Весло невесты - Лина Дорош

— Славочка, что-то случилось? — смогла выдохнуть Ирина Игоревна после того, как поступила команда.

— Да! Нам жизненно важно наладить продажу актуальных журналов! Потенциальные читатели здесь наверняка найдутся, пусть и немногочисленные.

— Может быть, кофе? — несмело внесла предложение Ленка.

— Вот, кстати, о кофе! Нам необходимо установить хорошую кофе-машину, чтобы варить хороший кофе разных сортов. И столики поставить, чтобы посетители могли купить чашку кофе и присесть полистать книгу. А пока выпьют кофе, глядишь, книжечку и прикупят.

— А правда, что «мокко» и «мокка» — это разные виды кофе? — Зуля спросила почти шепотом.

— О чем Вы, Зулечка?! — взмолилась Ирина Игоревна.

— Ирина Игоревна, Зулечка права, — я перестала митинговать, почувствовала, что кульминация пройдена, — в Шмелеве замечательный воздух. Он чистый, и в нем много кислорода. Воздух — это хорошо, очень хорошо, но, оказывается, помимо кислорода в нашем воздухе должно быть большое количество других химических элементов: музыка и фильмы, журналы и книги, спектакли и концерты, выставки и spa-процедуры, капучино и кусок «Эстерхази». Да-да! И в два ночи, если захочется! И вино организмом перерабатывается нормально! Если в умеренных количествах! И обмыть — это не выпить чаю, как его… ёшкин кот!

Ирина Игоревна ничего не сказала и молча ушла в свой кабинет. Ленка пошла за кофейником, а Зулька повторила свой вопрос:

— Слав, правда, что «мокко» и «мокка» — это разные виды кофе?

— Правда, Зуль.

— А что такое «Эстерхази»?

— Это такой десерт. Очень вкусно, кажется.

Ленка принесла кофейник и молча разлила по чашкам кофе. Мы не знали, звать Ирину Игоревну или не звать. И тут она вышла сама.

— Славочка, — голос у нее дрожал от волнения, — несомненно, в Ваших словах многое справедливо. Но всё, что Вы сказали, так революционно! Так необычно для нашего города. Я готова Вас поддержать: сформулируйте все предложения в служебную записку, а я подпишу письмо на имя главы города. Только защищать проект пойдете Вы — раз сами заварили.

— Ирина Игоревна… — сказали хором три голоса.

— Я сама от себя, девочки, не ожидала, — Ирина Игоревна принялась интенсивно протирать очки, — я поговорю с главой города, мы учились вместе, предупрежу, что Вы, Славочка, придете. Но дальше всё будет зависеть от Вашей способности убеждать — речь ведь о больших денежных вложениях идет.

— Даже подумать страшно! — Зуля сказала это на вдохе.

— Боже мой! — Ирина Игоревна всплеснула руками.

До нее начало доходить, что произошло этим утром. Насколько изменится тот мир, к которому она так привыкла, который холила и лелеяла. В любом случае изменится, пусть даже удастся воплотить одну из всех прозвучавших бредовых идей.

— Бывает, — я тоже начала обретать чувство реальности, а потому и красноречие сошло на нет. Про себя добавила: «Вот и завела кошечку с собачкой…».

Весь день делали наброски для программы, сочиняли возможные мероприятия. В наш план попали и встречи с писателями, которые будут приезжать к нам для презентации своих книг, и проведение литературного конкурса и тематических вечеринок. Каждую неделю мы предлагали рассказывать в местной газете о новых книгах и планируемых мероприятиях. Моей задачей было за вечер превратить это всё и еще всё то, что я напредлагала утром, в бизнес-план и программу развития магазина. Для вдохновения я полистывала «Двенадцать стульев»: зачем изобретать велосипед, когда Нью-Васюки уже так хорошо описаны.

Художественная самодеятельность

Это был действительно совершенно новый для меня опыт. Бизнес-планы я хотя бы читала, а потому и написать смогла. Кое-как, но это уже второй вопрос. А вот защищать, а тем более презентовать и защищать — такого в моей жизни, бедной на события, щекочущие нервы, не было. Отсутствие опыта в некоторых случаях большой плюс. Сейчас я просто волновалась, потому что мне предстояло сделать то, чего я раньше не делала. А если бы делала, то не знаю, в каком состоянии я бы шла к главе шмелевской администрации. Возможно, я бы не дошла. Или вовсе не пошла. А тут — с папочкой в трясущейся руке, на полусогнутых, но иду!

Только сегодня я увидела, что здание администрации розовое. Город Шмелев становился в моих глазах всё более прогрессивным, даже продвинутым городом. Можно ли себе представить, чтобы Президент Всея Руси трудился в розовом здании? Или Государственная Дума заседала, ну, пусть не в розовом, а в фисташковом? Глава города Шмелева был явно чужд предрассудков. Пока шла до кабинета, в голове сама собой нарисовалась картинка. У мэра молодая скучающая жена. Еще совсем недавно она была столичной штучкой, а сейчас — первая леди Шмелева. Ее раздражает всё в этом тихом городе. Особенно ее удручает убогость не архитектурная, а скудость цветовая. И у нее розовый — любимый цвет. А чтобы поход мужа на работу не вызывал раздражения у жены, мэр велел покрасить здание администрации в ее любимый розовый цвет. Жена пришла в восторг и с радостью отпускает мужа на службу. Глупость? Какой цвет — на то и вдохновил! Секретарь прервала мои мысли словами:

— Амалия Львовна готова Вас принять.

«Ну конечно! — пронеслось в голове. — Если бы сосредоточилась не на фантазиях по мотивам розового цвета, а посмотрела на табличку на двери, то поняла бы ошибочность своих выводов. В розовом здании руководить может только женщина! Никакая жена не заставит Президента покрасить «работу» в ее любимый нежный цвет. А вот, если женщина станет Президентом, то можно на что-то ласковое в цветовом решении надеяться. Хотя навряд ли. Если женщина не истребит в себе любовь к розовому и другим нежным цветам, то сомнительно, что она станет кем-то большим, чем глава города а-ля Шмелев. Даже мэром города с метро ей не стать, не то что Президентом России».

— Амалия Львовна готова Вас принять! — секретарь уже перешла на повышенный тон.

«Львовна?! Это хороший знак! Я — Львовна, и она — Львовна! Мы обе — Львовны!» — и мысленно я себе подмигнула.

— Девушка! — секретарь громко начала читать мне нотацию. — Амалия Львовна готова Вас принять! Если Вы хотите, чтобы Вас принял другой глава города, то приходите лет через пятнадцать!

— Извините, я задумалась, я уже иду!

— То им десять раз по телефону скажи, что не примет! То потом десять раз скажи, чтобы заходили, потому что их готовы принять! Не работа, а сплошные нервы! — секретарь в гордом одиночестве читала мораль всему населению Шмелева, а заодно и всем гостям города.

— Амалия Львовна, здравствуйте! — мой голос прозвучал как-то по-пионерски.