картине в деревянной раме. – Это следы ножа. Мак стоял здесь, когда ему перерезали горло, – это всего лишь один из уроков, которым она научилась, работая в «Компании Нэда». Она посмотрела на другие следы кровавых брызг: – По крайней мере, одна сонная артерия была задета, об этом говорят эти брызги крови на стене. Если задеть яремную вену, кровь не брызгает, а вытекает, как в случае с Тимоти Кидом. Мак умер быстрее.

Она указала на угол комнаты, где крови совсем не было:

– Здесь стоял убийца, наблюдая за тем, как умирает Мак, – Джоанна наклонила голову, изучая лужицы крови и капли на полу. – Мак двигался кругами, чего стоило ожидать. Он терял много крови – очень быстро. Выраженного скопления крови нет, он просто беспорядочно двигался, теряя кровь и умирая от шока и ужаса, – она повернулась к лейтенанту. – Извините. Я рассказываю вещи, о которых вам, очевидно, известно. Я не хотела…

– Не извиняйтесь, – ответил Коффи. – Говорите то, что считаете нужным, – он подошел к стене, туда, где было поменьше крови, и осмотрел комнату с места, где находился убийца. – Почему вы думаете, что Косарь остался наблюдать, как умирает жертва?

– Дама права на этот счет, – сказал медэксперт. В руках он держал маленький пластиковый пакет с запиской. – Убийца вложил записку в рот жертвы, когда смерть уже наступила. Иначе на пакете было бы больше крови.

Криминалист в перчатках взял у медэксперта пакет и при помощи пинцета извлек записку.

– «Я слишком глуп для жизни», – прочитал он вслух. – Вот и все, что тут есть.

– Я думал, что Косарь всегда писал эти слова на стене кровью жертвы, – произнес Коффи.

– Нет, никогда, – возразила Джоанна. – Это была версия газетчиков. Записка во рту жертвы – единственная деталь, которую ФБР скрыло от прессы и фанатов Иэна Зэкери.

– Значит, агент Кид все-таки делился с тобой служебной информацией, – сказала Мэллори, словно обвиняя Джоанну. Она выступила вперед и теперь неотрывно смотрела на Джоанну. – Или, может, ты…

Поймав взгляд Рикера, Мэллори запнулась. Между ними словно произошел безмолвный разговор, и Мэллори молча вернулась в круг полицейских.

– Тимоти подумал, что я смогу помочь, если буду знать о ритуальных обрядах убийцы, – Джоанна сплела руки и опустила голову.

– Доктор Аполло, – лейтенант Коффи легонько тронул ее за плечо, – что-нибудь еще напоминает вам место убийства агента ФБР?

– У Тимоти во рту не было записки, – произнесла она. – У Зайца тоже. Ритуальные обряды касались только присяжных. Еще Тимоти не паниковал и не бегал по комнате. Единственная полоса крови на стене в моей приемной и брызги от удара ножом. Основная масса крови была сосредоточена в одном участке. Когда ему перерезали горло, он сел в кресло и тихо умер. – Полицейские стали недоуменно переглядываться. Джоанна знала, что ей не поверили.

– Агент ФБР даже не пытался сопротивляться? – недоверчиво уточнил лейтенант Коффи.

– На его теле не было ран, это значит, что он не защищался, – ответила Джоанна, – если вы это имеете в виду. Он просто сел и умер. Так можно было дольше продержаться: чем меньше движений, тем меньше потери крови. В этом смерть Тимоти больше напоминает смерть Зайца. Еще они оба подозрительно относились к окружающим. У обоих задета яремная вена, что значительно менее опасно, чем поврежденная сонная артерия. Я догадываюсь, о чем вы хотите спросить. Да, этих двоих можно было спасти, остановив кровь и оказав необходимую медицинскую помощь. Учитывая повышенный уровень нервозности или паранойи у обоих, думаю, что Косарь не успел сделать свою работу так же тщательно. Заяц мог кричать, хотя я сомневаюсь, что на это кто-нибудь обратил бы внимание.

Джоанна услышала звук застегивающейся молнии: медэксперты упаковали тело и вывезли из гостиной. Все это время Джоанна смотрела в пол. Она ожидала, что теперь за дело примутся криминалисты, но вместо этого увидела, что в комнате снова появились ботинки детективов, которые теперь окружили ее. Джоанна глубоко вздохнула и приготовилась к новой атаке.

– Так что насчет агента Кида? – Ботинки Коффи находились лишь в нескольких сантиметрах от нее. – Вы говорите, что он тоже мог закричать? И вы полагаете, что он сидел в вашей приемной, терпеливо ожидая помощи, и молчал? – последнее слово отчетливо выразило его недоверие. – Он ждал вас, доктор?

– Ты была в соседней комнате, так, доктор Аполло? – Кроссовки Мэллори выступили вперед.

– Да.

– И вы ничего не слышали, – слева показались огромные ботинки Яноса. – Ни криков, ни шума – ничего.

Детективы разом обрушились на нее, засыпая вопросами, окружая ее тесным кругом. Один из внешних кругов ада Данте? Нет, Джоанна давно решила, что ад – вовсе не место, а бесконечное, неумолимое течение времени, которое уносит ее все дальше, не давая выбраться на берег.

Джоанна закрыла глаза.

Кто-то осторожно прикоснулся к ней и сплел пальцы своей руки с ее пальцами. Затем наступила тишина. Она открыла глаза и увидела рядом с собой Рикера. Остальные полицейские почтительно отступили под его гневным взглядом.

Виктор Пэтчок положил рыжий парик на шкаф и обвел взглядом свои владения: комната, ванная, голые стены. В ванной и туалете не было дверей: он снял дверцы даже с кухонного шкафа, чтобы там никто не спрятался. Он не мог сделать только одного – раздвинуть стены, чтобы добраться до самых крохотных нарушителей покоя, мышей. Их было слышно день и ночь, под маленькими цепкими лапками отскакивали кусочки штукатурки. Виктор постоянно слышал, как они шныряли над головой, под ногами, вокруг постоянно, каждую минуту, и от любого звука сердце колотилось. Мыши приходили к нему во сне, он и сейчас грезил о них, широко открыв глаза и уставившись на кусочек неба – все, что он мог видеть в решетчатом вентиляционном окошке. Иногда этого вида было катастрофически мало для него, ведь он постоянно сидел взаперти. С улицы окна были забиты досками, чтобы он случайно не выдал себя, выглянув в окно.

Его прошлая жизнь казалось такой далекой, словно была чужой. Больше всего на свете Виктор хотел вернуться домой, но не мог. К тому же он очень изменился – никто бы его не узнал теперь. Он провел рукой по волосам и вдруг с ужасом обнаружил, что их нет. Он сам обезобразил себя, сбрив недавно все волосы.

Виктор подошел к заколоченному окну и прижал лицо к узкой щели между досками. По улице шли редкие прохожие, но он знал, что скоро закончится рабочий день и люди вернутся домой, заполнят пространство над ним, под ним, слева, справа, словно рой пчел, каждое утро вылетающих на работу и под вечер возвращающихся домой. А мыши присутствовали всегда.

Виктор схватил одну из четырех белых тросточек и с размаху ударил по стене. Невидимая армия грызунов в панике бросилась врассыпную. Взбешенный, что не может достать их, Виктор колотил по стене все сильнее и сильнее, оставляя царапины и выбоины, пока его трость не сломалась, и вместе с ней, казалось, что-то надломилось у него в голове. Он вернулся к заколоченному окну и поднял глаза вверх, навстречу кусочку дневного света. Постепенно небо темнело, и стены вокруг исчезали. Только так он угадывал, что время все еще движется, хотя давно перестал осознавать и чувствовать его.

И вдруг появился новый звук: тонкая, еле слышная мелодия проникала сквозь стены. У мышей было радио.

Лейтенант Коффи стоял перед девушкой-звукооператором, которую звали Чумовой. Девушка так представилась сама, словно у нее не было другого имени. Поскольку в операторской кабине было мало места, детектив Янос остался ждать в коридоре. Джек Коффи мгновенно решил про себя, что девушка давно не мылась и не меняла одежду. Ее внешний вид оставлял желать лучшего: грязные ноги, спутанные волосы. Тем не менее, говорила она вполне разумно, когда в микрофон известила своего босса о приходе полицейского лейтенанта.